читатьУже подходя к дому, Андрей заметил Аслана, который, прихрамывая, тоже направлялся к подъезду. Андрей улыбнулся. Сегодня у него удачный день.
Аслан, заметив его, остановился, внимательно глядя на него. Андрей сплюнул и сказал:
– Ну, давай, моджахед, иди сюда. Разберемся.
– У меня нет причин тебя бить, – услышал он спокойный ответ Аслана.
– Зато у меня есть.
Светлана прислушалась. Голос Андрея? Может, ей показалось... Ее охватила странная тревога. Она подошла к окну и увидела Аслана, который, еле передвигая ноги, направлялся к подъезду, и удаляющегося Андрея.
Она прикрыла глаза. Хотя она не видела самой драки, она поняла: Андрей опять пристал к нему. В горле у нее встал комок.
Натянув свитер, она быстро вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. Аслан поднимался ей навстречу. Он шел, запрокинув голову. Из разбитого носа по подбородку текла кровь.
Светлана остановилась и закусила губу. Он только сейчас заметил ее. Она бросилась к нему.
– Дай, я посмотрю… Нужно остановить кровь. Я же медсестра, – она чувствовала, что голос у нее срывается, она с трудом сдерживала слезы.
Но Аслан поднял руку, словно останавливая ее.
– Ничего, я сам... Не прикасайся ко мне. Ислам запрещает это... Иди домой.
Она вздохнула и, опустив глаза, молча кивнула.
– Прости его… Инша Аллах, он одумается, – чуть слышно сказала она.
– Я не держу на него зла… – так же тихо отозвался Аслан, не глядя на нее.
Он поднялся к себе на пятый этаж. Она тоже пошла домой. Она закрыла за собой дверь, стянула свитер… На глаза навернулись слезы. Горькая обида на брата захлестнула ее. Нет, она не злилась, не испытывала к нему ненависти, не желала ему зла. Просто ей было очень больно и обидно.
Он цеплялся к Аслану каждый раз, когда они случайно встречались на улице, а происходило это как минимум раз в неделю, поскольку жили они в одной старенькой пятиэтажке. Она с Андреем на третьем этаже, а Аслан – на пятом. Единственная причина, по которой Андрей бил его – что Аслан был чеченцем, «черным», как Андрей презрительно называл его и его соплеменников. Светлана искренне ненавидела в Андрее этот национализм и отдала бы что угодно, только бы вырвать это зло из сердца брата. Она ненавидела национализм и расизм как таковой. Ненавидела порождаемую им слепую, безудержную ярость, заставляющую братьев по человечеству идти друг против друга… В каждом человеке она видела прежде всего человека, и ей все равно было, какой он национальности, какой у него цвет кожи или разрез глаз.
На минуту ей захотелось, чтобы Андрей вообще не пришел сегодня. У нее не было желания видеть его. Но скоро на лестнице раздались знакомые тяжелые шаги, и она устало прикрыла глаза, готовясь к очередной «схватке».
Вид у него был довольный – у него всегда поднималось настроение, когда ему удавалось успешно применить свои натренированные за много лет хождения в спортзалы мускулы.
– Зачем ты это сделал? – тихо, но твердо спросила она, когда он вошел.
Он посмотрел на нее сверху вниз своими холодными серыми глазами. Но она выдержала его тяжелый взгляд.
– Ты что, разговаривала с ним?
– Я видела вас в окно, – отозвалась она.
– Меньше смотри в окно, - голос его прозвучал грубо, но она сделала вид, что не обратила на это внимание.
– Андрей, он же калека, он еле ходит… Только трус бьет того, кто слабее его.
– Это мое дело.
Светлана вздохнула. Она знала: он хочет, чтобы она замолчала сейчас, но она была решительно настроена идти до конца.
– Андрей, пойми, это глупо: бить человека только за то, что он кавказец. Разве он виноват в том, что рожден чеченцем, а не русским? Это предопределение Всевышнего… Все люди равны перед Ним, и Он спросит с нас за наши дела, а не за нашу внешность.
Андрей нетерпеливо махнул рукой.
– Ладно, хватит мне проповеди читать. Ты чего, влюбилась в него, что ли?
Светлана посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
– Он мой брат по вере…
– А я тебе разве не брат? – возразил Андрей.
– Это тебе решать, – тихо сказала она, и, повернувшись, пошла на кухню.
Он пожал плечами, улегся на диван и, включив телевизор, уставился на экран.
* * *
Она приняла Ислам полтора года назад. Она долго скрывала это от всех, в том числе от Андрея. Платок она все еще не надела – брала его с собой в мечеть и снимала на выходе, а намаз читала украдкой, закрываясь в своей комнате. Андрей видел у нее исламские книги, и иногда говорил ей по этому поводу что-нибудь колкое, но в целом почти не обращал внимания на это ее «увлечение», так как мало интересовался религией вообще.
Аслан жил в их доме около года – снимал убогую квартирку под крышей. Светлана знала: на большее у него просто нет денег. Он еле сводил концы с концами. Он работал где-то у своих, но заработанных денег, судя по всему, ему хватало лишь на весьма скромное существование – ничего «лишнего» себе он позволить не мог. Ходил он почти всегда в одной и той же одежде, которая была куплена, наверное, еще лет семь назад, и которую спасало лишь то, что он хорошо ухаживал за ней. Но при всем этом от него веяло спокойствием, он никогда не отказывал людям в помощи – напротив, он сам первый предлагал помочь. В его глазах жил свет, самый настоящий свет, и Светлана знала секрет этого. В груди этого человека билось сердце мусульманина, наполненное верой, сердце, связанное с Аллахом, благородное, терпеливое, доброе и чистое сердце. Светлана была уверена: если бы Аслан захотел, он мог бы дать Андрею сдачи. Не победить, конечно, – ему мешала хромота, – но, по крайней мере, поставить ему хороший синяк под глаз или разбить нос. Но Аслан этого не делал – не потому, что боялся Андрея, нет. Он знал, что махать кулаками легче всего, но это не выход и не решение и вообще не занятие, достойное человека и мусульманина. Он не давал себя в обиду, но и не стремился во что бы то ни стало причинить боль Андрею.
Светлана часто думала, что другой на его месте, видя превосходство противника, решился бы на какую-нибудь подлость. Но Аслан был не таким. Даже видя бесполезность слов, он призывал к Исламу своим поведением. Если для Андрея нецензурная брань была нормальным явлением, то насчет Аслана Светлана могла сказать с уверенностью: этот человек никогда не произносил подобных слов. Он умел защищаться, умел ставить на место, но с достоинством, а не грубостью и звериной жестокостью, как Андрей. Каждый раз Андрей отступал, сталкиваясь с этой неведомой ему силой, потому что не знал, как противостоять ей. Он всегда был уверен, что кулаками можно решить любую проблему. Однако это был не тот случай… Светлана мало знала о жизни Аслана, но догадывалась, что ему пришлось повидать многое на своем веку, и жизнь научила его тому, чему, увы, не научила Андрея…
Светлана верила: Аслан, как и она, понимал, что в душе у Андрея тоже есть что-то доброе, человеческое. Но, как и она, он не знал, как заставить это хорошее пробудиться и выйти наружу. Она понимала также, что Аслан старается помочь ей – она была мусульманкой, и Аслан надеялся, что и Андрей со временем придет к Исламу через нее, потому и не хотел еще больше разжигать в нем ненависть по отношению к кавказцам, а, значит, и к мусульманам. Он помнил о том, сколько переносил Пророк и его сподвижники ради того, чтобы люди приняли истину и вошли в Ислам. Их благородство и терпение превращало злейшего врага в ближайшего друга. Аслан шел по их дороге, и Светлана была глубоко благодарна ему за это, тем более что сама она лелеяла в душе надежду на то, что когда-нибудь ее брат примет Ислам… Аслан понял характер Андрея: если бы каждый раз они бились насмерть, тот ждал бы его каждый день, и эти драки кончились бы очень плохо для одного из них. Поэтому он поступал мудро, и Светлана радовалась, что он не такой, как Андрей.
Светлана знала – это не трусость, а терпение мусульманина, и Аслан как личность намного сильнее Андрея, только Андрей этого не понимал.
…Он никогда не заговаривал с ней, никогда не смотрел ей в глаза. Когда они встречались на лестнице, он всегда пропускал ее, отводя взгляд.
Она сама обратилась к нему – спросила, нет ли у него исламских книг, и как ей нужно одеться, чтобы пойти в мечеть. Она собиралась первый раз зайти в мечеть, и ей не с кем было посоветоваться. Он отдал ей все книги, которые у него были, и сказал, что нужно надеть что-нибудь свободное и длинное, чтобы остались открытыми только кисти рук и овал лица. При этом он не смотрел на нее. Светлане до сих пор казалось порой, что он вообще не знает, как она выглядит.
Тогда же она спросила его, почему он так сильно хромает. Он с трудом поднимался по лестнице на свой пятый этаж.
– Ты воевал?
Он покачал головой.
– Нет… Бомбежка была, снаряд недалеко разорвался, осколками задело...
– Родные есть?
Он молча покачал головой.
– Уже нет. Брат младший погиб в 2001-м.
Когда Светлана видела этого человека, ей становилось жаль его, но в то же время она восхищалась его стойкостью, его верой…
Каждый раз, когда он, хромая, проходил мимо нее, Светлана невольно представляла себе тот взрыв: гул самолетов, падающие снаряды, разрушенные дома, осколки, со страшной силой впивающиеся в живую плоть и дробящие кость…
Аслану доставалось от милиции, доставалось от людей на улице, доставалось от Андрея. Но он не озлобился, и в его сердце по-прежнему не было места для ненависти. Испытания, посланные ему Всевышним, закалили его и сделали мудрее. И Светлана искренне уважала его за то, что он, несмотря ни на что, сумел сохранить в себе и пронести через все эти нелегкие годы не только веру, но и свою человечность и ту доброту и умение прощать, что всегда жили в его сердце.
Однажды она отложила со своей скромной зарплаты пятьсот рублей, и решила отдать ему, как только встретит его на лестнице.
Он хотел, как обычно, пройти мимо, но она окликнула его.
– Аслан, подожди. Пожалуйста, возьми это, – она протянула ему пятьсот рублей.
Видя, что он лишь молча качает головой, она сказала:
– Я даю тебе как брату в Исламе. Я ведь знаю, что ты нуждаешься.
– У Аллаха удел для каждого человека, и мой удел ко мне придет. Оставь себе. Ты приняла Ислам, и впереди тебя может ждать много трудностей. Эти деньги тебе пригодятся.
Поняв, что он не возьмет, она опустила глаза и молча кивнула.
Он вздохнул и хромая, прошел мимо нее со словами: «Да поможет тебе Аллах, сестра…».
…Мысли Светланы вернулись к брату. У них с Андреем было трудное детство: родители пили беспробудно, отец часто поднимал на них руку. Как только отец заваливался домой пьяным, они с Андреем старались любым способом улизнуть из квартиры, чтобы не попасть под его тяжелую руку и не слышать его ругательств. Они жили, как бродяжки. Зимой сидели на теплых трубах или болтались по магазинам, голодными глазами глядя на прилавки. Андрей почти не ходил в школу, она как-то держалась, прыгая с тройки на четверку – учиться не было ни времени, ни возможности. Учителя знали о том, что происходит в их семье, и жалели их, но помочь ничем не могли. Они ели в школьной столовой, а в выходные и каникулы просили что-нибудь в магазине и палатках возле дома. Иногда им что-то перепадало, иногда их просто прогоняли… Потом отец попал под машину. Вскоре после него ушла из жизни и мать.
Андрею тогда исполнилось восемнадцать, а Светлане – четырнадцать. Они остались вдвоем. После девятого Светлана поступила в медицинское училище, подрабатывала уборщицей. Андрей вкалывал на стройке. Светлана боялась, что он запьет, но, видимо, он так насмотрелся на пьяных родителей, что у него выработалось стойкое отвращение к алкоголю. Хотя курить он все-таки начал...
После смерти родителей они вздохнули свободно, и хотя им приходилось нелегко, жизнь порой казалась Светлане просто раем. В квартире стояла тишина, не было больше пустых бутылок и банок, не было тошнотворного запаха алкоголя и табачного дыма, не было криков и ругательств, не было отца, который их бил и гонял, не было матери, которая равнодушно наблюдала за этим…
Они привели квартиру в порядок, и жизнь пошла своим чередом. Только одно беспокоило Светлану: агрессивность Андрея. Она видела: он до сих пор ненавидит родителей, он до сих пор ничего не забыл и не простил, и свою обиду, копившуюся в нем с детства, он выплескивал теперь на всех, кто, по его представлениям, был «не такой» – как Аслан, например. Он вымещал на других свою злость, свою ненависть, которая грызла его изнутри, ему необходимо было причинять кому-то боль, унижать, побеждать. Светлану всегда ранило это. Она любила брата и искренне желала, чтобы он изменился, стал другим. В детстве она тоже злилась на родителей, даже ненавидела их. Ей казалось, что это несправедливо: у других нормальные семьи, их любят, о них заботятся, а у нее все так. Но потом, став старше, она как-то смирилась, поняв: у каждого человека своя судьба. В то время в их доме жил одинокий старичок с Узбекистана, который по-доброму относился к ним с Андреем. Через несколько дней после смерти их матери он сказал Светлане: «Дочка, ты расскажи мне все. Я вижу – тяжело у тебя на сердце». И она рассказала все: как их били, гоняли, как они жили в страхе, как ходили голодные по магазинам. Говорила, и слезы бежали по щекам… Выслушав ее, старичок сказал:
– Доченька, я тебе один совет дам: прошлое оно на то и прошлое, что уже прошло и больше не вернется. А обида и ненависть – они как змея: пока в тебе находятся, тебя без конца жалят и жалят, и жить спокойно не дают. Гнать их надо, и чем скорее, тем лучше. Если все было так, значит, так было надо.
В тот день Светлана смогла окончательно подавить в себе обиду на родителей – она словно попрощалась со своим прошлым и запечатала его навсегда. И ей сразу стало легче. И она мечтала о том, чтобы и Андрей понял то, что поняла она, и у него хватило сил поступить так, как поступила она...
Она вздохнула и пошла читать намаз.
* * *
Она на секунду прикрыла глаза. Опять... Возле дома друг против друга стояли Андрей и Аслан. Она почувствовала, как у нее заболело сердце – заболело так, что ей показалось даже, что оно сейчас вообще остановится. На улице было холодно, шел снег. Но ей было все равно. Она уже ничего не чувствовала. Она влезла в ботинки и, даже не закрыв квартиру, бегом бросилась вниз. На снегу, освещенном тусклым фонарем, уже была кровь…
Светлана почему-то была уверена: если она не вмешается сейчас, Андрей просто убьет Аслана, или тот не выдержит и в порыве убьет его. Она не могла допустить ни того, ни другого. В любом случае она теряла одного брата – брата по вере или брата по крови, а второму грозила тюрьма.
Она встала между ними. Она не чувствовала холода, хотя стояла на морозе в одной кофте и юбке, и снежинки падали на ее непокрытую голову. Ее била дрожь и время от времени бросало в жар. Нервы были натянуты до предела. Она сжала кулаки и крикнула, что есть силы:
– Хватит!..
– Иди домой, – сказал Андрей. – Это наше дело.
Она повернулась к нему и, тяжело дыша, словно загнанный зверь, сказала каким-то странным, изменившимся голосом:
– Я никуда не пойду.
– Иди домой, я сказал! – в голосе Андрея прозвучала угроза.
– Только вместе с тобой, – ей было все равно, пусть он разозлится и ударит ее, пусть даже убьет – она будет стоять до конца.
Андрей поколебался с минуту, потом сказал с трудом вставшему на ноги Аслану:
– Радуйся, сегодня тебе повезло... Продолжим в другой раз.
Он схватил Светлану за плечо и грубо толкнул вперед. Они поднялись по лестнице. Он со всей силы захлопнул дверь квартиры.
– Что за номера ты выкидываешь?! – зло крикнул он.
– Ты посмотри на себя! Ты уже не похож на человека. Ты стал зверем, хищником… – сказала она, глядя ему в глаза и стараясь унять бившую ее нервную дрожь.
– Что ты его защищаешь?! А?!
– Он ни в чем не виноват. И ты поступаешь как последний трус!
Андрей рванулся к двери.
– Я его сейчас убью, и дело с концом! – прорычал он.
Она опередила его, со всей силы влепившись спиной в дверь прямо перед ним и раскинув руки.
– Сначала ты убьешь меня… – тихо сказала она. – Я обещаю, я клянусь... Я буду вставать между вами каждый раз. И так будет до моего последнего вздоха. Ты можешь меня бить – можешь даже убить, если хочешь. Я не отступлю.
Она чувствовала как-то вдруг родившуюся в ее груди силу. Она чувствовала, что сильнее Андрея, и сильнее всего мира. Она чувствовала, что она права, что так надо, что она выполняет свой долг – долг человека и мусульманки, и нужно во что бы то ни стало стоять до конца…
Все ее мысли и чувства в эту минуты были устремлены к Тому, Кто Всемогущ, Милостив и Милосерден, и она почувствовала, как странное спокойствие разливается по телу. Она больше ничего не боялась. Пусть случится то, что предопределил ей Аллах.
Андрей оттащил ее от двери и оттолкнул в сторону, чтобы выйти, но она снова бросилась к нему и, вцепившись в его плечо, повисла на нем. «Нельзя его отпустить, нельзя…» – стучало у нее в голове. Он с трудом оторвал ее от себя и со словами: «Ах ты тварь!», наотмашь ударил ее по лицу и толкнул на пол.
Она подняла на него глаза, и в них он не увидел слез. По ее подбородку с угла рта текла кровь. Она не вытирала ее. В ее взгляде не было ненависти, не было обиды, но этот взгляд жег Андрея.
– Доволен? Тебе стало легче? – чуть слышно спросила она, поднимаясь с пола.
Она повернулась и пошла в свою комнату. Дверь за ней тихо закрылась.
Андрей ударил кулаком в стену.
– Черт!
Он не знал, на кого больше злится – на нее или на себя.
* * *
Она возвращалась после ночного дежурства в больнице. У нее не было желания идти домой, не было желания видеть Андрея. Она устала от постоянных «дуэлей». В глазах ее стояли слезы, и она уже сама не понимала, была ли причина в морозном ветре, дувшем ей в лицо, или это просто боль, накопившаяся в ее душе, не найдя выхода, выплескивается наружу в виде слез...
Она не спеша поднималась по лестнице. Навстречу ей шел Аслан. Погруженная в свои мысли, она растерянно подняла на него покрасневшие глаза. Она знала: в последней драке с Андреем два дня назад ему здорово досталось. Ей хотелось помочь ему, но она не могла. Не могла помочь ему, не могла помочь себе… Он этого хотелось плакать еще больше.
Аслан, заметив синяки и ссадину на ее подбородке, без труда понял, что дома ей досталось от Андрея. Он чуть слышно сказал ей:
– Я уже ищу квартиру, инша Аллах, скоро перееду. Не лезь к нему. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
Она закусила губу. В горле стоял комок, мешавший говорить. Она только молча кивнула. Он прошел мимо.
Она зашла в квартиру, разделась и взялась за приготовление еды, хотя обычно сразу ложилась спать. Она чувствовала себя предельно уставшей и разбитой, но знала, что все равно не уснет – слишком велико было нервное напряжение…
Закончив с готовкой, она прочитала намаз и все-таки легла спать.
Сегодня был первый день Рамадана, и сегодня она приняла решение одеть платок.
Когда Андрей вернулся с работы, она уже поправляла платок, собираясь в мечеть на таравих.
Андрей внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Ты что, в таком виде на улицу пойдешь? – в его голосе прозвучало презрение.
– Да, – твердо ответила она и заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Не срамись!
– Мне уже все равно, – тихо сказала она и прошла мимо него к двери.
Оставшись один, Андрей вздохнул и сел на диван, но спустя минуту снова встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Наконец он пошел на кухню, притронулся к кастрюле и сковороде, стоящим на плите. Светлана подогрела ужин к его приходу... Рядом стояла приготовленная тарелка.
Он вдруг почувствовал себя виноватым. Почему-то ему захотелось, чтобы Светлана была сейчас здесь. Просто сидела напротив, ела и разговаривала с ним, как всегда…
Он поел, потом снова прошел в комнату, включил телевизор, пощелкал по каналам, снова выключил… Ему было не по себе. Он чувствовал, что теряет сестру.
Он вздохнул. Вспомнилось детство, их совместные мытарства… Да, жизнь у них обоих была нелегкой, но они всегда были вместе. Сейчас он чувствовал, что она с каждым днем отдаляется от него.
Вдруг вспомнился тот день, когда пьяный отец едва не задушил маленькую Светлану, и он, Андрей, тогда еще четырнадцатилетний мальчишка, бросился на отца. Все произошло так быстро… Он не успел ни о чем подумать, не успел даже испугаться... Он просто бросился вперед, подчиняясь бессознательному порыву. В голове мелькнула единственная мысль: сейчас отец убьет Светлану… Отец зарычал и, выпустив Светлану, которая тут же бросилась к двери, на бегу хватая куртку, схватил Андрея за плечо и со всей силы швырнул на пол. Андрей до сих пор не понимал, каким чудом ему удалось избежать смерти тогда. Он помнил только, что как-то вывернулся и выскочил на улицу прямо в разорванной рубашке… Даже сейчас, когда он вспоминал этот случай, сердце его начинало биться быстрее… Он вспомнил, как они сидели в соседнем подъезде на лестнице: она в своей старенькой курточке, утирающая слезы, со страшными следами на шее и растрепанными светлыми волосами, и он, подрагивающий от холода, в одной запачканной кровью и порванной рубашке, на которой не хватало половины пуговиц… Возникшая откуда-то из самых глубин сознания мысль: как хорошо, что они вместе, как хорошо, что они выжили…
Слоняясь по квартире, он заглянул в комнату Светланы. На кровати лежала какая-то исламская книжка. Сам не зная, зачем, он прихватил ее с собой. Он посмотрел на обложку: «Нравственность мусульманина». Он вздохнул, сел на диван, открыл первую страницу и принялся читать.
* * *
Светлана поменялась с другой медсестрой и взяла отпуск, предоставив ей свой в июле. Она знала, что ей все равно не позволят работать в платке, а отказываться от своего решения, тем более в Рамадан, она не хотела. Она не знала, что будет дальше. Нужно постараться найти работу у мусульман...
Она ходила в мечеть каждый день. Встречи с Андреем она старалась избегать. Даже когда он был дома, они почти не разговаривали. Андрей исподтишка наблюдал за ней. Она казалась тенью. Худая, хрупкая, с толстой светлой косой и голубыми глазами, печальными и задумчивыми. Она хранила молчание и, казалось, все время была погружена в свои мысли. Андрей каждый день в ее отсутствие читал исламские книги, стоявшие на ее полке. Он сам не знал, зачем это делает – может, просто пытался понять тот мир, в котором жила она. Аслана эти дни не было видно. Наверное, тоже ходит в мечеть, подумал Андрей.
Спустя несколько дней он шел по улице и случайно увидел сверкающий полумесяц мечети вдали. И он подошел ближе. Возле мечети ходили десятки тех самых «черных», которых он так ненавидел...
Он помедлил немного, потом зашел в мечеть, стянув ботинки и поставив их на полку перед входом.
Оказавшись внутри мечети, он остановился и огляделся. Он никогда не был в подобном месте. Ковры, какое-то деревянное возвышение у стены… Тумбочка, на которой лежало несколько книг...
Андрея окутала непривычная тишина, но тишина эта приносила покой. В мечети был только один человек: парень лет двадцати трех, славянской внешности сидел на ковре, скрестив ноги по-турецки, и вполголоса читал что-то нараспев. Андрей подошел к нему и сев рядом, заглянул в книгу, которую тот держал в руках. «Коран, наверное» – подумал он, увидев ряды странных незнакомых букв на украшенных страницах.
- Андрей, – сказал он вместо приветствия.
Парень оторвался от книги, протянул ему руку и просто сказал:
- Анатолий.
Андрей опешил.
- Ты что, русский?
- Да…– улыбнулся парень. – А что?
- Я тоже русский. Но не мусульманин.
- Я тоже когда-то им не был… К этому не сразу приходят.
- И что, ты в этих закорючках что-то понимаешь? – с сомнением спросил Андрей, кивнув на Коран в его руках.
- Да, хвала Всевышнему. Не очень сложно, кстати. Хочешь, научу?
Андрей покачал головой.
- Да нет, благодарю покорно… К этому я пока не готов.
Андрей вышел из мечети. Это было так странно. Он всегда думал, что мечети набиты чеченцами, татарами, узбеками и прочими «черными», а тут в ней сидит в полном одиночестве русский парень его возраста и спокойно читает Коран…
На следующий день, проходя по той же дороге, Андрей снова почувствовал непреодолимое влечение к мечети. Он направился к ней.
Зачем он идет туда? Он сам не знал. «В конце концов, все в жизни нужно попробовать» – криво усмехнувшись, сказал он себе.
Эти две недели он не работал и каждый день приходил в мечеть. Он отдыхал в тишине, царившей в мечети. Он сидел там два-три часа, читая исламские книги. И он ловил себя на том, что ему нравится то, что он читает...
Сегодня он пришел в мечеть немного раньше. Мечеть была пустая. Он сел в самый угол, возле батареи, и принялся за книгу. Через два часа он почувствовал, что глаза у него закрываются. Его клонило в сон. Тишина и тепло убаюкивали его. Он отложил книгу, растянулся на ковре возле батареи и уснул.
Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза, и заморгал, стряхивая с себя сон. Рядом с собой он увидел парня, который присев на корточки, осторожно тряс его за плечо со словами:
– Брат… Брат… Просыпайся. Иди омовение делай, через десять минут разговение. Поторопись.
Парнишка был лет двадцати, светлый, с голубыми глазами. «Неужели еще один русский?» – подумал Андрей, поднимаясь.
В мечети было много народа: кавказцы, татары, даже какой-то араб с большой черной бородой и еще несколько светлых парней, которые отчаянно напоминали русских...
Андрей вздохнул. Можно было сейчас сбежать, но что-то его остановило. В конце концов он махнул рукой. «Омовение – так омовение». Он отправился на поиски туалета. Там уже полоскались двое ребят его возраста и один мужчина лет сорока. Искоса наблюдая за ними, Андрей закатал рукава и открыл кран… «В конце концов, все в жизни нужно попробовать…».
Он вернулся в мечеть. Там на полу, скрестив по-турецки ноги, сидел кавказец с черной щетиной на запавших щеках и, доставая финики из большого пакета, стоящего перед ним, раздавал столпившимся вокруг братьям по вере. Увидев Андрея, он махнул ему рукой и сказал с сильным кавказским акцентом:
- Брат! Иди сюда скорее... Сейчас уже имам придет.
Андрей подошел к нему, и тот протянул ему три финика. Андрей взял и, не зная, что говорят в таких случаях, сказал:
– Спасибо.
– На здоровье, брат, – с улыбкой отозвался кавказец.
Его глаза напоминали Андрею глаза Аслана – то же спокойствие, человеческое тепло, тот же свет и немного грусти. В глазах Аслана Андрей никогда не видел ненависти, и только прочитав все книги сестры, он начал понимать причину этого…
Пришел имам и начал произносить азан. Все вокруг принялись за финики. Столько самых разных людей сидело рядом, на полу. Все они одновременно кушали одни и те же финики. Андрей едва не забыл про свои финики, наблюдая за «соседями».
Потом все встали рядами, готовясь к молитве. Андрей замешкался. Араб, стоящий с краю в первом ряду, сделал ему знак рукой, показав, что рядом с ним осталось свободное место. Андрей встал рядом с ним. Началась молитва.
Андрея охватило странное чувство. Ему показалось, что он попал в какой-то новый, совсем другой мир. Здесь не обращали внимания на национальность и цвет кожи. Здесь все верили в одного Бога и все искренне любили друг друга. С этим миром Андрей столкнулся впервые.
После молитвы они пошли в кафе возле мечети. Андрей знал, что они держат пост. Он тоже последовал за ними. Не успел он купить себе что-нибудь, как его уже окликнул кто-то.
– Брат! Иди сюда.
Он обернулся. За столиком сидели трое рябят лет двадцати пяти, татары, как показалось Андрею. Один стул остался свободным. Он подошел к ним и сел. Его тут же наделили двумя чебуреками.
Андрей решил честно признаться.
– Я начинающий…
Они заинтересовались.
– Ничего, мы тебе поможем… Намаз научим читать. Если есть вопросы, задавай.
Завязалась беседа. Андрей знал, что они не русские, но почему-то сегодня это вовсе не раздражало его…
Они вернулись в мечеть для молитвы, и он снова стоял в ряду вместе со всеми и, следя за движениями имама, стоящего впереди, делал то же самое.
Он вышел из мечети, не чувствуя холода. Он был целиком поглощен своими впечатлениями от этого маленького мира, в котором он только что побывал, и в котором все жили совсем по другим законам – не так, как привык жить он.
Его нагнал тот самый русский Толя.
– Салям, брат… Ты что-то одет совсем легко… Простудишься. На вот, возьми.
Он стянул со своей шеи и протянул ему толстый шарф.
– Да нет, не надо, – покачал головой Андрей.
Как-то неловко было оставлять человека без теплого шарфа в такой мороз. Но тот махнул рукой.
– Бери. Я тут рядом живу. Мне пятьсот метров добежать… Бери. Я же ради Аллаха.
Андрей взял шарф.
– Брат, ты извини, я спешу. У меня работа в ночь сегодня. Еще нужно домой забежать, – он протянул Андрею руку, быстро попрощался и побежал к остановке, чтобы успеть на автобус.
Андрей посмотрел ему в след, потом повернулся и побрел к метро.
* * *
Светлана чувствовала, что они с Андреем отдалились друг от друга. Она устала от такой жизни – они жили, словно два чужих человека в коммуналке. И только особая атмосфера Рамадана и походы в мечеть придавали ей силы и гнали прочь невеселые мысли, одолевающие ее.
Ее искренне радовало то, что Аслана эти дни вообще не было видно. Скорее всего, он после работы сразу шел в мечеть и поэтому возвращался поздно, и не сталкивался с Андреем.
Она вздохнула и села на кровать, чтобы успеть почитать Коран до прихода Андрея.
* * *
Уже несколько дней подряд Андрей ходил в мечеть на молитву. Вставал в ряд вместе со всеми и повторял их движения. Он сам не знал почему, но молитва приносила в его душу покой и умиротворение…
Шел двадцать первый день Рамадана. Андрей сидел в мечети у столба и читал книгу. До разговения оставалось еще около пятнадцати минут. Он потер покрасневшие от долгого чтения глаза, оторвался от книги и поднял голову, обводя взглядом мечеть. Он надеялся увидеть Толика, чтобы вернуть ему шарф, но его не было. «Может, молится в другой мечети» – подумал Андрей.
В очереди за чебуреками за ним стоял парнишка кавказкой внешности. Покупая себе, Андрей обернулся и спросил его:
– Сколько тебе?
– Два… – отозвался тот, роясь в кармане плохонькой курточки, в которых звенела мелочь.
Андрей протянул ему два чебурека и, вспомнив слова Толика, сказал:
– Ради Аллаха...
Он впервые в жизни почувствовал, какое это наслаждение – делать людям добро…
За эти дни Андрей выучил движения молитвы, и теперь ему стало легче.
После молитвы он, уже повернувшись к выходу, вдруг увидел Аслана. Он, улыбаясь, пожимал руки братьям по вере – всем: чеченцам, татарам, русским… Сегодня его хромота была особенно заметной.
Андрей, подождав с минуту, не спеша подошел к Аслану и остановился перед ним. Тот, подняв на него глаза, молча вздохнул, а потом чуть слышно сказал, чтобы его не услышали остальные:
– Только не здесь. Не оскверняй мечеть… Давай выйдем.
Андрей почувствовал, что на душе у него стало удивительно легко. Он понял: он должен сделать это именно сегодня, именно сейчас...
Он улыбнулся.
– Я не за этим пришел, Аслан… Я хочу принять Ислам.
Аслан с полминуты молча смотрел на него, потом чуть слышно спросил.
– Правда?
– Да, – твердо ответил Андрей.
Аслан повернулся и громко сказал:
– Братья! Задержитесь ненадолго, пожалуйста. Здесь один брат хочет Ислам принять...
Те, кто уже дошел до двери, развернулись и пошли назад. Они столпились вокруг Андрея, и он произнес перед ними наспех выученные слова шахады . Сердце его билось как-то странно, как-то не так, как всегда, по-другому, по-новому… Он вдруг почувствовал, что стоит на пороге чего-то великого и прекрасного. Братья обступили его и принялись по очереди поздравлять его и обнимать.
Все было так странно... Андрею даже показалось на мгновение, что это сон. Его обнимали кавказцы, татары, возникший откуда-то русский Толик и даже этот смуглый араб с черной бородой, который тут же сунул ему в руку «Крепость мусульманина»… Подошедший последним Аслан, посмотрев ему в глаза, тихо сказал:
– Поздравляю, брат, – и тоже крепко, по-братски обнял его.
Позже, на выходе, он снова увидел Аслана.
Окликнув его, Андрей протянул ему руку и сказал:
– Прости меня… брат.
– Прощаю… Да простит тебя Аллах, – улыбнувшись своей печальной улыбкой, просто ответил тот.
Они попрощались, и Аслан, одетый в старую кожаную куртку и видавший виды свитер, сильно хромая, пошел в сторону метро. Андрей посмотрел ему вслед. Чувство вины зашевелилось в нем…
* * *
Светлана, недавно вернувшаяся с мечети, резала овощи для салата.
Ее душили слезы, и она дала им волю, поскольку Андрея не было дома. Она сама не могла объяснить, почему плачет. Словно какая-то плотина прорвалась у нее внутри. Перед глазами, словно кадры из мрачного фильма, проходили столкновения Андрея с Асланом. Кровь на снегу… Тусклый свет перегорающего фонаря… Аслан с разбитым носом, хромающий вверх по лестнице… Довольный Андрей...
Она прикрыла глаза, стараясь успокоиться. На лестнице раздались шаги Андрея. Она чуть слышно вздохнула и быстро вытерла слезы.
Он зашел, поздоровался. Она ответила. Она заметила, что он улыбается. «Неужели опять с Асланом сцепился?» – мелькнуло у нее в голове.
В горле снова встал комок.
– Одевайся, пойдем погуляем. Погода хорошая… – тихо сказал Андрей.
Она с недоумением посмотрела на него. Но спорить у нее просто не было сил.
– Я салат делаю… – устало вздохнула она.
– Ничего, он не убежит. Одевайся. Вспомним детство…
Светлана не знала, что это вдруг взбрело ему в голову, но поняла, что остается лишь положиться на Всевышнего. «Может, хочет поговорить…» – подумала она.
Вымыв руки, она вышла в прихожую, влезла в ботинки, натянула дубленку и надела свой простой светло-голубой платок.
Они вышли на улицу. Некоторое время они шли молча. Под ногами похрустывал снег. В воздухе кружились белые снежинки, которые в свете фонарей казались порхающими мотыльками.
Они дошли до метро.
– Мы куда? – тихо спросила она.
– В центр, – отозвался Андрей.
Они спустились в метро и доехали до центра. Выйдя на улицу, они не спеша пошли по освещенным улицам мимо украшенных витрин и неоновых рекламных вывесок. Они дошли до пиццерии. Андрей остановился и толкнул стеклянную дверь, пропуская Светлану вперед.
Он оставил ее за столиком, а сам пошел и заказал две порции пиццы с грибами.
Светлана задумалась. Это было так непохоже на Андрея. Они никогда не ходили в рестораны или пиццерию. В лучшем случае раз в полгода выбирались в выходные в «Макдональдс»…
Когда он вернулся, Светлана внимательно посмотрела на него и тихо спросила:
– Андрей… Что случилось?
Он улыбнулся и, встретившись с ней взглядом, ответил:
– У меня сегодня праздник… И мне захотелось, чтобы у моей сестры тоже был праздник.
– Есть повод?
– Да. Я принял Ислам.
Она затаила дыхание. Ей показалось, или он правда сказал то, что сказал?..
Он смотрел на нее, безмятежно улыбаясь, и молчал.
– Когда? – чуть слышно спросила она.
– Два часа назад…
Она молчала, не зная, что сказать. Наконец она подняла на него глаза и сказала:
– Только не говори мне, что ты пошутил…
– Я никогда еще не говорил так серьезно, как сейчас, – отозвался он, пододвигая к ней пиццу. – Давай, ешь, пока не остыла…
* * *
Оставшиеся дни Рамадана они постились вместе, а вечерами ездили на таравих в ту мечеть, куда всегда ездила Светлана.
На душе у нее было радостно и спокойно. Это было такое счастье – выходить из мечети вместе с братом, держа его под руку, и по дороге к метро слушать его рассказ о том, с кем он познакомился сегодня…
Как велика милость Всевышнего к Его рабам, подумала она. Он послал ей эту радость как раз тогда, когда она уже почти отчаялась найти выход из сложившейся ситуации, когда ей уже начало казаться, что выхода вообще нет, хотя она и старалась сохранять терпение и стойкость, зная, что отчаиваться в милости Аллаха – грех…
Теперь они были по-настоящему вместе, и теперь ей больше не нужно было защищать брата по вере от брата по крови… Теперь ее брат по крови стал ее братом по вере.
Это было так странно, так непривычно – видеть Андрея, совершающего земные поклоны на ее коврике для намаза, произносящего азан и говорящего «Бисмиллях» перед едой… Но никогда еще она не была так счастлива, как в эти дни – поистине благодатные дни, последнюю декаду Рамадана.
* * *
– Аслан, скажи честно, как так вышло, что тебя осколками этими задело? Ты ведь не сам под снаряд полез…
Аслан помолчал немного. Взгляд его затуманился…
Наконец он прикрыл глаза и тихо сказал:
– Андрей… Зачем тебе это знать? Это дело прошлое… Много воды утекло с тех пор.
– Скажи… Я хочу знать.
Аслан снова вздохнул.
– Я брата своего младшего собой закрыл, когда снаряд этот разорвался… – чуть слышно сказал он.
– То есть он выжил, а ты на всю жизнь хромым остался? – спросил Андрей, внимательно глядя на него.
Аслан протянул руку к стакану с недопитым чаем и, повертев его в руках, тихо сказал:
– Он через два дня погиб…
Андрей вздохнул, а Аслан, поставив стакан на стол, тихо добавил:
– «Каждая душа вкусит смерть»… И когда наступит час их, они не отдалят и не ускорят его наступление…
Он помолчал.
– Ладно, брат, это не самая веселая тема для разговора… Давай поговорим о другом. Сейчас я только чай еще поставлю…
Он вернулся с кухни через пять минут.
– Брат, ты о женитьбе не думал? – спросил Андрей, глядя на едва заметные седые волоски в черных волосах Аслана.
– А кто о ней не думает? – отозвался Аслан. – С моей сегодняшней зарплатой я еще лет пять могу о ней думать. Если и женюсь, то не раньше, чем в тридцать, наверное… На все воля Аллаха… Семья – это ответственность. С меня в Судный День за все Аллах спросит… Да и женщина ведь тоже человек, и она хочет жить по-человечески. И Аллах ей дал такое право…
– А если тебе сейчас жениться? Мне тут брат Толик сказал, что не в деньгах счастье…
– На ком? – Аслан посмотрел на него.
– На Свете, сестре моей…
Аслан опустил взгляд и улыбнулся.
– Брат, я не против, конечно, но…
– Отлично, – перебил его Андрей. – Я тоже не против. Так что… Родниться будем.
Аслан посмотрел на него с улыбкой и сказал:
– Андрей… При всем моем уважении к тебе как к брату в Исламе… Мне все же кажется, что сначала нужно саму Светлану спросить… Она может и не согласиться. Да и дело это серьезное, за час не решается. Его обсудить надо…
Андрей внимательно посмотрел на него и сказал:
– Если она не согласится, я завтра же возьму вас обоих за шиворот и отведу в ЗАГС.
Аслан покачал головой. Уголки его губ дрогнули.
– Аллах не разрешил принуждать девушку.
– Это шутка, конечно. Предоставь это дело мне. Толик сказал, перед каждым важным делом нужно истихару читать, вот и читай пока… А если честно, я сестру свою девятнадцать лет знаю. У нее в глазах всегда все написано…
* * *
Он зашел в квартиру и поздоровался со Светланой. «Салам алейкум» – эти два слова, которые Андрей произносил так просто и естественно, каждый раз заставляли ее вспоминать о том, какую великую милость оказал ей Всевышний, сделав ее брата мусульманином…
– Что-то ты у меня, Светка, в девках засиделась… – по-деловому начал он. – Замуж тебе пора…
Его слова вызвали у нее улыбку.
– За кого? – тихо спросила она.
– За нашего брата Аслана, проживающего на пятом этаже, если помнишь такого…
– Думаю, сначала его нужно спросить… – сказала она вместо ответа и опустила глаза.
– Его я уже спросил. Иначе бы я с тобой об этом не заговорил… Теперь мы ждем твоего ответа.
Она, не поднимая глаз, вздохнула и, собираясь с мыслями, начала:
– Андрей, я…
– Короче, я могу идти?
– Куда?
– К Аслану, сообщить ему о том, что завтра мы втроем встречаемся в кафе у мечети, где будем есть чебуреки и обсуждать твое замужество…
Она помолчала с полминуты, потом ответила, по-прежнему пряча от него глаза:
– Иди…
Андрей направился к двери. Светлана, оставшись одна, улыбнулась и, постояв немного посреди кухни, пошла в комнату читать истихару.
* * *
Они зашли в кафе при мечети. Там почти никого не было, четыре столика оставались незанятыми. Светлана расстегнула дубленку, сняла ее и повесила на спинку стула.
Подняв глаза, она увидела Аслана, который, хромая, направлялся к ним. Она опустила взгляд. Сердце в ее груди забилось быстрее…
Аслан подошел и негромко сказал:
– Салам алейкум, брат, – он протянул Андрею руку.
Андрей поднялся ему навстречу и, пожав протянутую руку, сказал в ответ:
– Ва алейкум салам, брат…
Светлана исподтишка наблюдала за ними. Странное волнение охватило ее. Что-то защемило в сердце…
Она посмотрела на Аслана, потом на Андрея, и почувствовала, как по щекам ее побежали слезы. Чувство искренней и бесконечной благодарности Всевышнему переполняло ее…
Андрей, взглянув на нее, понимающе улыбнулся. Аслан опустил взгляд, но Андрей заметил, что уголки его губ тоже едва заметно дрогнули, хотя глаза так и остались печальными и задумчивыми.
Аслан сел. Андрей собрался с мыслями сказал:
– Момент, конечно, торжественный… Но я, к сожалению, не мастер произносить речи. В общем, брат, отдаю тебе самое дорогое из того, чем меня Аллах наделил в этом мире…
Он встретился взглядом с Асланом, и тот сказал в ответ:
– Надеюсь, брат, я этого достоин…
Андрей улыбнулся.
– Инша Аллах… Если никто не возражает, дальше план такой: я бросаю курить, делаю вам свадьбу, а потом отправляю вас на годик-другой в какую-нибудь мусульманскую страну – хочу, чтобы вы язык Корана выучили, знаний набрались и потом наших братьев и сестер здесь учили… А сам уезжаю на это время в Европу на заработки. Я же девятый год на стройке вкалываю, а тут мне наш брат Толик идею подкинул. Он уже почву прощупал, и предлагает мне вместе с ним поехать. Вдвоем оно легче как-то… А квартиру пока сдавать будем. Деньги вам – какая-никакая помощь… А там, гляди, может и я женюсь… – улыбнулся Андрей.
Он помолчал немного, потом тихо признался:
– Знаешь, Свет, я бы вас прямо сейчас в мечеть отвел, чтобы вам никях прочитали… – он перевел взгляд на Аслана. – Просто я хочу, чтобы у моей сестры настоящая свадьба была: с белым платьем – прошу прощения, хиджабом, – букетом белых роз… Знаю, что это не главное в жизни… Но прошу вас двоих понять мое желание.
Светлана молча улыбнулась. Аслан кивнул:
– Конечно, брат… Инша Аллах.
Они с Андреем пошли покупать чебуреки, а она осталась сидеть за столиком. На душе у нее было удивительно спокойно и легко, она ощущала странное, непривычное умиротворение. Это чувство напоминало то, что она всегда испытывала, когда слышала красивое чтение Корана…
За соседними столиками разговаривали ее братья по вере. Где-то рядом звучало чеченское «са ваш»*, и тут же раздавалось русское «брат». Сегодня Светлана как никогда остро почувствовала, что все они – часть огромной, многонациональной уммы, братья и сестры по вере, чьи сердца чистой, крепкой и неподдельной любовью связала навсегда религия Всевышнего Аллаха.
Она подняла глаза и посмотрела в окно. Красивый минарет уходил в небо, и на самой вершине его блестел на солнце серебристый полумесяц…
*Брат (чечен.).
Аслан, заметив его, остановился, внимательно глядя на него. Андрей сплюнул и сказал:
– Ну, давай, моджахед, иди сюда. Разберемся.
– У меня нет причин тебя бить, – услышал он спокойный ответ Аслана.
– Зато у меня есть.
Светлана прислушалась. Голос Андрея? Может, ей показалось... Ее охватила странная тревога. Она подошла к окну и увидела Аслана, который, еле передвигая ноги, направлялся к подъезду, и удаляющегося Андрея.
Она прикрыла глаза. Хотя она не видела самой драки, она поняла: Андрей опять пристал к нему. В горле у нее встал комок.
Натянув свитер, она быстро вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. Аслан поднимался ей навстречу. Он шел, запрокинув голову. Из разбитого носа по подбородку текла кровь.
Светлана остановилась и закусила губу. Он только сейчас заметил ее. Она бросилась к нему.
– Дай, я посмотрю… Нужно остановить кровь. Я же медсестра, – она чувствовала, что голос у нее срывается, она с трудом сдерживала слезы.
Но Аслан поднял руку, словно останавливая ее.
– Ничего, я сам... Не прикасайся ко мне. Ислам запрещает это... Иди домой.
Она вздохнула и, опустив глаза, молча кивнула.
– Прости его… Инша Аллах, он одумается, – чуть слышно сказала она.
– Я не держу на него зла… – так же тихо отозвался Аслан, не глядя на нее.
Он поднялся к себе на пятый этаж. Она тоже пошла домой. Она закрыла за собой дверь, стянула свитер… На глаза навернулись слезы. Горькая обида на брата захлестнула ее. Нет, она не злилась, не испытывала к нему ненависти, не желала ему зла. Просто ей было очень больно и обидно.
Он цеплялся к Аслану каждый раз, когда они случайно встречались на улице, а происходило это как минимум раз в неделю, поскольку жили они в одной старенькой пятиэтажке. Она с Андреем на третьем этаже, а Аслан – на пятом. Единственная причина, по которой Андрей бил его – что Аслан был чеченцем, «черным», как Андрей презрительно называл его и его соплеменников. Светлана искренне ненавидела в Андрее этот национализм и отдала бы что угодно, только бы вырвать это зло из сердца брата. Она ненавидела национализм и расизм как таковой. Ненавидела порождаемую им слепую, безудержную ярость, заставляющую братьев по человечеству идти друг против друга… В каждом человеке она видела прежде всего человека, и ей все равно было, какой он национальности, какой у него цвет кожи или разрез глаз.
На минуту ей захотелось, чтобы Андрей вообще не пришел сегодня. У нее не было желания видеть его. Но скоро на лестнице раздались знакомые тяжелые шаги, и она устало прикрыла глаза, готовясь к очередной «схватке».
Вид у него был довольный – у него всегда поднималось настроение, когда ему удавалось успешно применить свои натренированные за много лет хождения в спортзалы мускулы.
– Зачем ты это сделал? – тихо, но твердо спросила она, когда он вошел.
Он посмотрел на нее сверху вниз своими холодными серыми глазами. Но она выдержала его тяжелый взгляд.
– Ты что, разговаривала с ним?
– Я видела вас в окно, – отозвалась она.
– Меньше смотри в окно, - голос его прозвучал грубо, но она сделала вид, что не обратила на это внимание.
– Андрей, он же калека, он еле ходит… Только трус бьет того, кто слабее его.
– Это мое дело.
Светлана вздохнула. Она знала: он хочет, чтобы она замолчала сейчас, но она была решительно настроена идти до конца.
– Андрей, пойми, это глупо: бить человека только за то, что он кавказец. Разве он виноват в том, что рожден чеченцем, а не русским? Это предопределение Всевышнего… Все люди равны перед Ним, и Он спросит с нас за наши дела, а не за нашу внешность.
Андрей нетерпеливо махнул рукой.
– Ладно, хватит мне проповеди читать. Ты чего, влюбилась в него, что ли?
Светлана посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
– Он мой брат по вере…
– А я тебе разве не брат? – возразил Андрей.
– Это тебе решать, – тихо сказала она, и, повернувшись, пошла на кухню.
Он пожал плечами, улегся на диван и, включив телевизор, уставился на экран.
* * *
Она приняла Ислам полтора года назад. Она долго скрывала это от всех, в том числе от Андрея. Платок она все еще не надела – брала его с собой в мечеть и снимала на выходе, а намаз читала украдкой, закрываясь в своей комнате. Андрей видел у нее исламские книги, и иногда говорил ей по этому поводу что-нибудь колкое, но в целом почти не обращал внимания на это ее «увлечение», так как мало интересовался религией вообще.
Аслан жил в их доме около года – снимал убогую квартирку под крышей. Светлана знала: на большее у него просто нет денег. Он еле сводил концы с концами. Он работал где-то у своих, но заработанных денег, судя по всему, ему хватало лишь на весьма скромное существование – ничего «лишнего» себе он позволить не мог. Ходил он почти всегда в одной и той же одежде, которая была куплена, наверное, еще лет семь назад, и которую спасало лишь то, что он хорошо ухаживал за ней. Но при всем этом от него веяло спокойствием, он никогда не отказывал людям в помощи – напротив, он сам первый предлагал помочь. В его глазах жил свет, самый настоящий свет, и Светлана знала секрет этого. В груди этого человека билось сердце мусульманина, наполненное верой, сердце, связанное с Аллахом, благородное, терпеливое, доброе и чистое сердце. Светлана была уверена: если бы Аслан захотел, он мог бы дать Андрею сдачи. Не победить, конечно, – ему мешала хромота, – но, по крайней мере, поставить ему хороший синяк под глаз или разбить нос. Но Аслан этого не делал – не потому, что боялся Андрея, нет. Он знал, что махать кулаками легче всего, но это не выход и не решение и вообще не занятие, достойное человека и мусульманина. Он не давал себя в обиду, но и не стремился во что бы то ни стало причинить боль Андрею.
Светлана часто думала, что другой на его месте, видя превосходство противника, решился бы на какую-нибудь подлость. Но Аслан был не таким. Даже видя бесполезность слов, он призывал к Исламу своим поведением. Если для Андрея нецензурная брань была нормальным явлением, то насчет Аслана Светлана могла сказать с уверенностью: этот человек никогда не произносил подобных слов. Он умел защищаться, умел ставить на место, но с достоинством, а не грубостью и звериной жестокостью, как Андрей. Каждый раз Андрей отступал, сталкиваясь с этой неведомой ему силой, потому что не знал, как противостоять ей. Он всегда был уверен, что кулаками можно решить любую проблему. Однако это был не тот случай… Светлана мало знала о жизни Аслана, но догадывалась, что ему пришлось повидать многое на своем веку, и жизнь научила его тому, чему, увы, не научила Андрея…
Светлана верила: Аслан, как и она, понимал, что в душе у Андрея тоже есть что-то доброе, человеческое. Но, как и она, он не знал, как заставить это хорошее пробудиться и выйти наружу. Она понимала также, что Аслан старается помочь ей – она была мусульманкой, и Аслан надеялся, что и Андрей со временем придет к Исламу через нее, потому и не хотел еще больше разжигать в нем ненависть по отношению к кавказцам, а, значит, и к мусульманам. Он помнил о том, сколько переносил Пророк и его сподвижники ради того, чтобы люди приняли истину и вошли в Ислам. Их благородство и терпение превращало злейшего врага в ближайшего друга. Аслан шел по их дороге, и Светлана была глубоко благодарна ему за это, тем более что сама она лелеяла в душе надежду на то, что когда-нибудь ее брат примет Ислам… Аслан понял характер Андрея: если бы каждый раз они бились насмерть, тот ждал бы его каждый день, и эти драки кончились бы очень плохо для одного из них. Поэтому он поступал мудро, и Светлана радовалась, что он не такой, как Андрей.
Светлана знала – это не трусость, а терпение мусульманина, и Аслан как личность намного сильнее Андрея, только Андрей этого не понимал.
…Он никогда не заговаривал с ней, никогда не смотрел ей в глаза. Когда они встречались на лестнице, он всегда пропускал ее, отводя взгляд.
Она сама обратилась к нему – спросила, нет ли у него исламских книг, и как ей нужно одеться, чтобы пойти в мечеть. Она собиралась первый раз зайти в мечеть, и ей не с кем было посоветоваться. Он отдал ей все книги, которые у него были, и сказал, что нужно надеть что-нибудь свободное и длинное, чтобы остались открытыми только кисти рук и овал лица. При этом он не смотрел на нее. Светлане до сих пор казалось порой, что он вообще не знает, как она выглядит.
Тогда же она спросила его, почему он так сильно хромает. Он с трудом поднимался по лестнице на свой пятый этаж.
– Ты воевал?
Он покачал головой.
– Нет… Бомбежка была, снаряд недалеко разорвался, осколками задело...
– Родные есть?
Он молча покачал головой.
– Уже нет. Брат младший погиб в 2001-м.
Когда Светлана видела этого человека, ей становилось жаль его, но в то же время она восхищалась его стойкостью, его верой…
Каждый раз, когда он, хромая, проходил мимо нее, Светлана невольно представляла себе тот взрыв: гул самолетов, падающие снаряды, разрушенные дома, осколки, со страшной силой впивающиеся в живую плоть и дробящие кость…
Аслану доставалось от милиции, доставалось от людей на улице, доставалось от Андрея. Но он не озлобился, и в его сердце по-прежнему не было места для ненависти. Испытания, посланные ему Всевышним, закалили его и сделали мудрее. И Светлана искренне уважала его за то, что он, несмотря ни на что, сумел сохранить в себе и пронести через все эти нелегкие годы не только веру, но и свою человечность и ту доброту и умение прощать, что всегда жили в его сердце.
Однажды она отложила со своей скромной зарплаты пятьсот рублей, и решила отдать ему, как только встретит его на лестнице.
Он хотел, как обычно, пройти мимо, но она окликнула его.
– Аслан, подожди. Пожалуйста, возьми это, – она протянула ему пятьсот рублей.
Видя, что он лишь молча качает головой, она сказала:
– Я даю тебе как брату в Исламе. Я ведь знаю, что ты нуждаешься.
– У Аллаха удел для каждого человека, и мой удел ко мне придет. Оставь себе. Ты приняла Ислам, и впереди тебя может ждать много трудностей. Эти деньги тебе пригодятся.
Поняв, что он не возьмет, она опустила глаза и молча кивнула.
Он вздохнул и хромая, прошел мимо нее со словами: «Да поможет тебе Аллах, сестра…».
…Мысли Светланы вернулись к брату. У них с Андреем было трудное детство: родители пили беспробудно, отец часто поднимал на них руку. Как только отец заваливался домой пьяным, они с Андреем старались любым способом улизнуть из квартиры, чтобы не попасть под его тяжелую руку и не слышать его ругательств. Они жили, как бродяжки. Зимой сидели на теплых трубах или болтались по магазинам, голодными глазами глядя на прилавки. Андрей почти не ходил в школу, она как-то держалась, прыгая с тройки на четверку – учиться не было ни времени, ни возможности. Учителя знали о том, что происходит в их семье, и жалели их, но помочь ничем не могли. Они ели в школьной столовой, а в выходные и каникулы просили что-нибудь в магазине и палатках возле дома. Иногда им что-то перепадало, иногда их просто прогоняли… Потом отец попал под машину. Вскоре после него ушла из жизни и мать.
Андрею тогда исполнилось восемнадцать, а Светлане – четырнадцать. Они остались вдвоем. После девятого Светлана поступила в медицинское училище, подрабатывала уборщицей. Андрей вкалывал на стройке. Светлана боялась, что он запьет, но, видимо, он так насмотрелся на пьяных родителей, что у него выработалось стойкое отвращение к алкоголю. Хотя курить он все-таки начал...
После смерти родителей они вздохнули свободно, и хотя им приходилось нелегко, жизнь порой казалась Светлане просто раем. В квартире стояла тишина, не было больше пустых бутылок и банок, не было тошнотворного запаха алкоголя и табачного дыма, не было криков и ругательств, не было отца, который их бил и гонял, не было матери, которая равнодушно наблюдала за этим…
Они привели квартиру в порядок, и жизнь пошла своим чередом. Только одно беспокоило Светлану: агрессивность Андрея. Она видела: он до сих пор ненавидит родителей, он до сих пор ничего не забыл и не простил, и свою обиду, копившуюся в нем с детства, он выплескивал теперь на всех, кто, по его представлениям, был «не такой» – как Аслан, например. Он вымещал на других свою злость, свою ненависть, которая грызла его изнутри, ему необходимо было причинять кому-то боль, унижать, побеждать. Светлану всегда ранило это. Она любила брата и искренне желала, чтобы он изменился, стал другим. В детстве она тоже злилась на родителей, даже ненавидела их. Ей казалось, что это несправедливо: у других нормальные семьи, их любят, о них заботятся, а у нее все так. Но потом, став старше, она как-то смирилась, поняв: у каждого человека своя судьба. В то время в их доме жил одинокий старичок с Узбекистана, который по-доброму относился к ним с Андреем. Через несколько дней после смерти их матери он сказал Светлане: «Дочка, ты расскажи мне все. Я вижу – тяжело у тебя на сердце». И она рассказала все: как их били, гоняли, как они жили в страхе, как ходили голодные по магазинам. Говорила, и слезы бежали по щекам… Выслушав ее, старичок сказал:
– Доченька, я тебе один совет дам: прошлое оно на то и прошлое, что уже прошло и больше не вернется. А обида и ненависть – они как змея: пока в тебе находятся, тебя без конца жалят и жалят, и жить спокойно не дают. Гнать их надо, и чем скорее, тем лучше. Если все было так, значит, так было надо.
В тот день Светлана смогла окончательно подавить в себе обиду на родителей – она словно попрощалась со своим прошлым и запечатала его навсегда. И ей сразу стало легче. И она мечтала о том, чтобы и Андрей понял то, что поняла она, и у него хватило сил поступить так, как поступила она...
Она вздохнула и пошла читать намаз.
* * *
Она на секунду прикрыла глаза. Опять... Возле дома друг против друга стояли Андрей и Аслан. Она почувствовала, как у нее заболело сердце – заболело так, что ей показалось даже, что оно сейчас вообще остановится. На улице было холодно, шел снег. Но ей было все равно. Она уже ничего не чувствовала. Она влезла в ботинки и, даже не закрыв квартиру, бегом бросилась вниз. На снегу, освещенном тусклым фонарем, уже была кровь…
Светлана почему-то была уверена: если она не вмешается сейчас, Андрей просто убьет Аслана, или тот не выдержит и в порыве убьет его. Она не могла допустить ни того, ни другого. В любом случае она теряла одного брата – брата по вере или брата по крови, а второму грозила тюрьма.
Она встала между ними. Она не чувствовала холода, хотя стояла на морозе в одной кофте и юбке, и снежинки падали на ее непокрытую голову. Ее била дрожь и время от времени бросало в жар. Нервы были натянуты до предела. Она сжала кулаки и крикнула, что есть силы:
– Хватит!..
– Иди домой, – сказал Андрей. – Это наше дело.
Она повернулась к нему и, тяжело дыша, словно загнанный зверь, сказала каким-то странным, изменившимся голосом:
– Я никуда не пойду.
– Иди домой, я сказал! – в голосе Андрея прозвучала угроза.
– Только вместе с тобой, – ей было все равно, пусть он разозлится и ударит ее, пусть даже убьет – она будет стоять до конца.
Андрей поколебался с минуту, потом сказал с трудом вставшему на ноги Аслану:
– Радуйся, сегодня тебе повезло... Продолжим в другой раз.
Он схватил Светлану за плечо и грубо толкнул вперед. Они поднялись по лестнице. Он со всей силы захлопнул дверь квартиры.
– Что за номера ты выкидываешь?! – зло крикнул он.
– Ты посмотри на себя! Ты уже не похож на человека. Ты стал зверем, хищником… – сказала она, глядя ему в глаза и стараясь унять бившую ее нервную дрожь.
– Что ты его защищаешь?! А?!
– Он ни в чем не виноват. И ты поступаешь как последний трус!
Андрей рванулся к двери.
– Я его сейчас убью, и дело с концом! – прорычал он.
Она опередила его, со всей силы влепившись спиной в дверь прямо перед ним и раскинув руки.
– Сначала ты убьешь меня… – тихо сказала она. – Я обещаю, я клянусь... Я буду вставать между вами каждый раз. И так будет до моего последнего вздоха. Ты можешь меня бить – можешь даже убить, если хочешь. Я не отступлю.
Она чувствовала как-то вдруг родившуюся в ее груди силу. Она чувствовала, что сильнее Андрея, и сильнее всего мира. Она чувствовала, что она права, что так надо, что она выполняет свой долг – долг человека и мусульманки, и нужно во что бы то ни стало стоять до конца…
Все ее мысли и чувства в эту минуты были устремлены к Тому, Кто Всемогущ, Милостив и Милосерден, и она почувствовала, как странное спокойствие разливается по телу. Она больше ничего не боялась. Пусть случится то, что предопределил ей Аллах.
Андрей оттащил ее от двери и оттолкнул в сторону, чтобы выйти, но она снова бросилась к нему и, вцепившись в его плечо, повисла на нем. «Нельзя его отпустить, нельзя…» – стучало у нее в голове. Он с трудом оторвал ее от себя и со словами: «Ах ты тварь!», наотмашь ударил ее по лицу и толкнул на пол.
Она подняла на него глаза, и в них он не увидел слез. По ее подбородку с угла рта текла кровь. Она не вытирала ее. В ее взгляде не было ненависти, не было обиды, но этот взгляд жег Андрея.
– Доволен? Тебе стало легче? – чуть слышно спросила она, поднимаясь с пола.
Она повернулась и пошла в свою комнату. Дверь за ней тихо закрылась.
Андрей ударил кулаком в стену.
– Черт!
Он не знал, на кого больше злится – на нее или на себя.
* * *
Она возвращалась после ночного дежурства в больнице. У нее не было желания идти домой, не было желания видеть Андрея. Она устала от постоянных «дуэлей». В глазах ее стояли слезы, и она уже сама не понимала, была ли причина в морозном ветре, дувшем ей в лицо, или это просто боль, накопившаяся в ее душе, не найдя выхода, выплескивается наружу в виде слез...
Она не спеша поднималась по лестнице. Навстречу ей шел Аслан. Погруженная в свои мысли, она растерянно подняла на него покрасневшие глаза. Она знала: в последней драке с Андреем два дня назад ему здорово досталось. Ей хотелось помочь ему, но она не могла. Не могла помочь ему, не могла помочь себе… Он этого хотелось плакать еще больше.
Аслан, заметив синяки и ссадину на ее подбородке, без труда понял, что дома ей досталось от Андрея. Он чуть слышно сказал ей:
– Я уже ищу квартиру, инша Аллах, скоро перееду. Не лезь к нему. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
Она закусила губу. В горле стоял комок, мешавший говорить. Она только молча кивнула. Он прошел мимо.
Она зашла в квартиру, разделась и взялась за приготовление еды, хотя обычно сразу ложилась спать. Она чувствовала себя предельно уставшей и разбитой, но знала, что все равно не уснет – слишком велико было нервное напряжение…
Закончив с готовкой, она прочитала намаз и все-таки легла спать.
Сегодня был первый день Рамадана, и сегодня она приняла решение одеть платок.
Когда Андрей вернулся с работы, она уже поправляла платок, собираясь в мечеть на таравих.
Андрей внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Ты что, в таком виде на улицу пойдешь? – в его голосе прозвучало презрение.
– Да, – твердо ответила она и заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Не срамись!
– Мне уже все равно, – тихо сказала она и прошла мимо него к двери.
Оставшись один, Андрей вздохнул и сел на диван, но спустя минуту снова встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Наконец он пошел на кухню, притронулся к кастрюле и сковороде, стоящим на плите. Светлана подогрела ужин к его приходу... Рядом стояла приготовленная тарелка.
Он вдруг почувствовал себя виноватым. Почему-то ему захотелось, чтобы Светлана была сейчас здесь. Просто сидела напротив, ела и разговаривала с ним, как всегда…
Он поел, потом снова прошел в комнату, включил телевизор, пощелкал по каналам, снова выключил… Ему было не по себе. Он чувствовал, что теряет сестру.
Он вздохнул. Вспомнилось детство, их совместные мытарства… Да, жизнь у них обоих была нелегкой, но они всегда были вместе. Сейчас он чувствовал, что она с каждым днем отдаляется от него.
Вдруг вспомнился тот день, когда пьяный отец едва не задушил маленькую Светлану, и он, Андрей, тогда еще четырнадцатилетний мальчишка, бросился на отца. Все произошло так быстро… Он не успел ни о чем подумать, не успел даже испугаться... Он просто бросился вперед, подчиняясь бессознательному порыву. В голове мелькнула единственная мысль: сейчас отец убьет Светлану… Отец зарычал и, выпустив Светлану, которая тут же бросилась к двери, на бегу хватая куртку, схватил Андрея за плечо и со всей силы швырнул на пол. Андрей до сих пор не понимал, каким чудом ему удалось избежать смерти тогда. Он помнил только, что как-то вывернулся и выскочил на улицу прямо в разорванной рубашке… Даже сейчас, когда он вспоминал этот случай, сердце его начинало биться быстрее… Он вспомнил, как они сидели в соседнем подъезде на лестнице: она в своей старенькой курточке, утирающая слезы, со страшными следами на шее и растрепанными светлыми волосами, и он, подрагивающий от холода, в одной запачканной кровью и порванной рубашке, на которой не хватало половины пуговиц… Возникшая откуда-то из самых глубин сознания мысль: как хорошо, что они вместе, как хорошо, что они выжили…
Слоняясь по квартире, он заглянул в комнату Светланы. На кровати лежала какая-то исламская книжка. Сам не зная, зачем, он прихватил ее с собой. Он посмотрел на обложку: «Нравственность мусульманина». Он вздохнул, сел на диван, открыл первую страницу и принялся читать.
* * *
Светлана поменялась с другой медсестрой и взяла отпуск, предоставив ей свой в июле. Она знала, что ей все равно не позволят работать в платке, а отказываться от своего решения, тем более в Рамадан, она не хотела. Она не знала, что будет дальше. Нужно постараться найти работу у мусульман...
Она ходила в мечеть каждый день. Встречи с Андреем она старалась избегать. Даже когда он был дома, они почти не разговаривали. Андрей исподтишка наблюдал за ней. Она казалась тенью. Худая, хрупкая, с толстой светлой косой и голубыми глазами, печальными и задумчивыми. Она хранила молчание и, казалось, все время была погружена в свои мысли. Андрей каждый день в ее отсутствие читал исламские книги, стоявшие на ее полке. Он сам не знал, зачем это делает – может, просто пытался понять тот мир, в котором жила она. Аслана эти дни не было видно. Наверное, тоже ходит в мечеть, подумал Андрей.
Спустя несколько дней он шел по улице и случайно увидел сверкающий полумесяц мечети вдали. И он подошел ближе. Возле мечети ходили десятки тех самых «черных», которых он так ненавидел...
Он помедлил немного, потом зашел в мечеть, стянув ботинки и поставив их на полку перед входом.
Оказавшись внутри мечети, он остановился и огляделся. Он никогда не был в подобном месте. Ковры, какое-то деревянное возвышение у стены… Тумбочка, на которой лежало несколько книг...
Андрея окутала непривычная тишина, но тишина эта приносила покой. В мечети был только один человек: парень лет двадцати трех, славянской внешности сидел на ковре, скрестив ноги по-турецки, и вполголоса читал что-то нараспев. Андрей подошел к нему и сев рядом, заглянул в книгу, которую тот держал в руках. «Коран, наверное» – подумал он, увидев ряды странных незнакомых букв на украшенных страницах.
- Андрей, – сказал он вместо приветствия.
Парень оторвался от книги, протянул ему руку и просто сказал:
- Анатолий.
Андрей опешил.
- Ты что, русский?
- Да…– улыбнулся парень. – А что?
- Я тоже русский. Но не мусульманин.
- Я тоже когда-то им не был… К этому не сразу приходят.
- И что, ты в этих закорючках что-то понимаешь? – с сомнением спросил Андрей, кивнув на Коран в его руках.
- Да, хвала Всевышнему. Не очень сложно, кстати. Хочешь, научу?
Андрей покачал головой.
- Да нет, благодарю покорно… К этому я пока не готов.
Андрей вышел из мечети. Это было так странно. Он всегда думал, что мечети набиты чеченцами, татарами, узбеками и прочими «черными», а тут в ней сидит в полном одиночестве русский парень его возраста и спокойно читает Коран…
На следующий день, проходя по той же дороге, Андрей снова почувствовал непреодолимое влечение к мечети. Он направился к ней.
Зачем он идет туда? Он сам не знал. «В конце концов, все в жизни нужно попробовать» – криво усмехнувшись, сказал он себе.
Эти две недели он не работал и каждый день приходил в мечеть. Он отдыхал в тишине, царившей в мечети. Он сидел там два-три часа, читая исламские книги. И он ловил себя на том, что ему нравится то, что он читает...
Сегодня он пришел в мечеть немного раньше. Мечеть была пустая. Он сел в самый угол, возле батареи, и принялся за книгу. Через два часа он почувствовал, что глаза у него закрываются. Его клонило в сон. Тишина и тепло убаюкивали его. Он отложил книгу, растянулся на ковре возле батареи и уснул.
Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза, и заморгал, стряхивая с себя сон. Рядом с собой он увидел парня, который присев на корточки, осторожно тряс его за плечо со словами:
– Брат… Брат… Просыпайся. Иди омовение делай, через десять минут разговение. Поторопись.
Парнишка был лет двадцати, светлый, с голубыми глазами. «Неужели еще один русский?» – подумал Андрей, поднимаясь.
В мечети было много народа: кавказцы, татары, даже какой-то араб с большой черной бородой и еще несколько светлых парней, которые отчаянно напоминали русских...
Андрей вздохнул. Можно было сейчас сбежать, но что-то его остановило. В конце концов он махнул рукой. «Омовение – так омовение». Он отправился на поиски туалета. Там уже полоскались двое ребят его возраста и один мужчина лет сорока. Искоса наблюдая за ними, Андрей закатал рукава и открыл кран… «В конце концов, все в жизни нужно попробовать…».
Он вернулся в мечеть. Там на полу, скрестив по-турецки ноги, сидел кавказец с черной щетиной на запавших щеках и, доставая финики из большого пакета, стоящего перед ним, раздавал столпившимся вокруг братьям по вере. Увидев Андрея, он махнул ему рукой и сказал с сильным кавказским акцентом:
- Брат! Иди сюда скорее... Сейчас уже имам придет.
Андрей подошел к нему, и тот протянул ему три финика. Андрей взял и, не зная, что говорят в таких случаях, сказал:
– Спасибо.
– На здоровье, брат, – с улыбкой отозвался кавказец.
Его глаза напоминали Андрею глаза Аслана – то же спокойствие, человеческое тепло, тот же свет и немного грусти. В глазах Аслана Андрей никогда не видел ненависти, и только прочитав все книги сестры, он начал понимать причину этого…
Пришел имам и начал произносить азан. Все вокруг принялись за финики. Столько самых разных людей сидело рядом, на полу. Все они одновременно кушали одни и те же финики. Андрей едва не забыл про свои финики, наблюдая за «соседями».
Потом все встали рядами, готовясь к молитве. Андрей замешкался. Араб, стоящий с краю в первом ряду, сделал ему знак рукой, показав, что рядом с ним осталось свободное место. Андрей встал рядом с ним. Началась молитва.
Андрея охватило странное чувство. Ему показалось, что он попал в какой-то новый, совсем другой мир. Здесь не обращали внимания на национальность и цвет кожи. Здесь все верили в одного Бога и все искренне любили друг друга. С этим миром Андрей столкнулся впервые.
После молитвы они пошли в кафе возле мечети. Андрей знал, что они держат пост. Он тоже последовал за ними. Не успел он купить себе что-нибудь, как его уже окликнул кто-то.
– Брат! Иди сюда.
Он обернулся. За столиком сидели трое рябят лет двадцати пяти, татары, как показалось Андрею. Один стул остался свободным. Он подошел к ним и сел. Его тут же наделили двумя чебуреками.
Андрей решил честно признаться.
– Я начинающий…
Они заинтересовались.
– Ничего, мы тебе поможем… Намаз научим читать. Если есть вопросы, задавай.
Завязалась беседа. Андрей знал, что они не русские, но почему-то сегодня это вовсе не раздражало его…
Они вернулись в мечеть для молитвы, и он снова стоял в ряду вместе со всеми и, следя за движениями имама, стоящего впереди, делал то же самое.
Он вышел из мечети, не чувствуя холода. Он был целиком поглощен своими впечатлениями от этого маленького мира, в котором он только что побывал, и в котором все жили совсем по другим законам – не так, как привык жить он.
Его нагнал тот самый русский Толя.
– Салям, брат… Ты что-то одет совсем легко… Простудишься. На вот, возьми.
Он стянул со своей шеи и протянул ему толстый шарф.
– Да нет, не надо, – покачал головой Андрей.
Как-то неловко было оставлять человека без теплого шарфа в такой мороз. Но тот махнул рукой.
– Бери. Я тут рядом живу. Мне пятьсот метров добежать… Бери. Я же ради Аллаха.
Андрей взял шарф.
– Брат, ты извини, я спешу. У меня работа в ночь сегодня. Еще нужно домой забежать, – он протянул Андрею руку, быстро попрощался и побежал к остановке, чтобы успеть на автобус.
Андрей посмотрел ему в след, потом повернулся и побрел к метро.
* * *
Светлана чувствовала, что они с Андреем отдалились друг от друга. Она устала от такой жизни – они жили, словно два чужих человека в коммуналке. И только особая атмосфера Рамадана и походы в мечеть придавали ей силы и гнали прочь невеселые мысли, одолевающие ее.
Ее искренне радовало то, что Аслана эти дни вообще не было видно. Скорее всего, он после работы сразу шел в мечеть и поэтому возвращался поздно, и не сталкивался с Андреем.
Она вздохнула и села на кровать, чтобы успеть почитать Коран до прихода Андрея.
* * *
Уже несколько дней подряд Андрей ходил в мечеть на молитву. Вставал в ряд вместе со всеми и повторял их движения. Он сам не знал почему, но молитва приносила в его душу покой и умиротворение…
Шел двадцать первый день Рамадана. Андрей сидел в мечети у столба и читал книгу. До разговения оставалось еще около пятнадцати минут. Он потер покрасневшие от долгого чтения глаза, оторвался от книги и поднял голову, обводя взглядом мечеть. Он надеялся увидеть Толика, чтобы вернуть ему шарф, но его не было. «Может, молится в другой мечети» – подумал Андрей.
В очереди за чебуреками за ним стоял парнишка кавказкой внешности. Покупая себе, Андрей обернулся и спросил его:
– Сколько тебе?
– Два… – отозвался тот, роясь в кармане плохонькой курточки, в которых звенела мелочь.
Андрей протянул ему два чебурека и, вспомнив слова Толика, сказал:
– Ради Аллаха...
Он впервые в жизни почувствовал, какое это наслаждение – делать людям добро…
За эти дни Андрей выучил движения молитвы, и теперь ему стало легче.
После молитвы он, уже повернувшись к выходу, вдруг увидел Аслана. Он, улыбаясь, пожимал руки братьям по вере – всем: чеченцам, татарам, русским… Сегодня его хромота была особенно заметной.
Андрей, подождав с минуту, не спеша подошел к Аслану и остановился перед ним. Тот, подняв на него глаза, молча вздохнул, а потом чуть слышно сказал, чтобы его не услышали остальные:
– Только не здесь. Не оскверняй мечеть… Давай выйдем.
Андрей почувствовал, что на душе у него стало удивительно легко. Он понял: он должен сделать это именно сегодня, именно сейчас...
Он улыбнулся.
– Я не за этим пришел, Аслан… Я хочу принять Ислам.
Аслан с полминуты молча смотрел на него, потом чуть слышно спросил.
– Правда?
– Да, – твердо ответил Андрей.
Аслан повернулся и громко сказал:
– Братья! Задержитесь ненадолго, пожалуйста. Здесь один брат хочет Ислам принять...
Те, кто уже дошел до двери, развернулись и пошли назад. Они столпились вокруг Андрея, и он произнес перед ними наспех выученные слова шахады . Сердце его билось как-то странно, как-то не так, как всегда, по-другому, по-новому… Он вдруг почувствовал, что стоит на пороге чего-то великого и прекрасного. Братья обступили его и принялись по очереди поздравлять его и обнимать.
Все было так странно... Андрею даже показалось на мгновение, что это сон. Его обнимали кавказцы, татары, возникший откуда-то русский Толик и даже этот смуглый араб с черной бородой, который тут же сунул ему в руку «Крепость мусульманина»… Подошедший последним Аслан, посмотрев ему в глаза, тихо сказал:
– Поздравляю, брат, – и тоже крепко, по-братски обнял его.
Позже, на выходе, он снова увидел Аслана.
Окликнув его, Андрей протянул ему руку и сказал:
– Прости меня… брат.
– Прощаю… Да простит тебя Аллах, – улыбнувшись своей печальной улыбкой, просто ответил тот.
Они попрощались, и Аслан, одетый в старую кожаную куртку и видавший виды свитер, сильно хромая, пошел в сторону метро. Андрей посмотрел ему вслед. Чувство вины зашевелилось в нем…
* * *
Светлана, недавно вернувшаяся с мечети, резала овощи для салата.
Ее душили слезы, и она дала им волю, поскольку Андрея не было дома. Она сама не могла объяснить, почему плачет. Словно какая-то плотина прорвалась у нее внутри. Перед глазами, словно кадры из мрачного фильма, проходили столкновения Андрея с Асланом. Кровь на снегу… Тусклый свет перегорающего фонаря… Аслан с разбитым носом, хромающий вверх по лестнице… Довольный Андрей...
Она прикрыла глаза, стараясь успокоиться. На лестнице раздались шаги Андрея. Она чуть слышно вздохнула и быстро вытерла слезы.
Он зашел, поздоровался. Она ответила. Она заметила, что он улыбается. «Неужели опять с Асланом сцепился?» – мелькнуло у нее в голове.
В горле снова встал комок.
– Одевайся, пойдем погуляем. Погода хорошая… – тихо сказал Андрей.
Она с недоумением посмотрела на него. Но спорить у нее просто не было сил.
– Я салат делаю… – устало вздохнула она.
– Ничего, он не убежит. Одевайся. Вспомним детство…
Светлана не знала, что это вдруг взбрело ему в голову, но поняла, что остается лишь положиться на Всевышнего. «Может, хочет поговорить…» – подумала она.
Вымыв руки, она вышла в прихожую, влезла в ботинки, натянула дубленку и надела свой простой светло-голубой платок.
Они вышли на улицу. Некоторое время они шли молча. Под ногами похрустывал снег. В воздухе кружились белые снежинки, которые в свете фонарей казались порхающими мотыльками.
Они дошли до метро.
– Мы куда? – тихо спросила она.
– В центр, – отозвался Андрей.
Они спустились в метро и доехали до центра. Выйдя на улицу, они не спеша пошли по освещенным улицам мимо украшенных витрин и неоновых рекламных вывесок. Они дошли до пиццерии. Андрей остановился и толкнул стеклянную дверь, пропуская Светлану вперед.
Он оставил ее за столиком, а сам пошел и заказал две порции пиццы с грибами.
Светлана задумалась. Это было так непохоже на Андрея. Они никогда не ходили в рестораны или пиццерию. В лучшем случае раз в полгода выбирались в выходные в «Макдональдс»…
Когда он вернулся, Светлана внимательно посмотрела на него и тихо спросила:
– Андрей… Что случилось?
Он улыбнулся и, встретившись с ней взглядом, ответил:
– У меня сегодня праздник… И мне захотелось, чтобы у моей сестры тоже был праздник.
– Есть повод?
– Да. Я принял Ислам.
Она затаила дыхание. Ей показалось, или он правда сказал то, что сказал?..
Он смотрел на нее, безмятежно улыбаясь, и молчал.
– Когда? – чуть слышно спросила она.
– Два часа назад…
Она молчала, не зная, что сказать. Наконец она подняла на него глаза и сказала:
– Только не говори мне, что ты пошутил…
– Я никогда еще не говорил так серьезно, как сейчас, – отозвался он, пододвигая к ней пиццу. – Давай, ешь, пока не остыла…
* * *
Оставшиеся дни Рамадана они постились вместе, а вечерами ездили на таравих в ту мечеть, куда всегда ездила Светлана.
На душе у нее было радостно и спокойно. Это было такое счастье – выходить из мечети вместе с братом, держа его под руку, и по дороге к метро слушать его рассказ о том, с кем он познакомился сегодня…
Как велика милость Всевышнего к Его рабам, подумала она. Он послал ей эту радость как раз тогда, когда она уже почти отчаялась найти выход из сложившейся ситуации, когда ей уже начало казаться, что выхода вообще нет, хотя она и старалась сохранять терпение и стойкость, зная, что отчаиваться в милости Аллаха – грех…
Теперь они были по-настоящему вместе, и теперь ей больше не нужно было защищать брата по вере от брата по крови… Теперь ее брат по крови стал ее братом по вере.
Это было так странно, так непривычно – видеть Андрея, совершающего земные поклоны на ее коврике для намаза, произносящего азан и говорящего «Бисмиллях» перед едой… Но никогда еще она не была так счастлива, как в эти дни – поистине благодатные дни, последнюю декаду Рамадана.
* * *
– Аслан, скажи честно, как так вышло, что тебя осколками этими задело? Ты ведь не сам под снаряд полез…
Аслан помолчал немного. Взгляд его затуманился…
Наконец он прикрыл глаза и тихо сказал:
– Андрей… Зачем тебе это знать? Это дело прошлое… Много воды утекло с тех пор.
– Скажи… Я хочу знать.
Аслан снова вздохнул.
– Я брата своего младшего собой закрыл, когда снаряд этот разорвался… – чуть слышно сказал он.
– То есть он выжил, а ты на всю жизнь хромым остался? – спросил Андрей, внимательно глядя на него.
Аслан протянул руку к стакану с недопитым чаем и, повертев его в руках, тихо сказал:
– Он через два дня погиб…
Андрей вздохнул, а Аслан, поставив стакан на стол, тихо добавил:
– «Каждая душа вкусит смерть»… И когда наступит час их, они не отдалят и не ускорят его наступление…
Он помолчал.
– Ладно, брат, это не самая веселая тема для разговора… Давай поговорим о другом. Сейчас я только чай еще поставлю…
Он вернулся с кухни через пять минут.
– Брат, ты о женитьбе не думал? – спросил Андрей, глядя на едва заметные седые волоски в черных волосах Аслана.
– А кто о ней не думает? – отозвался Аслан. – С моей сегодняшней зарплатой я еще лет пять могу о ней думать. Если и женюсь, то не раньше, чем в тридцать, наверное… На все воля Аллаха… Семья – это ответственность. С меня в Судный День за все Аллах спросит… Да и женщина ведь тоже человек, и она хочет жить по-человечески. И Аллах ей дал такое право…
– А если тебе сейчас жениться? Мне тут брат Толик сказал, что не в деньгах счастье…
– На ком? – Аслан посмотрел на него.
– На Свете, сестре моей…
Аслан опустил взгляд и улыбнулся.
– Брат, я не против, конечно, но…
– Отлично, – перебил его Андрей. – Я тоже не против. Так что… Родниться будем.
Аслан посмотрел на него с улыбкой и сказал:
– Андрей… При всем моем уважении к тебе как к брату в Исламе… Мне все же кажется, что сначала нужно саму Светлану спросить… Она может и не согласиться. Да и дело это серьезное, за час не решается. Его обсудить надо…
Андрей внимательно посмотрел на него и сказал:
– Если она не согласится, я завтра же возьму вас обоих за шиворот и отведу в ЗАГС.
Аслан покачал головой. Уголки его губ дрогнули.
– Аллах не разрешил принуждать девушку.
– Это шутка, конечно. Предоставь это дело мне. Толик сказал, перед каждым важным делом нужно истихару читать, вот и читай пока… А если честно, я сестру свою девятнадцать лет знаю. У нее в глазах всегда все написано…
* * *
Он зашел в квартиру и поздоровался со Светланой. «Салам алейкум» – эти два слова, которые Андрей произносил так просто и естественно, каждый раз заставляли ее вспоминать о том, какую великую милость оказал ей Всевышний, сделав ее брата мусульманином…
– Что-то ты у меня, Светка, в девках засиделась… – по-деловому начал он. – Замуж тебе пора…
Его слова вызвали у нее улыбку.
– За кого? – тихо спросила она.
– За нашего брата Аслана, проживающего на пятом этаже, если помнишь такого…
– Думаю, сначала его нужно спросить… – сказала она вместо ответа и опустила глаза.
– Его я уже спросил. Иначе бы я с тобой об этом не заговорил… Теперь мы ждем твоего ответа.
Она, не поднимая глаз, вздохнула и, собираясь с мыслями, начала:
– Андрей, я…
– Короче, я могу идти?
– Куда?
– К Аслану, сообщить ему о том, что завтра мы втроем встречаемся в кафе у мечети, где будем есть чебуреки и обсуждать твое замужество…
Она помолчала с полминуты, потом ответила, по-прежнему пряча от него глаза:
– Иди…
Андрей направился к двери. Светлана, оставшись одна, улыбнулась и, постояв немного посреди кухни, пошла в комнату читать истихару.
* * *
Они зашли в кафе при мечети. Там почти никого не было, четыре столика оставались незанятыми. Светлана расстегнула дубленку, сняла ее и повесила на спинку стула.
Подняв глаза, она увидела Аслана, который, хромая, направлялся к ним. Она опустила взгляд. Сердце в ее груди забилось быстрее…
Аслан подошел и негромко сказал:
– Салам алейкум, брат, – он протянул Андрею руку.
Андрей поднялся ему навстречу и, пожав протянутую руку, сказал в ответ:
– Ва алейкум салам, брат…
Светлана исподтишка наблюдала за ними. Странное волнение охватило ее. Что-то защемило в сердце…
Она посмотрела на Аслана, потом на Андрея, и почувствовала, как по щекам ее побежали слезы. Чувство искренней и бесконечной благодарности Всевышнему переполняло ее…
Андрей, взглянув на нее, понимающе улыбнулся. Аслан опустил взгляд, но Андрей заметил, что уголки его губ тоже едва заметно дрогнули, хотя глаза так и остались печальными и задумчивыми.
Аслан сел. Андрей собрался с мыслями сказал:
– Момент, конечно, торжественный… Но я, к сожалению, не мастер произносить речи. В общем, брат, отдаю тебе самое дорогое из того, чем меня Аллах наделил в этом мире…
Он встретился взглядом с Асланом, и тот сказал в ответ:
– Надеюсь, брат, я этого достоин…
Андрей улыбнулся.
– Инша Аллах… Если никто не возражает, дальше план такой: я бросаю курить, делаю вам свадьбу, а потом отправляю вас на годик-другой в какую-нибудь мусульманскую страну – хочу, чтобы вы язык Корана выучили, знаний набрались и потом наших братьев и сестер здесь учили… А сам уезжаю на это время в Европу на заработки. Я же девятый год на стройке вкалываю, а тут мне наш брат Толик идею подкинул. Он уже почву прощупал, и предлагает мне вместе с ним поехать. Вдвоем оно легче как-то… А квартиру пока сдавать будем. Деньги вам – какая-никакая помощь… А там, гляди, может и я женюсь… – улыбнулся Андрей.
Он помолчал немного, потом тихо признался:
– Знаешь, Свет, я бы вас прямо сейчас в мечеть отвел, чтобы вам никях прочитали… – он перевел взгляд на Аслана. – Просто я хочу, чтобы у моей сестры настоящая свадьба была: с белым платьем – прошу прощения, хиджабом, – букетом белых роз… Знаю, что это не главное в жизни… Но прошу вас двоих понять мое желание.
Светлана молча улыбнулась. Аслан кивнул:
– Конечно, брат… Инша Аллах.
Они с Андреем пошли покупать чебуреки, а она осталась сидеть за столиком. На душе у нее было удивительно спокойно и легко, она ощущала странное, непривычное умиротворение. Это чувство напоминало то, что она всегда испытывала, когда слышала красивое чтение Корана…
За соседними столиками разговаривали ее братья по вере. Где-то рядом звучало чеченское «са ваш»*, и тут же раздавалось русское «брат». Сегодня Светлана как никогда остро почувствовала, что все они – часть огромной, многонациональной уммы, братья и сестры по вере, чьи сердца чистой, крепкой и неподдельной любовью связала навсегда религия Всевышнего Аллаха.
Она подняла глаза и посмотрела в окно. Красивый минарет уходил в небо, и на самой вершине его блестел на солнце серебристый полумесяц…
*Брат (чечен.).
@темы: Нравственность мусульманина, Рассказы, Ислам
-
-
14.07.2010 в 14:59спасибо тебе
-
-
14.07.2010 в 15:05