...Они сидели в кафе. Сулейман с улыбкой посмотрел на небо и сказал, отхлебнув кофе:
– Ты когда Коран вчера читал в мечети, я видел, как ребята плакали. Это дар Всевышнего, брат… Маша Аллах.
Мовлади улыбнулся в ответ, не глядя на Сулеймана. Улыбка, как обычно, получилась грустная.
– Знаешь, Сулейман, – тихо признался он. – У меня столько грехов. Я в джахилиййи такое творил… Может, у меня даже дети незаконнорожденные есть.
Сулейман, внимательно посмотрев на него, так же тихо спросил:
– Но ты ведь раскаялся?
– Раскаялся, миллион раз раскаялся. Но когда эти грехи вспоминаю, они мне сердце жгут каленым железом…
Взгляд Мовлади затуманился. Сулейман понял, что он углубился в свои воспоминания, и стал молча пить свой кофе.
…Ей было шестнадцать, ему двадцать. Ее звали Фарида. Отец ее был чеченцем, мать – турчанкой. У нее был еще брат Дауд, на пять лет ее старше. Отец их умер, когда Фариде было всего четыре, и их мать покинула Чечню и вернулась в Турцию, на родину. Они выросли в Турции. У матери их был весьма доходный мебельный бизнес, который после ее смерти перешел к Дауду. У них был большой дом недалеко от побережья.
Они познакомились случайно, на побережье. Мовлади рано лишился родителей. Чечню покинул еще в пять лет, до четырнадцати жил в Грузии, потом в Азербайджане. Потом он познакомился с турком, владельцем трех ресторанов в Турции, и тот пригласил его работать к себе. Мовлади согласился. Работа была несложной, платили хорошо. Ресторан стоял на самом побережье, и после работы он спускался к морю и плавал. И вот однажды, когда ему исполнилось двадцать, он увидел ее. Подошел, заговорил, она улыбнулась… Как-то сразу их потянуло друг другу. С тех пор они встречались на побережье каждый вечер, и он считал часы до встречи. Он познакомился с ее братом, Даудом, они сдружились…
Мовлади вздохнул и прикрыл глаза. Что делает Шайтан с людьми… Как он играет их чувствами, как ловко использует в своих целях страсти, бродящие в их крови… Он бросал эту девушку в его объятия каждый вечер, он нашептывал ему: «Посмотри, какая она красивая! Посмотри, какие у нее глаза, какая улыбка… Прикоснись к ней. Она ведь так близко… Она твоя… Смотри, она пришла к тебе… Ты молод. Она тоже. Ты пришел в этот мир, чтобы наслаждаться… Возьми от жизни все, пока ты молод и полон сил». Так баюкал он Мовлади своими вкрадчивыми и сладкими дьявольскими речами, усыпляя его бдительность, мешая ему опомниться. И за те упоительные пять месяцев, проведенные с Фаридой, он ни разу не подумал о том, что это грех, что он совершает прелюбодеяние. Ни разу за пять месяцев ему в голову не пришла мысль о том, что за каждое прикосновение к этой девушке ему записывается грех у Всевышнего, и что каждую ночь, которую он проводил с ней, он проводил под гневом Аллаха…
Мовлади горько усмехнулся. Как ждал он этих встреч, которые на самом деле губили их обоих, с какой радостью и трепетом раскрывал объятия девушке, которая была для него запретной…
… Однажды они поссорились. Из-за пустяка. Он поругался с одним из клиентов в ресторане, а потом, раздраженный, придрался к какому-то ее слову. Она ушла, он, вместо того, чтобы попросить прощения, пошел в бар, познакомился с какой-то девицей и пошел вместе с ней по побережью – так, чтобы Фарида увидела его. Ему хотелось задеть ее, сделать ей больно. И она увидела его с другой. А через три дня он узнал о том, что она уехала с братом в его длительную командировку…
Мовлади хорошо помнил тот день. Он брел по побережью, не зная, куда идет, и понимал, что совершил большую глупость. Он поднялся наверх, побрел по улицам, и, в конце концов, оказался у мечети. Он никогда не задумывался о религии, никогда не был в мечети, вокруг него никогда не было людей, соблюдающих Ислам. Но в тот день он зашел в мечеть. Сам не зная зачем. Снял обувь, зашел, осмотрелся, ощутил странное спокойствие. В мечети сидел молодой араб, читавший Коран. Мовлади сел недалеко от него и принялся слушать красивое, размеренное, выразительное чтение. Закончив чтение, он поздоровался с ним. Мовлади ответил, завязался разговор. Это был открытый и искренний паренек его возраста, с доброй и приветливой улыбкой. Звали его Хабиб. Мовлади честно признался ему, что никогда не соблюдал религию, более того, вообще никогда не задумывался о Творце и смысле бытия. Хабиб очень спокойно воспринял его слова и сказал в ответ, что таково положение очень многих молодых людей в наше время, и что двери Аллаха всегда открыты для тех, кто стремится к Нему. О себе Хабиб сказал, что он из Сирии, учится на факультете Шариата в Сирии, но так как любит путешествовать и учить языки, оставил учебу на год и приехал в Турцию на курсы турецкого. Была у его приезда еще одна, даже более важная цель: доучить до конца Коран, что он и сделал вполне успешно благодаря Всевышнему… Хабиб сказал, что завтра уезжает домой и пригласил его в гости. Мовлади, не долго думая, согласился. Ему почему-то хотелось, чтобы знакомство с этим пареньком переросло в дружбу. Мовлади понравился его спокойный характер, доброта, приветливость, его слова.
В Сирии семья Хабиба встретила его так, словно он был родным братом Хабиба. Два месяца он провел вместе с Хабибом и его друзьями. Хабиб показал ему всю Сирию. Они вместе ходили в мечети, бродили по базарам Дамаска, а иногда брали машину и ехали куда-нибудь за город, на природу. Мовлади открыл для себя Ислам. За эти два месяца он отдохнул душой и со всей ясностью осознал, что у него никогда не было настоящих друзей до того, как он познакомился с Хабибом. Может, только Дауд, брат Фариды… Мовлади честно рассказал новому другу и брату по вере историю с Фаридой – они с Хабибом сблизились, и Мовлади не чувствовал потребности что-то скрывать от него. Хабиб, выслушав его, улыбнулся своей доброй улыбкой и сказал: «Мовлади, брат… Двери покаяния открыты до самой смерти человека, до его предсмертного хрипа. И Аллах – Милостивый, Милосердный. Ты не найдешь в этом мире человека без греха – все мы что-нибудь делаем не так. Но если человек искренне раскается и попросит прощения, Всевышний простит его».
Через Хабиба он познакомился с одним человеком из Кувейта, который пригласил его к себе. Так Мовлади попал в Кувейт, где почти семь лет изучал Ислам. Ночная молитва стала его успокоением. Он много постился, проводил много времени в мечети, учил Коран, часами сидел над книгами. Ислам, эта великая религия, открылась ему во всей своей красоте и совершенстве.
Сколько раз он благодарил Аллаха за то, что в тот день он оказался в мечети и встретил Хабиба, из-за которого изменилась вся его жизнь. Лишь спустя несколько лет Мовлади осознал безграничность мудрости Всевышнего. Это были звенья одной цепи: его ссора с Фаридой, приход в мечеть, знакомство с Хабибом, приезд в Сирию. Аллах вел его к цели…
Три года назад он познакомился с Сулейманом, и недавно тот уговорил его стать его деловым партнером и помощником. Сулейман собирался развернуть торговлю в Турции.
Все эти годы Мовлади не чувствовал никакой потребности возвращаться в Турцию. Но после того как он закончил учебу около года назад, ему в голову все чаще стала приходить мысль о возвращении. Словно какой-то внутренний голос говорил ему: «Твое место там». Этот внутренний голос был очень похож на тот, что семь лет назад сказал ему после ссоры с Фаридой: «Зайди в мечеть…».
О Фариде он за эти семь лет вспоминал не раз. Он не хотел думать о ней, но время от времени ее образ все же всплывал в его памяти, и почему-то сразу вспоминалось стихотворение:
Воспоминаний сладкий яд…
Отравленные стрелы
Пронзают сердце вновь и вновь,
Не тронув тела…
Опять ударила стрела,
Грудь не задела,
Но сердце – ей поражено –
Вдруг заболело…
Сколько раз мечтал он вернуться в прошлое, в тот день, когда они встретились, и просто пройти мимо нее, не посмотрев на нее, не сказав ни слова. Просто пойти своей дорогой, не обратив на нее внимания, чтобы не было этого знакомства, этих разговоров по вечерам, этих долгих прогулок по побережью, этих ночей, которые, несмотря ни на что, помнило его сердце, заклейменное этим грехом, который тогда казался таким сладким, а теперь вызывал раскаяние и боль.
– О чем думаешь? О чем вспоминаешь? – с улыбкой спросил его Сулейман, внимательно глядя на него.
Мовлади вздохнул и тоже улыбнулся.
– Думаю о том, о чем не хочу думать, и вспоминаю о том, о чем не хочу вспоминать…
Сулейман молча улыбнулся в ответ, понимая, что слова ни к чему.
Они вышли из кафе. Мовлади смотрел вокруг, но никак не мог понять: то ли изменилась Турция, то ли изменился он сам… Даже воздух казался каким-то другим.
Он поскреб короткую бороду. Когда-то он ходил гладко выбритый.
Надо показать Сулейману Турцию, подумал он про себя. Как раз есть две-три недели до начала работы…
– Какая мечеть красивая! Как игрушка, – восхитился Сулейман.
Мовлади молча улыбнулся. Это была та самая мечеть, в которой он встретил Хабиба семь лет назад…
Когда он ступил под ее своды и огляделся, ему показалось, что он пришел на свидание со своим прошлым. Длинной чередой ярких видений пронеслась перед ним вся его жизнь.
Он заметил, что народу в мечети много. Его это порадовало.
Он вышел из мечети первым. Перед ним шла какая-то девушка невысокого роста в светло-зеленом джильбабе и большом платке с мелким рисунком, обнимавшем ее хрупкие плечи. Мовлади подумал, что она, наверное, тоже была в мечети. Она обернулась, словно ища кого-то. Большие зеленые глаза посмотрели куда-то мимо Мовлади. Мовлади отвел взгляд. Ее красивое лицо показалось ему очень знакомым… И тут его осенило.
Он повернул голову. Она тоже увидела его. Краска сошла с ее лица. В больших глазах мелькнуло смятение. Ему показалось, что она тоже сомневается, он ли это. Но тут его окликнул вышедший из мечети Сулейман. И она, услышав его имя, резко повернулась и почти бегом бросилась прочь. Мовлади так и остался стоять, не в силах сдвинуться с места… Это была она, Фарида.
– Сулейман, подожди меня, я вернусь через минуту…
Мовлади бегом бросился за угол мечети, где несколько секунд назад исчезла Фарида.
Она стояла за мечетью, у розовых кустов. Она не могла видеть его, потому что стояла спиной, но, видимо услышав его шаги, а может, просто почувствовав его присутствие, опустила голову. Он остановился в десяти шагах от нее.
– Фарида, помнишь… – начал он и осекся.
А о чем, собственно, он хотел ей напомнить? О том, о чем сам не хотел вспоминать?
Она, не поворачиваясь к нему, чуть слышно сказала:
– Я все помню. Но Аллах знает, как я мечтаю забыть.
Он вздохнул.
– Я не желаю тебе зла, Фарида. И я никогда не причиню тебе вреда.
Он повернулся и медленно пошел прочь. И он знал: она ничего не скажет ему вслед…
Он чуть слышно вздохнул. Еще один порыв. Порыв, которых так много у людей, и которые в большинстве своем не ведут ни к чему хорошему. Обратно он шел, повторяя про себя: «Астагфируллах».
Фарида дрожащей рукой открыла дверь, вошла в дом… Она прислонилась к стене, закрыв глаза. Самые разные чувства раздирали ее сейчас.
С лица Дауда, который вышел ей навстречу, мигом сошла улыбка, когда он взглянул на сестру. Он нахмурился.
– На тебе лица нет… Что…
Он не успел закончить вопрос. Подняв на него полный боли взгляд, она чуть слышно прошептала:
– Мовлади здесь…
До него еще не успел дойти смысл ее слов, как она, не в силах больше сдерживаться, сделала шаг вперед, и уже через мгновение прижалась к нему, обняв его за шею. Он почувствовал, что она вся дрожит, и понял, что она плачет.
– Господи, Дауд… – проговорила она, всхлипывая. – Когда я вспоминаю о том, что творила, мне хочется умереть.
Ее слабый голос тонул в рвущихся из ее груди рыданиях.
Дауд вздохнул и обнял ее, молча гладя по голове. У него появился повод задуматься.
* * *
До вечера она просидела в кресле с книгой, но Дауд понял, что она не читает. Мысли ее явно были далеко. Когда он направился к двери, она подняла на него глаза и тихо спросила:
– Ты куда?
– В мечеть, магриб почитаю, – ответил он, улыбнувшись про себя.
Она была так взволнована, что даже не заметила, что говорит по-чеченски. Дауд молча вышел из дома и дошел до мечети. Он знал: на все Воля Аллаха, и если ему суждено то, о чем он думал, это непременно будет так.
Мовлади уже второй час сидел в мечети, вполголоса читая Коран. Вопреки его собственному ожиданию, на душе у него было спокойно. Он уже давно осознал, что ничего в этой жизни не происходит просто так, и понимал: эта встреча тоже была неспроста. Во всем есть смысл.
Прозвучал азан. Он отложил Коран и встал в ряд молящихся.
После молитвы люди разошлись, а он остался сидеть в мечети. Он знал, что Сулейман все равно спит. Они прилетели ночью, он устал, да еще смена климата…
Он взял Коран и, отойдя на несколько шагов, сел на ковер и приготовился читать. Он сам не знал, что заставило его поднять глаза. Он увидел направляющегося к нему молодого человека. Он без труда узнал его. Мовлади невольно улыбнулся, заметив, что Дауд тоже отпустил бороду.
«Что он скажет ему сейчас?» – подумал Мовлади про себя. Как бы там ни было, все от Аллаха. Он вздохнул и остался на своем месте, ожидая, пока Дауд подойдет.
Дауд остановился возле него и несколько секунд стоял молча. Мовлади, не вставая с места, поднял на него глаза. Их взгляды встретились. Наконец Дауд молча протянул ему руку. Мовлади протянул ему руку в ответ и быстро поднялся. Они обнялись.
– Ну, давай, брат, рассказывай… – сказал Дауд, садясь на ковер рядом с ним.
– Честно признаться, мне тоже не терпится услышать твою историю, – с улыбкой отозвался Мовлади.
– Давай начнем с тебя… Мне от тебя скрывать нечего.
Мовлади согласно кивнул и мысленно вернулся в тот день, когда поссорился с Фаридой…
Оставшись одна, Фарида отложила книгу, забралась на кресло с ногами и устало прикрыла глаза. После ссоры с Мовлади она уехала с братом в его деловую командировку. Они вернулись. Мовлади не появлялся. Она сказала брату: «Не нужно его искать». Но в конце концов Дауд все же спросил о Мовлади хозяина ресторана, где тот работал. Тот сказал, что Мовлади уехал и не сказал, когда вернется, и вернется ли вообще. Фарида старалась не показывать, что вообще думает о нем, и делала вид, что этот человек для нее больше не существует. Прошел месяц, и они случайно познакомились в кафе с одной чеченской семьей. Она с братом пришла в это кафе, Дауд заказал мороженое. И вдруг они услышали совсем рядом чеченскую речь. Фарида обернулась и увидела сидящих за соседним столиком женщину в длинном платье и платке, очень худую девушку лет пятнадцати в широкой и длинной кофте с юбкой и в большом платке и парня лет двадцати-двадцати двух с бородкой.
Фарида сказала брату:
– Пойдем, познакомимся.
– Пойдем, – кивнул Дауд.
Они встали и вместе подошли к соседнему столику.
Так состоялось из знакомство с Заирой, Седой и Бисланом.
Фарида прикрыла глаза, вспоминая.
Очень скоро они с пятнадцатилетней Седой стали близкими подругами, а ее брат Бислан подружился с Даудом. Нужно было отдать должное терпению этих людей. Они, будучи глубоко религиозными, ни в чем не упрекали Фариду и Дауда. Седа брала ее за руку и они не спеша шли по улице, разговаривая, и Фариде даже в голову не приходило, что выглядят они весьма странно. Девушка в свободной, неброской одежде, скрывающей все ее тело, кроме лица и кистей рук, и она Фарида, в черных джинсах в обтяжку, розовой майке и гривой распущенных темных волос.
Фарида знала, что образ Седы останется в ее памяти навсегда – ее тихий голос, карие глаза – такие кроткие и всегда немного печальные, глаза, излучавшие свет, красивое бледное лицо. Ее слова, такие мудрые, несмотря на ее совсем еще юный возраст, проникающие в самое сердце. Эта встреча перевернула их с Даудом жизнь.
Однажды она спросила Седу:
– О чем ты мечтаешь?
– О том, чтобы умереть мусульманкой, и чтобы Аллах был доволен мною, когда я встречу Его, – ответила Седа.
Она всегда говорила то, что думала. Фарида сразу поняла, что эта девушка вообще не умеет быть неискренней. Она была слишком чистой и благородной.
– И только? – удивилась тогда Фарида. – А о любви ты разве не мечтаешь? О человеке, который полюбит тебя…
Седа пожала худыми плечами.
– У Аллаха все давно предопределено, и тот, кому суждено меня полюбить, сам найдет меня, когда придет время. Все давно решено. Зачем об этом думать?
Ход мыслей Седы порой казался Фариде странным, ее удивляли ее слова, ее рассуждения о жизни, но очень скоро она начала замечать, что соглашается с ней. Седа говорила о том, что для нее самой всегда было очевидно и просто, как дважды два, а для Фариды это были настоящие открытия. Никогда в своей жизни она не встречала таких чистых, искренних и в то же время сильных духом людей. Верить, поклоняться Создателю было для Седы так же естественно, как дышать. «Многие люди думают, что мы живем просто так, что мы появились ниоткуда и уйдем никуда, и они не понимают, как это глупо» – так говорила Седа. Так же говорила и ее мать. Фарида помнила, как Седа однажды сказала ей: «Каждый человек однажды ответит за все, что он делал в этой жизни. Ответишь ты, отвечу я… Я отвечу за неосторожные слова, слетевшие с моих губ и обидевшие кого-то, за взгляд, брошенный на того, на кого Всевышний запретил мне смотреть, за запретный кусок, положенный в рот, каким бы маленьким он ни был. Аллах знает и видит все, и поэтому не радуйся тому, что люди не видели, как ты совершаешь постыдное и греховное. Аллах видит все, и это намного страшнее». Седа всегда говорила просто, никогда не подбирая слова. Они, казалось, сами рождались в ее душе, наполненной верой, и несли в себе частички этой веры.
Фарида часто видела, как Седа, почитав Коран, бережно закрывала его, прижимала к груди, а потом осторожно целовала обложку. «Что в этой книге такого, что ты обращаешься с ней так, словно она золотая?» – однажды спросила ее Фарида. Седа посмотрела ей в глаза своим чистым взглядом и сказала в ответ: «А ты думаешь, есть на свете сокровище дороже, чем эта книга?».
Семья Седы была очень бедной – они уехали из Чечни еще в начале войны, после гибели отца Седы, и теперь еле сводили концы с концами, но при этом они никогда ни на что не жаловались, никогда ни о чем не просили. «Аллах определил удел для каждого человека, и этот удел мы обязательно получим сполна. Пропитание у Аллаха, а не у людей, и просить его нужно не у них, а у Него. Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: “Если бы вы уповали на Аллаха должным образом, вы получали бы свой удел, как получает его птица, которая улетает утром с пустым животом, а возвращается вечером с полным”».
Постепенно Фарида поняла, что эти люди были сильнее всех сильных и богаче всех богатых. Их непоколебимая вера давала им силу, и она была их самым большим богатством.
Они часто бывали в гостях у Дауда и Фариды, и обычно, когда они читали намаз, Дауд с Фаридой молча наблюдали за ними. Через некоторое время Фарида сама заговорила Седой об Исламе, и сказала: «Знаешь, наши родители никогда не говорили с нами о религии. Я не знаю, что такое Ислам, и хотя в Турции немало мечетей, я туда никогда не заглядывала… Но я хочу это узнать… Помоги мне…». И Седа стала понемногу знакомить ее с Исламом. Фариде нравились ее рассказы. Она еще больше убедилась в том, какой блестящий ум и чистое сердце даровал этой девушке Всевышний.
Спустя еще полгода Фарида вместе с Даудом произнесли слова Свидетельства. Со временем они начали совершать намаз вместе, и как-то незаметно он стал неотъемлемой частью их жизни. Позже Фарида начала учиться читать Коран под руководством Седы.
Так прошло пять лет, и вот, однажды, семья Седы решила вернуться на родину.
– Там вроде все успокоилось, – сказала Заира, мать Седы. – Там наша родина, мы должны быть там, распространять Ислам на родной земле. Уповаем на Всевышнего… Все равно не случится ничего, кроме того, чего Он желает.
Фариде очень не хотелось расставаться с Седой, но она всегда понимала, что однажды этот день настанет. Хотят они этого или нет.
Прощание было трудным. Фарида плакала, обнимая Седу. В горле у нее стоял комок. Дауду тоже было грустно.
Они пообещали позвонить, как только устроятся в Чечне.
Образ Седы в тот последний день врезался в память Фариды. Ее глаза излучали свет веры, живущей в ее сердце, даже лицо ее, казалось, светилось. Взгляд у нее в тот день был какой-то отчужденный. Взгляд человека, забывшего этот мир для мира вечного, забывшего всю эту мирскую суету ради восхитительной, прекрасной вечности в Райских садах. Взгляд человека, предчувствующего свой конец…
Каждый раз Фариде, вспоминавшей лицо Седы в тот день, казалось, что Седа знала, что идет на смерть.
Этот день, день их прощания стал для Фариды и Дауда днем, разделившим их жизнь на «до» и «после», и оба они помнили его так, словно все было вчера.
Прошла неделя с их отъезда, потом другая… Прошел месяц, второй… Фарида каждый день ждала звонка, но телефон упорно молчал.
– Может, номер потеряли… – с какой-то странной надеждой сказала она брату.
Но Дауд покачал головой.
– Бислан его наизусть знает. Седа тоже.
Они провели в ожидании еще два месяца. Неясная тревога грызла их обоих. Но они старались не показывать вида. Наконец, Фарида не выдержала.
– Давай попробуем связаться с кем-нибудь там. Может, что-нибудь узнаем.
Дауд долго спрашивал у всех знакомых, и вот, наконец, нашел одного чеченца.
– Они из села какого? – спросил тот.
Дауд назвал село.
– У меня родители живут в тех местах. Попробую спросить.
На следующий день он сказал Дауду.
– Они не знают. Но раздобыли номер соседей их. Вот, позвони.
Фарида подняла трубку, набрала номер. Рука у нее дрожала, ей почему-то стало холодно, хотя за окном было жаркое лето.
Срывающимся голосом, еле успевая мысленно переводить турецкие слова на чеченский, она спросила поднявшего трубку старика о Седе и ее семье.
– Приехали они, дочка… Прожили несколько дней. А потом исчезли. Дом пустой стоит… Да сейчас вообще время смутное, страшное…
Фарида дрожащей рукой положила трубку на место и подняла глаза на Дауда. Она ничего не сказала ему – у нее не было сил говорить, но по ее лицу он все понял. Из ее больших глаз побежали слезы. Фарида не помнила, чтобы когда-нибудь в своей жизни плакала так, как в тот день. Она не знала, что случилось с Седой и ее семьей, но сердце говорило ей с ужасающей уверенностью, что она никогда уже их не увидит.
Фарида запомнила этот день, даже дату. Это был день, в который она первый раз одела хиджаб.
В тот день Фарида осознала мудрость Всевышнего. Он послал ей Седу, чтобы она привела ее в Ислам, и как только миссия ее была выполнена, она исчезла из ее жизни, и это исчезновение было последней каплей, дополнившей и укрепившей веру Фариды, последним толчком, побудившим ее к соблюдению Ислама. Это было событие, окончательно изменившее всю жизнь Фариды, открывшее ей глаза. Оно помогло ей понять все то, что она еще не успела понять. С этого дня начался их с Даудом настоящий Ислам. И Фарида была безумно благодарна Седе, ее матери и брату за то, что они, по воле Всевышнего, вывели их на истинный путь, путь счастья в обоих мирах.
В замке повернулся ключ. Она встрепенулась. Вошедший Дауд поздоровался.
– Что–то ты долго… – тихо сказала она.
– Я встретил Мовлади в мечети, – сказал он, наблюдая за ее реакцией.
Она подняла на него глаза и тихо спросила:
– И?
– Он ждет на улице. Он хочет поговорить тобой… И я тоже этого хочу. Он сказал, что если ты не хочешь, он не станет настаивать и просто уйдет.
Она опустила глаза и запустила пальцы в длинные волосы. Потом вздохнула и тихо сказала:
– О чем мне говорить с ним, Дауд? Я столько лет пыталась забыть прошлое, а сейчас вы с Мовлади хотите, чтобы я опять разбередила старые раны. Для чего?
– Потому что ты его любишь. И потому что он любит тебя, – отозвался Дауд.
Она опустила взгляд.
– Фарида, он изменился. Он стал другим, как и мы. Он больше не тот парень, на свидание к которому ты бегала каждый вечер семь лет назад. Теперь он мусульманин. Настоящий мусульманин. Честный, благородный и богобоязненный человек, знающий и любящий свою религию. И сейчас он пришел сюда ради Аллаха, а не потому, что хочет вернуть прошлое. Прошу, позволь ему самому все тебе объяснить.
Она сидела молча почти минуту, потом чуть слышно вздохнула и сказала:
– Хорошо… Пусть будет по-твоему. Только позволь мне прочитать истихару.
Она встала и пошла за платком.
Мовлади сидел на песке, обняв колени, и смотрел на звезды над своей головой. Он ждал Дауда. В душе его царило спокойствие. Он знал: если им с Фаридой суждено быть вместе, то так оно и будет, а если нет, значит, так лучше для них обоих…
– Мовлади… – окликнул его Дауд. – Пойдем.
Мовлади встал, отряхнул брюки и пошел за Даудом.
Когда они зашли в дом, она сидела на кресле, одетая в тот же джильбаб и платок, в котором он видел ее днем. Взгляд ее был устремлен в пол.
Он сел на диван напротив нее и сказал:
– Салям алейкум, Фарида… Я хочу, чтобы мы были вместе и шли по пути Всевышнего, взявшись за руки… Для этого я здесь.
Дауд невольно улыбнулся, исподтишка взглянув на Мовлади. Как легко рождаются слова, когда человек искренен и когда в его сердце живет вера…
Она вздохнула и, по-прежнему не глядя на него, тихо сказала:
– Мовлади… Я верю, что у тебя добрые намерения. Но наше прошлое всегда будет разделять нас. Оно всегда будет вставать между нами…
Он улыбнулся.
– Фарида… Я приехал сюда надолго и собираюсь работать здесь. Ты хочешь, чтобы мы каждый день, завидев друг друга на улице, опускали взгляд и бежали прочь, вспомнив это самое прошлое? Нет, это не выход. Мы должны вместе побороть наше прошлое и забыть его. А для этого нам нужно перестать жить им. Нужно переместиться в настоящее и создавать будущее… Вместе.
Фарида вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. В ней словно проснулось и ожило что-то. Сердце забилось взволнованно, слезы подступили к глазам…
Она подняла взгляд и несколько секунд жадно вглядывалась в лицо Мовлади. Такое знакомое… Родное до боли. Эти глаза, эти губы, эти руки. Все в нем было таким знакомым, таким близким. Она почувствовала, как сильно любит этого человека, который сидел сейчас перед ней со спокойной улыбкой на губах, словно говорящей: «На все Воля Всевышнего».
Она вздохнула, стараясь успокоиться, но в душе уже поняла, что все ее усилия бесполезны, и она все равно заплачет. Так оно и вышло.
Дауд, стоящий недалеко от кресла, на котором она сидела, тихо позвал ее. Она встала и, на ходу вытирая слезы, быстро подошла к нему.
Она посмотрела на брата. Тот тихо сказал ей:
– Фарида… Когда в нашей жизни появилась семья Бислана, это был нам знак от Всевышнего, что мы должны сделать новый и очень важный шаг в нашей жизни. И появление Мовлади – это еще один знак, и тебе предстоит сделать еще один очень важный шаг. Мне так кажется… А Аллах знает обо всем лучше.
Она молча кивнула, вытерла глаза и вернулась на свое место.
Мовлади взглянул на нее и спросил:
– Ты идешь со мной, Фарида?
Она вздохнула и тихо сказала:
– Да… Инша Аллах.
– Теперь в мечеть? – спросил Дауд. – Если да, то нужен еще один свидетель…
Мовлади улыбнулся про себя. «Придется разбудить Сулеймана» – подумал он.
– Об этом не беспокойся. Аллах облегчает Своим рабам совершение благих дел.
– Как знаешь, – улыбнулся Дауд.
Он повернулся к сестре.
– Пойдем…
Она встала. Они вышли втроем.
Мовлади набрал номер Сулеймана. Тот ответил не сразу. Наконец заспанный голос проговорил:
– Салям… Да, брат, слушаю… Что у тебя?
– Да вот, жениться надумал…
– А… – протянул Сулейман. – Маша Аллах. Пригласишь на свадьбу?
– Уже приглашаю. Жду тебя через полчаса у той мечети, в которой мы сегодня молились.
– Что, прямо сейчас? А почему ты мне раньше не сказал? – растерянно спросил Сулейман.
– Я тоже ничего не знал… – улыбнувшись, отозвался Мовлади.
– Как-то ты, маша Аллах, неожиданно…
– Ты же знаешь – все происходит в час, назначенный Всевышним, – возразил Мовлади.
– Да, – согласился Сулейман. – Конечно… Ладно, я уже одеваюсь.
Мовлади попрощался с Сулейманом и поравнялся с Даудом и Фаридой.
* * *
Была уже полночь. Они не спеша шли по побережью, держась за руки. Здесь они встречались каждый вечер семь лет назад… Они разговаривали вполголоса.
Фарида шла, чувствуя, как в сердце горит любовь к Мовлади и бьется мощным пульсом благодарность – глубокая, бесконечная, искренняя благодарность Всевышнему. Благодарность за то, что Он привел их к Исламу… За то, что Он соединил их спустя семь лет после их разлуки. Соединил уже не в грехе, а под сенью Его религии…
В каждом звуке, в каждом шорохе, даже в шуме прибоя ей слышалось слово «Аллах», отчего в душе рождалось странное спокойствие и умиротворение. Сейчас она как никогда ясно осознавала, что весь этот огромный мир с его чудесами принадлежит Всевышнему, и что они с Мовлади – два слабых создания, осененных Его безграничной милостью.
Она подошла к морю, присела и опустила руки в воду. Глядя на нее, Мовлади вспомнил, как тогда, семь лет назад, они заходили в море и, смеясь, брызгались до тех пор, пока их одежда не промокала насквозь…
Она повернулась и брызнула на него. Он улыбнулся…
Они сели у самой воды. Фарида подняла голову и посмотрела на ночное небо, усеянное мириадами звезд. Каждый раз, глядя на звезды, она вспоминала Седу. Ей очень шло это имя . Она и в самом деле была звездой, осветившей жизнь Фариды, поделившейся с ней своим светом. Звездой, сиявшей ярко во тьме этого мира с его пороками и злом. Звездой, ни секунды не светившей для себя, но сгоревшей для других. Сгоревшей быстро, но оставившей неизгладимый след в жизни многих людей…
Фарида почувствовала, как рука Мовлади осторожно вытерла слезу с ее щеки, и молча улыбнулась.
Ей показалось, что с неба на нее смотрят большие, немного печальные и мудрые не по годам карие глаза Седы, и среди тысяч звезд вдруг померещилась ее добрая, открытая и всегда искренняя улыбка.
Она прикрыла глаза, положила голову на плечо Мовлади и прошептала:
– Ля иляха илляЛлах…
– Ты когда Коран вчера читал в мечети, я видел, как ребята плакали. Это дар Всевышнего, брат… Маша Аллах.
Мовлади улыбнулся в ответ, не глядя на Сулеймана. Улыбка, как обычно, получилась грустная.
– Знаешь, Сулейман, – тихо признался он. – У меня столько грехов. Я в джахилиййи такое творил… Может, у меня даже дети незаконнорожденные есть.
Сулейман, внимательно посмотрев на него, так же тихо спросил:
– Но ты ведь раскаялся?
– Раскаялся, миллион раз раскаялся. Но когда эти грехи вспоминаю, они мне сердце жгут каленым железом…
Взгляд Мовлади затуманился. Сулейман понял, что он углубился в свои воспоминания, и стал молча пить свой кофе.
…Ей было шестнадцать, ему двадцать. Ее звали Фарида. Отец ее был чеченцем, мать – турчанкой. У нее был еще брат Дауд, на пять лет ее старше. Отец их умер, когда Фариде было всего четыре, и их мать покинула Чечню и вернулась в Турцию, на родину. Они выросли в Турции. У матери их был весьма доходный мебельный бизнес, который после ее смерти перешел к Дауду. У них был большой дом недалеко от побережья.
Они познакомились случайно, на побережье. Мовлади рано лишился родителей. Чечню покинул еще в пять лет, до четырнадцати жил в Грузии, потом в Азербайджане. Потом он познакомился с турком, владельцем трех ресторанов в Турции, и тот пригласил его работать к себе. Мовлади согласился. Работа была несложной, платили хорошо. Ресторан стоял на самом побережье, и после работы он спускался к морю и плавал. И вот однажды, когда ему исполнилось двадцать, он увидел ее. Подошел, заговорил, она улыбнулась… Как-то сразу их потянуло друг другу. С тех пор они встречались на побережье каждый вечер, и он считал часы до встречи. Он познакомился с ее братом, Даудом, они сдружились…
Мовлади вздохнул и прикрыл глаза. Что делает Шайтан с людьми… Как он играет их чувствами, как ловко использует в своих целях страсти, бродящие в их крови… Он бросал эту девушку в его объятия каждый вечер, он нашептывал ему: «Посмотри, какая она красивая! Посмотри, какие у нее глаза, какая улыбка… Прикоснись к ней. Она ведь так близко… Она твоя… Смотри, она пришла к тебе… Ты молод. Она тоже. Ты пришел в этот мир, чтобы наслаждаться… Возьми от жизни все, пока ты молод и полон сил». Так баюкал он Мовлади своими вкрадчивыми и сладкими дьявольскими речами, усыпляя его бдительность, мешая ему опомниться. И за те упоительные пять месяцев, проведенные с Фаридой, он ни разу не подумал о том, что это грех, что он совершает прелюбодеяние. Ни разу за пять месяцев ему в голову не пришла мысль о том, что за каждое прикосновение к этой девушке ему записывается грех у Всевышнего, и что каждую ночь, которую он проводил с ней, он проводил под гневом Аллаха…
Мовлади горько усмехнулся. Как ждал он этих встреч, которые на самом деле губили их обоих, с какой радостью и трепетом раскрывал объятия девушке, которая была для него запретной…
… Однажды они поссорились. Из-за пустяка. Он поругался с одним из клиентов в ресторане, а потом, раздраженный, придрался к какому-то ее слову. Она ушла, он, вместо того, чтобы попросить прощения, пошел в бар, познакомился с какой-то девицей и пошел вместе с ней по побережью – так, чтобы Фарида увидела его. Ему хотелось задеть ее, сделать ей больно. И она увидела его с другой. А через три дня он узнал о том, что она уехала с братом в его длительную командировку…
Мовлади хорошо помнил тот день. Он брел по побережью, не зная, куда идет, и понимал, что совершил большую глупость. Он поднялся наверх, побрел по улицам, и, в конце концов, оказался у мечети. Он никогда не задумывался о религии, никогда не был в мечети, вокруг него никогда не было людей, соблюдающих Ислам. Но в тот день он зашел в мечеть. Сам не зная зачем. Снял обувь, зашел, осмотрелся, ощутил странное спокойствие. В мечети сидел молодой араб, читавший Коран. Мовлади сел недалеко от него и принялся слушать красивое, размеренное, выразительное чтение. Закончив чтение, он поздоровался с ним. Мовлади ответил, завязался разговор. Это был открытый и искренний паренек его возраста, с доброй и приветливой улыбкой. Звали его Хабиб. Мовлади честно признался ему, что никогда не соблюдал религию, более того, вообще никогда не задумывался о Творце и смысле бытия. Хабиб очень спокойно воспринял его слова и сказал в ответ, что таково положение очень многих молодых людей в наше время, и что двери Аллаха всегда открыты для тех, кто стремится к Нему. О себе Хабиб сказал, что он из Сирии, учится на факультете Шариата в Сирии, но так как любит путешествовать и учить языки, оставил учебу на год и приехал в Турцию на курсы турецкого. Была у его приезда еще одна, даже более важная цель: доучить до конца Коран, что он и сделал вполне успешно благодаря Всевышнему… Хабиб сказал, что завтра уезжает домой и пригласил его в гости. Мовлади, не долго думая, согласился. Ему почему-то хотелось, чтобы знакомство с этим пареньком переросло в дружбу. Мовлади понравился его спокойный характер, доброта, приветливость, его слова.
В Сирии семья Хабиба встретила его так, словно он был родным братом Хабиба. Два месяца он провел вместе с Хабибом и его друзьями. Хабиб показал ему всю Сирию. Они вместе ходили в мечети, бродили по базарам Дамаска, а иногда брали машину и ехали куда-нибудь за город, на природу. Мовлади открыл для себя Ислам. За эти два месяца он отдохнул душой и со всей ясностью осознал, что у него никогда не было настоящих друзей до того, как он познакомился с Хабибом. Может, только Дауд, брат Фариды… Мовлади честно рассказал новому другу и брату по вере историю с Фаридой – они с Хабибом сблизились, и Мовлади не чувствовал потребности что-то скрывать от него. Хабиб, выслушав его, улыбнулся своей доброй улыбкой и сказал: «Мовлади, брат… Двери покаяния открыты до самой смерти человека, до его предсмертного хрипа. И Аллах – Милостивый, Милосердный. Ты не найдешь в этом мире человека без греха – все мы что-нибудь делаем не так. Но если человек искренне раскается и попросит прощения, Всевышний простит его».
Через Хабиба он познакомился с одним человеком из Кувейта, который пригласил его к себе. Так Мовлади попал в Кувейт, где почти семь лет изучал Ислам. Ночная молитва стала его успокоением. Он много постился, проводил много времени в мечети, учил Коран, часами сидел над книгами. Ислам, эта великая религия, открылась ему во всей своей красоте и совершенстве.
Сколько раз он благодарил Аллаха за то, что в тот день он оказался в мечети и встретил Хабиба, из-за которого изменилась вся его жизнь. Лишь спустя несколько лет Мовлади осознал безграничность мудрости Всевышнего. Это были звенья одной цепи: его ссора с Фаридой, приход в мечеть, знакомство с Хабибом, приезд в Сирию. Аллах вел его к цели…
Три года назад он познакомился с Сулейманом, и недавно тот уговорил его стать его деловым партнером и помощником. Сулейман собирался развернуть торговлю в Турции.
Все эти годы Мовлади не чувствовал никакой потребности возвращаться в Турцию. Но после того как он закончил учебу около года назад, ему в голову все чаще стала приходить мысль о возвращении. Словно какой-то внутренний голос говорил ему: «Твое место там». Этот внутренний голос был очень похож на тот, что семь лет назад сказал ему после ссоры с Фаридой: «Зайди в мечеть…».
О Фариде он за эти семь лет вспоминал не раз. Он не хотел думать о ней, но время от времени ее образ все же всплывал в его памяти, и почему-то сразу вспоминалось стихотворение:
Воспоминаний сладкий яд…
Отравленные стрелы
Пронзают сердце вновь и вновь,
Не тронув тела…
Опять ударила стрела,
Грудь не задела,
Но сердце – ей поражено –
Вдруг заболело…
Сколько раз мечтал он вернуться в прошлое, в тот день, когда они встретились, и просто пройти мимо нее, не посмотрев на нее, не сказав ни слова. Просто пойти своей дорогой, не обратив на нее внимания, чтобы не было этого знакомства, этих разговоров по вечерам, этих долгих прогулок по побережью, этих ночей, которые, несмотря ни на что, помнило его сердце, заклейменное этим грехом, который тогда казался таким сладким, а теперь вызывал раскаяние и боль.
– О чем думаешь? О чем вспоминаешь? – с улыбкой спросил его Сулейман, внимательно глядя на него.
Мовлади вздохнул и тоже улыбнулся.
– Думаю о том, о чем не хочу думать, и вспоминаю о том, о чем не хочу вспоминать…
Сулейман молча улыбнулся в ответ, понимая, что слова ни к чему.
Они вышли из кафе. Мовлади смотрел вокруг, но никак не мог понять: то ли изменилась Турция, то ли изменился он сам… Даже воздух казался каким-то другим.
Он поскреб короткую бороду. Когда-то он ходил гладко выбритый.
Надо показать Сулейману Турцию, подумал он про себя. Как раз есть две-три недели до начала работы…
– Какая мечеть красивая! Как игрушка, – восхитился Сулейман.
Мовлади молча улыбнулся. Это была та самая мечеть, в которой он встретил Хабиба семь лет назад…
Когда он ступил под ее своды и огляделся, ему показалось, что он пришел на свидание со своим прошлым. Длинной чередой ярких видений пронеслась перед ним вся его жизнь.
Он заметил, что народу в мечети много. Его это порадовало.
Он вышел из мечети первым. Перед ним шла какая-то девушка невысокого роста в светло-зеленом джильбабе и большом платке с мелким рисунком, обнимавшем ее хрупкие плечи. Мовлади подумал, что она, наверное, тоже была в мечети. Она обернулась, словно ища кого-то. Большие зеленые глаза посмотрели куда-то мимо Мовлади. Мовлади отвел взгляд. Ее красивое лицо показалось ему очень знакомым… И тут его осенило.
Он повернул голову. Она тоже увидела его. Краска сошла с ее лица. В больших глазах мелькнуло смятение. Ему показалось, что она тоже сомневается, он ли это. Но тут его окликнул вышедший из мечети Сулейман. И она, услышав его имя, резко повернулась и почти бегом бросилась прочь. Мовлади так и остался стоять, не в силах сдвинуться с места… Это была она, Фарида.
– Сулейман, подожди меня, я вернусь через минуту…
Мовлади бегом бросился за угол мечети, где несколько секунд назад исчезла Фарида.
Она стояла за мечетью, у розовых кустов. Она не могла видеть его, потому что стояла спиной, но, видимо услышав его шаги, а может, просто почувствовав его присутствие, опустила голову. Он остановился в десяти шагах от нее.
– Фарида, помнишь… – начал он и осекся.
А о чем, собственно, он хотел ей напомнить? О том, о чем сам не хотел вспоминать?
Она, не поворачиваясь к нему, чуть слышно сказала:
– Я все помню. Но Аллах знает, как я мечтаю забыть.
Он вздохнул.
– Я не желаю тебе зла, Фарида. И я никогда не причиню тебе вреда.
Он повернулся и медленно пошел прочь. И он знал: она ничего не скажет ему вслед…
Он чуть слышно вздохнул. Еще один порыв. Порыв, которых так много у людей, и которые в большинстве своем не ведут ни к чему хорошему. Обратно он шел, повторяя про себя: «Астагфируллах».
Фарида дрожащей рукой открыла дверь, вошла в дом… Она прислонилась к стене, закрыв глаза. Самые разные чувства раздирали ее сейчас.
С лица Дауда, который вышел ей навстречу, мигом сошла улыбка, когда он взглянул на сестру. Он нахмурился.
– На тебе лица нет… Что…
Он не успел закончить вопрос. Подняв на него полный боли взгляд, она чуть слышно прошептала:
– Мовлади здесь…
До него еще не успел дойти смысл ее слов, как она, не в силах больше сдерживаться, сделала шаг вперед, и уже через мгновение прижалась к нему, обняв его за шею. Он почувствовал, что она вся дрожит, и понял, что она плачет.
– Господи, Дауд… – проговорила она, всхлипывая. – Когда я вспоминаю о том, что творила, мне хочется умереть.
Ее слабый голос тонул в рвущихся из ее груди рыданиях.
Дауд вздохнул и обнял ее, молча гладя по голове. У него появился повод задуматься.
* * *
До вечера она просидела в кресле с книгой, но Дауд понял, что она не читает. Мысли ее явно были далеко. Когда он направился к двери, она подняла на него глаза и тихо спросила:
– Ты куда?
– В мечеть, магриб почитаю, – ответил он, улыбнувшись про себя.
Она была так взволнована, что даже не заметила, что говорит по-чеченски. Дауд молча вышел из дома и дошел до мечети. Он знал: на все Воля Аллаха, и если ему суждено то, о чем он думал, это непременно будет так.
Мовлади уже второй час сидел в мечети, вполголоса читая Коран. Вопреки его собственному ожиданию, на душе у него было спокойно. Он уже давно осознал, что ничего в этой жизни не происходит просто так, и понимал: эта встреча тоже была неспроста. Во всем есть смысл.
Прозвучал азан. Он отложил Коран и встал в ряд молящихся.
После молитвы люди разошлись, а он остался сидеть в мечети. Он знал, что Сулейман все равно спит. Они прилетели ночью, он устал, да еще смена климата…
Он взял Коран и, отойдя на несколько шагов, сел на ковер и приготовился читать. Он сам не знал, что заставило его поднять глаза. Он увидел направляющегося к нему молодого человека. Он без труда узнал его. Мовлади невольно улыбнулся, заметив, что Дауд тоже отпустил бороду.
«Что он скажет ему сейчас?» – подумал Мовлади про себя. Как бы там ни было, все от Аллаха. Он вздохнул и остался на своем месте, ожидая, пока Дауд подойдет.
Дауд остановился возле него и несколько секунд стоял молча. Мовлади, не вставая с места, поднял на него глаза. Их взгляды встретились. Наконец Дауд молча протянул ему руку. Мовлади протянул ему руку в ответ и быстро поднялся. Они обнялись.
– Ну, давай, брат, рассказывай… – сказал Дауд, садясь на ковер рядом с ним.
– Честно признаться, мне тоже не терпится услышать твою историю, – с улыбкой отозвался Мовлади.
– Давай начнем с тебя… Мне от тебя скрывать нечего.
Мовлади согласно кивнул и мысленно вернулся в тот день, когда поссорился с Фаридой…
Оставшись одна, Фарида отложила книгу, забралась на кресло с ногами и устало прикрыла глаза. После ссоры с Мовлади она уехала с братом в его деловую командировку. Они вернулись. Мовлади не появлялся. Она сказала брату: «Не нужно его искать». Но в конце концов Дауд все же спросил о Мовлади хозяина ресторана, где тот работал. Тот сказал, что Мовлади уехал и не сказал, когда вернется, и вернется ли вообще. Фарида старалась не показывать, что вообще думает о нем, и делала вид, что этот человек для нее больше не существует. Прошел месяц, и они случайно познакомились в кафе с одной чеченской семьей. Она с братом пришла в это кафе, Дауд заказал мороженое. И вдруг они услышали совсем рядом чеченскую речь. Фарида обернулась и увидела сидящих за соседним столиком женщину в длинном платье и платке, очень худую девушку лет пятнадцати в широкой и длинной кофте с юбкой и в большом платке и парня лет двадцати-двадцати двух с бородкой.
Фарида сказала брату:
– Пойдем, познакомимся.
– Пойдем, – кивнул Дауд.
Они встали и вместе подошли к соседнему столику.
Так состоялось из знакомство с Заирой, Седой и Бисланом.
Фарида прикрыла глаза, вспоминая.
Очень скоро они с пятнадцатилетней Седой стали близкими подругами, а ее брат Бислан подружился с Даудом. Нужно было отдать должное терпению этих людей. Они, будучи глубоко религиозными, ни в чем не упрекали Фариду и Дауда. Седа брала ее за руку и они не спеша шли по улице, разговаривая, и Фариде даже в голову не приходило, что выглядят они весьма странно. Девушка в свободной, неброской одежде, скрывающей все ее тело, кроме лица и кистей рук, и она Фарида, в черных джинсах в обтяжку, розовой майке и гривой распущенных темных волос.
Фарида знала, что образ Седы останется в ее памяти навсегда – ее тихий голос, карие глаза – такие кроткие и всегда немного печальные, глаза, излучавшие свет, красивое бледное лицо. Ее слова, такие мудрые, несмотря на ее совсем еще юный возраст, проникающие в самое сердце. Эта встреча перевернула их с Даудом жизнь.
Однажды она спросила Седу:
– О чем ты мечтаешь?
– О том, чтобы умереть мусульманкой, и чтобы Аллах был доволен мною, когда я встречу Его, – ответила Седа.
Она всегда говорила то, что думала. Фарида сразу поняла, что эта девушка вообще не умеет быть неискренней. Она была слишком чистой и благородной.
– И только? – удивилась тогда Фарида. – А о любви ты разве не мечтаешь? О человеке, который полюбит тебя…
Седа пожала худыми плечами.
– У Аллаха все давно предопределено, и тот, кому суждено меня полюбить, сам найдет меня, когда придет время. Все давно решено. Зачем об этом думать?
Ход мыслей Седы порой казался Фариде странным, ее удивляли ее слова, ее рассуждения о жизни, но очень скоро она начала замечать, что соглашается с ней. Седа говорила о том, что для нее самой всегда было очевидно и просто, как дважды два, а для Фариды это были настоящие открытия. Никогда в своей жизни она не встречала таких чистых, искренних и в то же время сильных духом людей. Верить, поклоняться Создателю было для Седы так же естественно, как дышать. «Многие люди думают, что мы живем просто так, что мы появились ниоткуда и уйдем никуда, и они не понимают, как это глупо» – так говорила Седа. Так же говорила и ее мать. Фарида помнила, как Седа однажды сказала ей: «Каждый человек однажды ответит за все, что он делал в этой жизни. Ответишь ты, отвечу я… Я отвечу за неосторожные слова, слетевшие с моих губ и обидевшие кого-то, за взгляд, брошенный на того, на кого Всевышний запретил мне смотреть, за запретный кусок, положенный в рот, каким бы маленьким он ни был. Аллах знает и видит все, и поэтому не радуйся тому, что люди не видели, как ты совершаешь постыдное и греховное. Аллах видит все, и это намного страшнее». Седа всегда говорила просто, никогда не подбирая слова. Они, казалось, сами рождались в ее душе, наполненной верой, и несли в себе частички этой веры.
Фарида часто видела, как Седа, почитав Коран, бережно закрывала его, прижимала к груди, а потом осторожно целовала обложку. «Что в этой книге такого, что ты обращаешься с ней так, словно она золотая?» – однажды спросила ее Фарида. Седа посмотрела ей в глаза своим чистым взглядом и сказала в ответ: «А ты думаешь, есть на свете сокровище дороже, чем эта книга?».
Семья Седы была очень бедной – они уехали из Чечни еще в начале войны, после гибели отца Седы, и теперь еле сводили концы с концами, но при этом они никогда ни на что не жаловались, никогда ни о чем не просили. «Аллах определил удел для каждого человека, и этот удел мы обязательно получим сполна. Пропитание у Аллаха, а не у людей, и просить его нужно не у них, а у Него. Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: “Если бы вы уповали на Аллаха должным образом, вы получали бы свой удел, как получает его птица, которая улетает утром с пустым животом, а возвращается вечером с полным”».
Постепенно Фарида поняла, что эти люди были сильнее всех сильных и богаче всех богатых. Их непоколебимая вера давала им силу, и она была их самым большим богатством.
Они часто бывали в гостях у Дауда и Фариды, и обычно, когда они читали намаз, Дауд с Фаридой молча наблюдали за ними. Через некоторое время Фарида сама заговорила Седой об Исламе, и сказала: «Знаешь, наши родители никогда не говорили с нами о религии. Я не знаю, что такое Ислам, и хотя в Турции немало мечетей, я туда никогда не заглядывала… Но я хочу это узнать… Помоги мне…». И Седа стала понемногу знакомить ее с Исламом. Фариде нравились ее рассказы. Она еще больше убедилась в том, какой блестящий ум и чистое сердце даровал этой девушке Всевышний.
Спустя еще полгода Фарида вместе с Даудом произнесли слова Свидетельства. Со временем они начали совершать намаз вместе, и как-то незаметно он стал неотъемлемой частью их жизни. Позже Фарида начала учиться читать Коран под руководством Седы.
Так прошло пять лет, и вот, однажды, семья Седы решила вернуться на родину.
– Там вроде все успокоилось, – сказала Заира, мать Седы. – Там наша родина, мы должны быть там, распространять Ислам на родной земле. Уповаем на Всевышнего… Все равно не случится ничего, кроме того, чего Он желает.
Фариде очень не хотелось расставаться с Седой, но она всегда понимала, что однажды этот день настанет. Хотят они этого или нет.
Прощание было трудным. Фарида плакала, обнимая Седу. В горле у нее стоял комок. Дауду тоже было грустно.
Они пообещали позвонить, как только устроятся в Чечне.
Образ Седы в тот последний день врезался в память Фариды. Ее глаза излучали свет веры, живущей в ее сердце, даже лицо ее, казалось, светилось. Взгляд у нее в тот день был какой-то отчужденный. Взгляд человека, забывшего этот мир для мира вечного, забывшего всю эту мирскую суету ради восхитительной, прекрасной вечности в Райских садах. Взгляд человека, предчувствующего свой конец…
Каждый раз Фариде, вспоминавшей лицо Седы в тот день, казалось, что Седа знала, что идет на смерть.
Этот день, день их прощания стал для Фариды и Дауда днем, разделившим их жизнь на «до» и «после», и оба они помнили его так, словно все было вчера.
Прошла неделя с их отъезда, потом другая… Прошел месяц, второй… Фарида каждый день ждала звонка, но телефон упорно молчал.
– Может, номер потеряли… – с какой-то странной надеждой сказала она брату.
Но Дауд покачал головой.
– Бислан его наизусть знает. Седа тоже.
Они провели в ожидании еще два месяца. Неясная тревога грызла их обоих. Но они старались не показывать вида. Наконец, Фарида не выдержала.
– Давай попробуем связаться с кем-нибудь там. Может, что-нибудь узнаем.
Дауд долго спрашивал у всех знакомых, и вот, наконец, нашел одного чеченца.
– Они из села какого? – спросил тот.
Дауд назвал село.
– У меня родители живут в тех местах. Попробую спросить.
На следующий день он сказал Дауду.
– Они не знают. Но раздобыли номер соседей их. Вот, позвони.
Фарида подняла трубку, набрала номер. Рука у нее дрожала, ей почему-то стало холодно, хотя за окном было жаркое лето.
Срывающимся голосом, еле успевая мысленно переводить турецкие слова на чеченский, она спросила поднявшего трубку старика о Седе и ее семье.
– Приехали они, дочка… Прожили несколько дней. А потом исчезли. Дом пустой стоит… Да сейчас вообще время смутное, страшное…
Фарида дрожащей рукой положила трубку на место и подняла глаза на Дауда. Она ничего не сказала ему – у нее не было сил говорить, но по ее лицу он все понял. Из ее больших глаз побежали слезы. Фарида не помнила, чтобы когда-нибудь в своей жизни плакала так, как в тот день. Она не знала, что случилось с Седой и ее семьей, но сердце говорило ей с ужасающей уверенностью, что она никогда уже их не увидит.
Фарида запомнила этот день, даже дату. Это был день, в который она первый раз одела хиджаб.
В тот день Фарида осознала мудрость Всевышнего. Он послал ей Седу, чтобы она привела ее в Ислам, и как только миссия ее была выполнена, она исчезла из ее жизни, и это исчезновение было последней каплей, дополнившей и укрепившей веру Фариды, последним толчком, побудившим ее к соблюдению Ислама. Это было событие, окончательно изменившее всю жизнь Фариды, открывшее ей глаза. Оно помогло ей понять все то, что она еще не успела понять. С этого дня начался их с Даудом настоящий Ислам. И Фарида была безумно благодарна Седе, ее матери и брату за то, что они, по воле Всевышнего, вывели их на истинный путь, путь счастья в обоих мирах.
В замке повернулся ключ. Она встрепенулась. Вошедший Дауд поздоровался.
– Что–то ты долго… – тихо сказала она.
– Я встретил Мовлади в мечети, – сказал он, наблюдая за ее реакцией.
Она подняла на него глаза и тихо спросила:
– И?
– Он ждет на улице. Он хочет поговорить тобой… И я тоже этого хочу. Он сказал, что если ты не хочешь, он не станет настаивать и просто уйдет.
Она опустила глаза и запустила пальцы в длинные волосы. Потом вздохнула и тихо сказала:
– О чем мне говорить с ним, Дауд? Я столько лет пыталась забыть прошлое, а сейчас вы с Мовлади хотите, чтобы я опять разбередила старые раны. Для чего?
– Потому что ты его любишь. И потому что он любит тебя, – отозвался Дауд.
Она опустила взгляд.
– Фарида, он изменился. Он стал другим, как и мы. Он больше не тот парень, на свидание к которому ты бегала каждый вечер семь лет назад. Теперь он мусульманин. Настоящий мусульманин. Честный, благородный и богобоязненный человек, знающий и любящий свою религию. И сейчас он пришел сюда ради Аллаха, а не потому, что хочет вернуть прошлое. Прошу, позволь ему самому все тебе объяснить.
Она сидела молча почти минуту, потом чуть слышно вздохнула и сказала:
– Хорошо… Пусть будет по-твоему. Только позволь мне прочитать истихару.
Она встала и пошла за платком.
Мовлади сидел на песке, обняв колени, и смотрел на звезды над своей головой. Он ждал Дауда. В душе его царило спокойствие. Он знал: если им с Фаридой суждено быть вместе, то так оно и будет, а если нет, значит, так лучше для них обоих…
– Мовлади… – окликнул его Дауд. – Пойдем.
Мовлади встал, отряхнул брюки и пошел за Даудом.
Когда они зашли в дом, она сидела на кресле, одетая в тот же джильбаб и платок, в котором он видел ее днем. Взгляд ее был устремлен в пол.
Он сел на диван напротив нее и сказал:
– Салям алейкум, Фарида… Я хочу, чтобы мы были вместе и шли по пути Всевышнего, взявшись за руки… Для этого я здесь.
Дауд невольно улыбнулся, исподтишка взглянув на Мовлади. Как легко рождаются слова, когда человек искренен и когда в его сердце живет вера…
Она вздохнула и, по-прежнему не глядя на него, тихо сказала:
– Мовлади… Я верю, что у тебя добрые намерения. Но наше прошлое всегда будет разделять нас. Оно всегда будет вставать между нами…
Он улыбнулся.
– Фарида… Я приехал сюда надолго и собираюсь работать здесь. Ты хочешь, чтобы мы каждый день, завидев друг друга на улице, опускали взгляд и бежали прочь, вспомнив это самое прошлое? Нет, это не выход. Мы должны вместе побороть наше прошлое и забыть его. А для этого нам нужно перестать жить им. Нужно переместиться в настоящее и создавать будущее… Вместе.
Фарида вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. В ней словно проснулось и ожило что-то. Сердце забилось взволнованно, слезы подступили к глазам…
Она подняла взгляд и несколько секунд жадно вглядывалась в лицо Мовлади. Такое знакомое… Родное до боли. Эти глаза, эти губы, эти руки. Все в нем было таким знакомым, таким близким. Она почувствовала, как сильно любит этого человека, который сидел сейчас перед ней со спокойной улыбкой на губах, словно говорящей: «На все Воля Всевышнего».
Она вздохнула, стараясь успокоиться, но в душе уже поняла, что все ее усилия бесполезны, и она все равно заплачет. Так оно и вышло.
Дауд, стоящий недалеко от кресла, на котором она сидела, тихо позвал ее. Она встала и, на ходу вытирая слезы, быстро подошла к нему.
Она посмотрела на брата. Тот тихо сказал ей:
– Фарида… Когда в нашей жизни появилась семья Бислана, это был нам знак от Всевышнего, что мы должны сделать новый и очень важный шаг в нашей жизни. И появление Мовлади – это еще один знак, и тебе предстоит сделать еще один очень важный шаг. Мне так кажется… А Аллах знает обо всем лучше.
Она молча кивнула, вытерла глаза и вернулась на свое место.
Мовлади взглянул на нее и спросил:
– Ты идешь со мной, Фарида?
Она вздохнула и тихо сказала:
– Да… Инша Аллах.
– Теперь в мечеть? – спросил Дауд. – Если да, то нужен еще один свидетель…
Мовлади улыбнулся про себя. «Придется разбудить Сулеймана» – подумал он.
– Об этом не беспокойся. Аллах облегчает Своим рабам совершение благих дел.
– Как знаешь, – улыбнулся Дауд.
Он повернулся к сестре.
– Пойдем…
Она встала. Они вышли втроем.
Мовлади набрал номер Сулеймана. Тот ответил не сразу. Наконец заспанный голос проговорил:
– Салям… Да, брат, слушаю… Что у тебя?
– Да вот, жениться надумал…
– А… – протянул Сулейман. – Маша Аллах. Пригласишь на свадьбу?
– Уже приглашаю. Жду тебя через полчаса у той мечети, в которой мы сегодня молились.
– Что, прямо сейчас? А почему ты мне раньше не сказал? – растерянно спросил Сулейман.
– Я тоже ничего не знал… – улыбнувшись, отозвался Мовлади.
– Как-то ты, маша Аллах, неожиданно…
– Ты же знаешь – все происходит в час, назначенный Всевышним, – возразил Мовлади.
– Да, – согласился Сулейман. – Конечно… Ладно, я уже одеваюсь.
Мовлади попрощался с Сулейманом и поравнялся с Даудом и Фаридой.
* * *
Была уже полночь. Они не спеша шли по побережью, держась за руки. Здесь они встречались каждый вечер семь лет назад… Они разговаривали вполголоса.
Фарида шла, чувствуя, как в сердце горит любовь к Мовлади и бьется мощным пульсом благодарность – глубокая, бесконечная, искренняя благодарность Всевышнему. Благодарность за то, что Он привел их к Исламу… За то, что Он соединил их спустя семь лет после их разлуки. Соединил уже не в грехе, а под сенью Его религии…
В каждом звуке, в каждом шорохе, даже в шуме прибоя ей слышалось слово «Аллах», отчего в душе рождалось странное спокойствие и умиротворение. Сейчас она как никогда ясно осознавала, что весь этот огромный мир с его чудесами принадлежит Всевышнему, и что они с Мовлади – два слабых создания, осененных Его безграничной милостью.
Она подошла к морю, присела и опустила руки в воду. Глядя на нее, Мовлади вспомнил, как тогда, семь лет назад, они заходили в море и, смеясь, брызгались до тех пор, пока их одежда не промокала насквозь…
Она повернулась и брызнула на него. Он улыбнулся…
Они сели у самой воды. Фарида подняла голову и посмотрела на ночное небо, усеянное мириадами звезд. Каждый раз, глядя на звезды, она вспоминала Седу. Ей очень шло это имя . Она и в самом деле была звездой, осветившей жизнь Фариды, поделившейся с ней своим светом. Звездой, сиявшей ярко во тьме этого мира с его пороками и злом. Звездой, ни секунды не светившей для себя, но сгоревшей для других. Сгоревшей быстро, но оставившей неизгладимый след в жизни многих людей…
Фарида почувствовала, как рука Мовлади осторожно вытерла слезу с ее щеки, и молча улыбнулась.
Ей показалось, что с неба на нее смотрят большие, немного печальные и мудрые не по годам карие глаза Седы, и среди тысяч звезд вдруг померещилась ее добрая, открытая и всегда искренняя улыбка.
Она прикрыла глаза, положила голову на плечо Мовлади и прошептала:
– Ля иляха илляЛлах…
@темы: Семья и родственные связи, Нравственность мусульманина, Рассказы, Ислам