[Sertap]

Я не могу сказать, что хорошо знаю этого человека - ибо мы пересекались в некоторых дискуссиях, и только. Но тот факт, что все-таки пересекались и человек не совсем незнакомый и за ним я ничего плохого не знаю не дает пройти мимо увиденного в ленте обьявления.
Мне очень жаль, что проблему начали переводить в плоскость выяснения того, что он-де "НЕэтнический ингуш", а жена его "этнический ингуш", кто кому чего должен; а также что имеют место быть не всегда адекватные реплики тех, кто ему помогает, по отношению друг-к-другу и действиям друг-друга, а также иногда ("истинно христианское", ага) злорадство некоторых православных - "Ислам он принял...так ему, предателю веры православной!"
Именно поэтому, чтобы не акцентировать внимания на таких моментах, я убрала из оригинального поста всю драматизацию.

Человек попал в беду. Старенькая мать, беременная жена (уже на седьмом месяце беременности, если в июне была на четвертом — дай Бог чтобы с ребенком все хорошо было при такой нервотрепке) и маленькие дети оказались в затруднительном положении. Неважно, кто там сейчас начинает выяснять чью родословную и обсуждать чужую семью - есть человек, который будучи единственным кормильцем немаленькой семьи все еще надодится под стражей, и есть семья, которой нужна помощь.

Возможно, некоторые мусульмане в свете приближающегося праздника Ид-уль-Фитр, ожидаемого в четверг, 9 сентября, все еще не нашли кому выплатить свой закят-уль-фитр или уже нашли, но могут дать сверх того. Или имеют возможность помочь каим-то иным образом. Или читающие сообщество немусульмане имеют желание и возможность оказать помощь. Если есть возможность помочь - материально ли, дельным советом ли, возможностью помочь оформить нужные документы, подсказать нужного человека или передать эту информацию тому, кто сможет оказать реальную помощь в сложившейся ситуации - давайте поможем людям.

Originally posted by tapirr at Семья полит зк А.Дудко

"Семья блогера ingushetiya_ru (Алаудина Дудко) вынуждена просить о помощи.
Напомню вкратце суть дела: блогер Алаудин Дудко (украинец, принявший ислам), критически оценивающий и регулярно освещавший события и политику властей на Кавказе, был задержан в Москве 4 мая. По его словам, силовики подкинули ему наркотики в карман, экстремистскую литературу в машину и чтоб мало не показалось, тротиловые шашки в спальню, кои и были обнаружены у него дома на следующий день после ареста.
В настоящее время блогер из Бутырки переведен в изолятор Лефортово. У него есть адвокат, услуги которого пока оплачивают правозащитные организации.

Однако, семья блогера, жена Мадина, уроженка Ингушетии, ингушка по национальности, а также годовалая дочь и семилетний сын, остались без средств к существованию. Мадина сейчас находится на четвертом месяце беременности. Она плохо знает город, не имеет возможности работать и даже не может оформить пособие на ребенка, поскольку прописана не в Москве, а в Ингушетии.

Только отчаянная ситуация заставила Мадину согласиться на уговоры разместить пост о ее положении в ЖЖ.
Я прошу откликнуться тех, кто может помочь." >> Далее (и координаты) здесь.
Также см. тут

@темы: Объявления, Благие деяния

---

нашла интересный англоязычный ресурс

[Sertap]

Islamic Arts and Architecture (IAAO) is a non-profit organization dedicated to providing information on arts and architecture. With a strong commitment to research and service, IAAO strives to offer a Web presentation of the highest quality and to promote the awareness of Islamic arts as a humanistic study, recognizing the inter-relationship between the arts and other academic disciplines ... more ...

:: Islam Empire of Faith PBS produced one of the best multimedia presentation about Islam -- arts, faith, and culture. "Islam Empire of Faith" Video/DVD, Book, and Web site present as broad a portrait of Islamic art and culture as possible, in order to show the great diversity as well as the fundamental unity of Islamic civilization in its long and varied history.

:: Glossary This Glossary is designed to be a comprehensive and un-authoritative source of definitions for the Islamic and Arabic-related terms and abbreviations: A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z

:: Floral, Geometric, and Desktop Themes Click here to download floral, geometric patterns and designs, as well as desktop themes for your PC.

:: Publications We invite you to publish your articles, essays, or papers on the IAAO Web site. Click here for more information.

(с)

@темы: Ссылки

---

Вклад женщин в исламскую науку

[Askramandora]

Часть первая

www.islamnaneve.com/mpage.php?p=articles/muhadd...

Часть вторая

www.islamnaneve.com/mpage.php?p=articles/nisafi...

@темы: Коран, Мусульмане, Хадисы, Женщина в Исламе, Ислам, Ссылки

---

[Sertap]

17.08.2010 в 13:30

Пишет ru_islam:

Несколько медицинских советов в Рамадан
 Данная статья дает полезные советы по поводу того, как избежать некоторых распространенных проблем, встречающихся в месяц Рамадан. Следование приведенным советам позволит спокойно поститься и полностью наслаждаться духовными преимуществами месяца Рамадан.

Во время священного месяца Рамадан наше питание не должно значительно отличаться от обычного и должно быть настолько простым, насколько это возможно. Питание должно быть таким, чтобы мы сохранили наш обычный вес, не теряя и не прибавляя в нем. Однако если у человека излишек веса, Рамадан — идеальное время для нормализации своего веса.

 Принимая во внимание долгие часы поста, нам следует потреблять не быстро усваиваемые, а медленно усваиваемые пищевые продукты, включая те, что содержат клетчатку. Медленно усваиваемых продуктов может хватать на 8 часов, в то время как быстро усваиваемых — только на 3-4 часа: 

 

- Медленно усваиваемые пищевые продукты — это продукты, содержащие зерна и семена, как например, ячмень, пшеница, овес, просо, манку, бобы, чечевицу, непросеянную муку, нешлифованный рис и т.д. (сложные углеводы).
- Быстро усваиваемые продукты — это продукты, содержащие сахар, сеяную муку (например, муку высшего сорта) и т.д. (очищенные углеводы)
- Продукты, содержащие клетчатку, - это продукты, содержащие отруби, цельносмолотое пшеничное зерно, семена и зерна, овощи (такие, как зеленые бобы, горох, кабачки), маис, шпинат и др. (листья красной свеклы (богатые железом), фрукты с кожурой, миндаль, высушенные фрукты — особенно высушенные абрикосы, инжир и сливы и т.д.)

Потребляемая пища должна быть хорошо сбалансирована и содержать продукты из каждой пищевой группы, т.е. фруктов овощей, мяса/курицы/рыбы, хлеба/злаков и молочных продуктов. Жареные продукты не являются здоровой пищей, и их потребление следует ограничить. Они вызывают несварение, изжогу и проблемы с весом.

ИЗБЕГАЙТЕ
- Жареную и жирную пищу.
- Продукты, содержащие слишком много сахара.
- Переедание (особенно в сухур).
- Чрезмерное потребление чая в сухур. Чай вызывает больше мочеиспускания, выводя при этом ценные минеральные соли, которые понадобятся вашему телу в течение дня.
- Курение. Если вы не можете бросить курить, постепенно уменьшите потребление сигарет, начав это за несколько недель до Рамадана. Курение наносит вред здоровью, и от него следует отказаться полностью.

ЕШЬТЕ
- Сложные углеводы в сухур, чтобы пища переваривалась дольше, оставляя вас менее голодным.
- Халим (блюдо индо-пакистанской, персидской кухни) — отличный источник протеинов и является медленно усваиваемым.
- Финики — отличный источник сахара, клетчатки, углеводов, калия и магния.
- Миндаль богат протеином и клетчаткой с малым количеством жира.
- Бананы — хороший источник калия, магния и углеводов.
 

 

ПЕЙТЕ

- Как можно больше воды или фруктовых соков между ифтаром и отходом ко сну, чтобы ваше тело могло вовремя привести в норму уровень жидкости.

 

Запор

Запор может вызвать геморрой, болезненные трещины в заднепроходном канале и несварение с ощущением вздутия.
Причины: слишком много очищенных (рафинированных) продуктов, слишком мало воды и недостаток клетчатки в питании.
Излечение: избегайте чрезмерного потребления очищенных продуктов, увеличьте потребление воды, используйте отруби для выпечки.

 

Несварение и газы

Причины: переедание. Слишком много жареной и жирной пищи, острых продуктов и продуктов, вызывающих газы, - таких, как яйца, капуста, чечевица, газированные напитки (например, кола).
Излечение: не переедайте. Пейте фруктовые соки или лучше негазированную воду. Избегайте жареной пищи.

 

Сонливость («низкое давление»

Чрезмерное потоотделение, слабость, усталость, недостаток энергии, головокружение, особенно при вставании с сидячего положения, бледность — симптомы, ассоциируемые с «низким кровяным давлением». Это обычно проявляется после полудня.
Причины: слишком малое потребление жидкости, уменьшенное потребление соли.
Излечение: сохраняйте спокойствие, увеличьте потребление жидкостей и соли.
Внимание: в низком кровяном давлении следует убедиться, измерив давление в момент наличия симптомов. Людям с высоким давлением возможно потребуется скорректировать прием лекарств во время Рамадана. Им следует проконсультироваться со своим врачом.

 

Головная боль

Причины: отказ от кофеина и табака, слишком много дел в течение дня, недостаток сна, голод. Обычно появляется в течение дня и увеличивается ближе к его концу. Если этому сопутствует «низкое кровяное давление», головная боль может быть достаточно сильной и может вызвать тошноту перед ифтаром.
Излечение: За неделю-две до Рамадана потихоньку сокращайте потребление кофеина и табака. Растительные и не содержащие кофеин чаи могут послужить заменой. Измените распорядок дня в Рамадан, чтобы иметь достаточный сон.

 

Низкий уровень сахара в крови

Слабость, головокружение, усталость, сложность в концентрации внимания, повышенное потоотделение, дрожание (тремор), невозможность заниматься физической деятельностью, головная боль, учащенное сердцебиение являются симптомами низкого уровня сахара в крови.
Причины для недиабетиков: прием слишком большого количества сахара (т.е. очищенных углеводов), особенно в сухур. Тело вырабатывает слишком много инсулина, что снижает уровень глюкозы в крови.
Излечение: Ешьте что-нибудь в сухур и ограничьте сахаросодержащие продукты питания и напитки.
Внимание: Диабетикам может понадобиться коррекция приема лекарств в Рамадан, проконсультируйтесь с вашим врачом.

 

Мышечные судороги

Причины: Недостаточный прием продуктов питания, содержащих кальций, магний и калий.
Излечение: Потребляйте продукты питания, богатые перечисленными выше минералами, например, овощи, фрукты, молочные продукты, мясо и финики.
Внимание: Людям, принимающим лекарства от высокого давления и страдающим от мочекаменной болезни, следует проконсультироваться с врачом.

 

Язвенная болезнь, изжога, гастрит и хиатальная грыжа

Повышенный уровень кислотности в пустом желудке в Рамадан отягчает перечисленное выше. Он проявляется в качестве жгущего ощущения в области желудка под ребрами и может доходить до горла. Острая пища, кофе, напитки типа колы ухудшают ситуацию.
Существуют лекарства для контроля за уровнем кислотности. Людям с выявленной язвенной болезнью и хиатальной грыжей следует проконсультироваться со своим врачом задолго до Рамадана.

 

Камни в почках

Камни в почках могут появиться у людей, потребляющих мало жидкости. Поэтому необходимо пить больше, чтобы предотвратить формирование камней в почках.

 

Боли в суставах

Причины: Во время Рамадана при выполнении дополнительных намазов давление на коленные суставы возрастает. У пожилых людей и больных артритом это может вызвать боль, тугоподвижность, опухание и дискомфорт.
Излечение: Похудейте, чтобы колени не испытывали дополнительной нагрузки. Тренируйте нижние конечности перед Рамаданом, чтобы они были готовы к дополнительной нагрузке. Хорошее физическое состояние позволяет легко совершать намаз.


Доктор Фарук Хаффеджи
Исламская Медицинская Ассоциация ЮАР, г.Дурбан
Перевод: Askimam.ru

 

</blockquote>

@темы: Священный месяц Рамадан

---

Еще об изображениях живых существ в Исламе. Разные точки зрения

[Askramandora]

1. www.halifat.net/index.php?topic=544.0
2. www.islam.com.ua/islam_ua/fatwa/?ra=4&ru=10&idq...
3. www.islamrf.ru/news/culture/legacy/103
4. www.din-islam.ru/forum/43-873-1
5. www.umma.ru/all-fetvi/izobrazhenie-zhivogo-isku...
Пост дополнен. Приведены практически все мнения, однако даже из самых строгих исходит, что разрешены неполные изображения - то есть без глаз, носа или пальцев. Выходит, портреты можно рисовать? У них же одна голова.*хитро прищурившись*Пальцев там точно нет.
По менее строгим мнениям, разрешены изображения на бумаге или в электронном виде, так же как и фотографии, к которым относятся без почитания, но нежелательно рисовать их приближенными к оригиналу полностью, то есть как живых. С этой точки зрения предпочтительнее та же манга - где вы видели людей с такими большими глазами?
Однозначно запрещены статуи практически во всех статьях, если только не преследуется цель обучения или крайняя необходимость. В общем, читайте и сравнивайте, ин шаа Аллах. Можно заодно найти в интернете работы средневековых арабских, турецких художников и посмотреть, как они рисовали, в каких пропорциях. Из виденного мной могу припомнить в основном рисунки, в которых люди не выглядели так, что, кажется, могут вот-вот сойти с картины.

запись создана: 07.08.2010 в 12:53

@темы: Искусство, Ислам, Ссылки

---

Сажда сахyа (земные поклоны для искупления ошибок в намазе)

[Sertap]

ВО ИМЯ АЛЛАХА МИЛОСТИВОГО, МИЛОСЕРДНОГО!

КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ О ЗЕМНЫХ ПОКЛОНАХ, ДЛЯ ИСПРАВЛЕНИЯ ДОПУЩЕННЫХ В НАМАЗЕ ОШИБОК

Хвала Аллаху, Господу миров! Мир и благословения господину всех посланников, нашему Пророку Мухаммаду, его семье и всем сподвижникам!
Многие мусульмане часто задают вопросы о том, что делать, если в намазе допущена ошибка. Подобных ошибок не может избежать ни один человек, поэтому знание этого вопроса обязательно для каждого мусульманина. Следует отметить, что по этому поводу разные ученые высказывали различные мнения, и для того, чтобы обстоятельно изучить этот вопрос, в первую очередь, необходимо узнать, что говорится об этом в священной Сунне, т.е. хадисах пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует).
1. Абдуллах ибн Бухейна рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует), совершая с ними полуденный намаз зухр, после первых двух рак‘атов не сел [для ташаххуда], а встал. Люди встали вслед за ним. Когда намаз уже заканчивался и люди ожидали слов приветствия (т.е. слов “ас-саламу алейкум ва рахматуллах”), он, сидя, возвеличил Аллаха (т.е. сказал: “Аллаху акбар”), совершил два земных поклона, а затем произнес слова приветствия. (Этот достоверный хадис передали аль-Бухари, Муслим, Ахмад, Абу Дауд, ат-Тирмизи, ан-Насаи и Ибн Маджа.)
2. Абу Хурейра рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует), совершая с ними один из дневных намазов (т.е. полуденный намаз зухр или послеполуденный намаз ‘аср), совершил всего два рак‘ата. Затем он встал и подошел к доске, находящейся в передней части мечети, и положил на нее руку. Среди молящихся находились Абу Бакр и Умар, но и побоялись сказать что-либо. Те, кто спешил, начали выходить из мечети, спрашивая друг друга: «Разве намаз стал короче?» Мужчина, которого Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) называл Зу-ль-йадейн (из-за того, что у него были длинные руки,) сказал ему: «О Посланник Аллаха! Ты совершил ошибку по забывчивости или намаз стал короче?» Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) ответил: «Я ничего не забыл, и намаз не стал короче». Но Зу-ль-йадейн сказал:«Нет, ты действительно забыл». Тогда Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) совершил еще два рак‘ата, произнес слова приветствия, затем возвеличил Аллаха и совершил земной поклон так, как делал это обычно или немного дольше, затем поднял голову (т.е. сел) и возвеличил Аллаха, затем еще раз положил голову наземь и возвеличил Аллаха, совершив земной поклон, как он обычно делал это или дольше, затем он поднял голову и вновь возвеличил Аллаха. (Этот достоверный хадис передали аль-Бухари, Муслим, Абу Дауд, ан-Насаи, ат-Тирмизи, Ибн Маджа, аль-Бейхаки, Малик и др.) Одного из передатчиков этого хадиса Мухаммада ибн Сирина спросили: “Произнес ли он слова приветствия после поклонов для исправления ошибки?” Он ответил: “Я не помню, чтобы Абу Хурейра говорил о них, но Имран ибн Хусайн рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) произнес их и после того, как совершил поклоны для исправления ошибки”. Эта добавка приводится у аль-Бухари, Муслима и др.
3. Абу Са‘ид аль-Худри рассказывал, что Посланник Аллаха сказал: «Если один из вас засомневался в намазе, не зная, сколько рак‘атов он совершил: три или четыре, то он должен отбросить сомнения и опираться на то число рак‘атов, в которых он уверен (т.е. на минимальное. В данном случае – три рак‘ата.). Затем ему следует совершить два земных поклона до произнесения слов приветствия. Если он совершит в результате этого пять рак‘атов, то два поклона доведут его намаз до четного числа рак‘атов. Если же он совершит намаз правильно, то эти поклоны будут унижением для шайтана». (Этот достоверный хадис передал Муслим).
4. Ибн Мас‘уд рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) как-то совершил с ними намаз, а когда он произнес слова приветствия, люди сказали ему: «О Посланник Аллаха, неужели намаз изменен?» Он спросил: «А в чем дело?» Они сказали: «Ты совершил то-то и то-то». Тогда он обратился лицом к Кибле и совершил два земных поклона, а после произнес слова приветствия. Затем он повернулся к нам лицом и сказал: «Если намаз будет изменен, то я непременно сообщу вам. Я – всего лишь человек, такой же как и вы. Я забываю, так же как и вы. Поэтому, когда я забываю что-то, напоминайте мне. Если кто-либо из вас станет сомневаться в намазе, то пусть опирается на то, в чем он уверен, и доведет намаз до конца, а затем совершит два земных поклона». (Этот достоверный хадис передали аль-Бухари и Муслим).
В этом хадисе не сообщается, когда следует совершать земные поклоны: до произнесения слов приветствия или после этого. А в хадисе, который Ибн Хузейма признал достоверным и который передали Ахмад, Абу Дауд и ан-Насаи от племянника Али ибн Абу Талиба Абдуллаха ибн Джа‘фара, говорится, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: «Кто станет сомневаться в намазе, пусть совершит два земных поклона после того, как произнесет слова приветствия».
5. Абдуллах ибн Мас‘уд рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует), совершая полуденный намаз, совершил пять рак‘атов. Его спросили: «Намаз стал длиннее?» Он сказал: «Нет, а в чем дело?» Люди сказали: «Ты совершил пять рак‘атов». Тогда он совершил два земных поклона после слов приветствия. (Этот достоверный хадис передали аль-Бухари и Муслим.)
6. Имран ибн Хусайн рассказывал, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует), совершая намаз, допустил ошибку и совершил два земных поклона. Затем он прочел ташаххуд и произнес слова приветствия. (Этот хадис передали Абу Дауд, ат-Тирмизи и др. от Аш‘аса ибн Абд аль-Малика аль-Хамрани от Мухаммада ибн Сирина от Халида аль-Хазза от Абу Кулабы от Абу аль-Мухаллиба от Имрана ибн Хусайна.)
Это лишь несколько хадисов о земных поклонах для исправления ошибки.
Имам Ахмад сказал, что известно, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) ошибался в намазе в пяти случаях: он завершил намаз, состоящий из четырех рак‘атов, однажды после двух, а также после трех рак‘атов, однажды он удлинил намаз, а однажды укоротил его, а также однажды забыл прочесть ташаххуд после второго рак‘ата.
Существует также много слабых и недостоверных хадисов на эту тему, например, хадис Саубана о том, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) сказал: «При каждой ошибке надо совершать два земных поклона после произнесения слов приветствия». Этот хадис со слабым иснадом (т.е. цепочкой передатчиков) передали Абу Дауд и Ибн Маджа. В его иснаде есть Исма‘ил ибн Аййаш, о котором есть противоречивые высказывания ученых, изучающих передатчиков хадисов. Поэтому такой хадис нельзя использовать в качестве аргумента.
Из этих хадисов видно, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) иногда допускал ошибки в намазе, после чего совершал земные поклоны либо до произнесения слов приветствия, либо после этого.
Все мусульманские ученые единодушны в том, что совершать земные поклоны для исправления ошибки в намазе обязательно, т.е. ваджиб. Тем не менее между учеными есть и небольшие разногласия. Некоторые из них считали, что молящийся имеет право сам выбирать, совершать земные поклоны до или после слов приветствия.
Имам Малик считал, что если молящийся упустил что-либо, то должен совершить земные поклоны до слов приветствия, а если прибавил, то после них.
Ученые ханифитского мазхаба считали, что земные поклоны следует совершать после слов приветствия, а после них – читать ташаххуд.
Имам аш-Шафи‘и говорил, что, в целом, земные поклоны следует совершать до слов приветствия. Все ученые пытались опираться на известные им хадисы Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) и правильно истолковать хадисы иного толка. Так, например, имам аш-Шафи‘и считал, что хадисы о том, что земные поклоны надо совершать после слов приветствия, были аннулированы, т.е. мансух. Ибн Кудама писал, что имам аз-Зухри сказал, что при своей последней ошибке в намазе Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) совершил земные поклоны до слов приветствия. Однако это не достаточный аргумент для утверждения, что поступать иначе нельзя, ибо Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) и прежде делал и то, и другое.
Что касается взглядов ученых ханифитского толка и хадиса Имрана ибн Хусайна под номером 6, то этот хадис слабый, т.е. да'иф, и об этом писал шейх аль-Албани в книге «Ирва аль-Галиль» (2/128). Несмотря на то, что все его передатчики (иснад этого хадиса приведен выше) заслуживают доверия, этот хадис противоречит другим достоверным хадисам. Такой хадис называется шазз (отклоненный). Ибн Хиббан сказал, что Мухаммад ибн Сирин передавал от Халида аль-Хаззы только один этот хадис. При этом только в нем сообщается, что Халид упоминал о чтении ташаххуда после слов приветствия. Ученики Халида – Шу‘ба, Вахиб, Ибн Алиййа, ас-Сакафи, Хашим, Химад ибн Зейд, Йазид ибн Зари‘ и др. – не упоминали об этом. Поэтому даже ат-Тирмизи назвал этот хадис хорошим, но странным, т.е. гариб. А имам аль-Бейхаки назвал его слабым. Таким образом,чтение ташаххуда Пророком (да благословит его Аллах и приветствует) после слов приветствия не установлено!
В перечисленных нами хадисах есть еще одно сложное обстоятельство. В хадисах Ибн Мас‘уда (под номером 4) и Абдуллаха ибн Джа‘фара говорится, что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) велел при сомнениях в намазе совершать земные поклоны после слов приветствия, а в хадисе Абу Са‘ида – до них. Имам ас-Сан‘ани говорил, что и то, и другое разрешено. Но шейх аль-Мубаракфаури, многие ученые ханбалитского мазхаба и др. приверженцы хадисов Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) считают, что между хадисами нет противоречий. В случае, когда молящийся сомневается и совершенно не может вспомнить, в каком же рак‘ате он находится, он должен опираться на меньшее число рак‘атов и совершить земные поклоны до слов приветствия. Об этом говорится в хадисе Абу Са‘ида. Если же молящийся помнит, какой рак‘ат он совершает, но в его душу закралось легкое сомнение, то он не должен обращать на него внимание, завершить намаз и совершить два земных поклона после слов приветствия, а затем еще раз повторить слова приветствия. Это сообщается в хадисах Ибн Мас‘уда и Абдуллаха.
Итак, мы вкратце рассмотрели этот обширный вопрос и мнения некоторых ученых. О наиболее достоверном и объективном из них мы до сих пор умалчивали, а это – мнение имама Ахмада ибн Ханбала. Он сказал о рассматриваемых нами земных поклонах: “Иногда их следует совершать до слов приветствия, иногда – после, как это делал Пророк (да благословит его Аллах и приветствует)”. Он также сказал: “Если бы не хадисы о том, как поступал Пророк (да благословит его Аллах и приветствует), то я посчитал бы, что эти земные поклоны надо совершать до слов приветствия, потому что они относятся непосредственно к намазу и завершать их надо до слов приветствия. Но я считаю, что в тех случаях, когда Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) совершал земные поклоны после слов приветствия, их следует совершать после, а во всех остальных случаях – до слов приветствия”.
Это – позиция объективного верующего, который руководствуется учением Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) и ставит его решение превыше своих суждений и своей логики.
Из всего сказанного видно, как сложно ученым найти правильное решение и разобраться в большом количестве достоверных и слабых хадисов. Поэтому мусульманин обязан опираться на те мнения, которые подкрепляются хадисами и не противоречат им. Такое мнение по любому вопросу обязательно существует, поскольку Аллах обещал сохранить Свою религию вплоть до Судного дня. Но для того, чтобы мы сами не стали причиной искажения истинного шариата Аллаха, мы обязаны прислушиваться к словам ученых и не выносить самостоятельных решений, а тем более не распространять их среди людей. Для этого, в заключение, мы изложим, как должен поступать мусульманин в каждом конкретном случае и будем основываться на всех имеющихся хадисах.
1. Земные поклоны для исправления ошибок обязательны:
- если человек по невнимательности добавил поясной или земной поклон, если он прежде времени встал для чтения “Фатихи”, или сел для чтения ташаххуда, или прежде времени произнес слова приветствия;
- если он допустил ошибку, изменяющую смысл слов намаза;
- если он по невнимательности пропустил один из ваджибат намаза, например, ташаххуд после двух первых рак‘атов или слова “аллаху акбар” (эти слова в самом начале намаза пропускать нельзя, иначе намаз не принимается) и т.п.;
- если он, находясь в намазе, засомневался в числе совершенных рак‘атов или земных поклонов.
2. При совершении ошибки совершается только два земных поклона, даже если ошибок было несколько.
3. Если молящийся преднамеренно не совершит земные поклоны для исправления ошибки, то его намаз не засчитывается, и его следует повторить. Об этом сказал имам Ибн Кудама в “аль-Мугни”.
4. В земных поклонах для исправления ошибки, т.е. суджуд ас-сахв, следует говорить то же, что и в обычных земных поклонах в намазе. Земные поклоны суджуд ас-сахв одинаково обязательны и совершаются одинаково как в обязательных, так и в дополнительных намазах.
5. Если молящийся встал на лишний, например, пятый, рак‘ат, то он должен прервать его и вернуться в необходимое положение без слов “аллаху акбар”, затем довести намаз до конца, затем произнести слова приветствия, затем совершить суджуд ас-сахв, затем еще раз произнести слова приветствия.
6. Если он завершил намаз, не сделав одного или более рак‘атов, а затем ему напомнили об ошибке, то он должен встать и совершить пропущенное число рак‘атов, прочесть ташаххуд, затем произнести слова приветствия, затем совершить суджуд ас-сахв, а затем еще раз произнести слова приветствия.
7. Если он забыл, что должен был совершить суджуд ас-сахв, и вспомнил об этом вскоре после того, как закончил намаз, то он должен совершить эти земные поклоны, независимо от того, говорил после намаза или нет. Но если прошло много времени (например, он уже вышел из мечети, или продолжил заниматься своим делом, или потерял ритуальную чистоту), то земных поклонов совершать не надо, и его намаз считается законченным.
8. Если ошибку совершил имам, то земной поклон должны совершать и молящиеся за ним. Если же ошибся кто-либо из молящихся за имамом, то его ошибка смывается правильными действиями имама. В этом случае земные поклоны суджуд ас-сахв не совершаются.
9. Если молящийся, находясь в намазе, сомневается в числе совершенных рак‘атов, то он опирается на меньшее их число, в котором он уверен, и совершает суджуд ас-сахв до произнесения слов приветствия. Если же сомнения приходят после завершения намаза, то на них не следует обращать никакого внимания.
10. Если он по ошибке добавил лишний фарз намаза, а это – слова “аллаху акбар” в самом начале намаза, стояние для чтения “Фатихи” по мере возможности, чтение “Фатихи”, поясной поклон, выпрямление после него, земные поклоны, сидение между ними, сидение для чтения заключительного ташаххуда, чтение заключительного ташаххуда, слова “ас-саламу алейкум ва рахматуллах” и др. – то должен совершить суджуд ас-сахв после слов приветствия (естественно, после суджуд ас-сахв надо еще раз произнести слова приветствия). Если же молящийся добавил фарз намаза сознательно, то его намаз неверен.
11. Если он пропустил фарз намаза и вспомнил об этом до того, как дошел до этого фарза в следующем рак‘ате (например, пропустил поясной поклон руку‘ в первом рак‘ате и вспомнил об этом до того, как совершил руку‘ второго рак‘ата), то необходимо вернуться к пропущенному фарзу и довести намаз до конца, совершив суджуд ас-сахв до слов приветствия. Если же он вспомнил об этом, когда уже совершил этот же фарз следующего рак‘ата, то рак‘ат, в котором был пропущен фарз не засчитывается. Его следует повторить и совершить суджуд ас-сахв после слов приветствия. Помните, что это правило распространяется только на фарзы намаза (см. пункт 10). Оно не относится к тем случаям, когда пропущены ваджибаты или суннаты намаза. В этих случаях возвращаться к пропущенному элементу намаза нельзя. Подобное действие также нарушает намаз. Поэтому мусульманин должен хорошо знать, что относится к фарзам, а что к ваджибатам, суннатам и т.д.
12. Если молящийся пропустил ташаххуд после двух первых рак‘атов, но не успел выпрямиться , то он должен вернуться, сесть и прочесть ташаххуд, а затем просто довести намаз до конца. Если же он уже выпрямился, то садиться для чтения ташаххуда нельзя, а следует совершить суджуд ас-сахв до слов приветствия. Также суджуд ас-сахв до слов приветствия совершается, если молящийся пропустил один из ваджибатов намаза, например, не сказал слов “аллаху акбар” во время движений или слов “сами‘аллаху лимян хамидах, раббана ва лякаль хамд” после поясного поклона руку‘, не прочел зикров при поясных или земных поклонах и т.д.
13. Если молящийся совершил ошибки, которые требуют от него совершения суджуд ас-сахв как до слов приветствия, так и после них, то он должен совершать суджуд ас-сахв до слов приветствия.
14. Если имам ошибся в фарзах намаза, то молящиеся за ним не должны следовать его ошибке и обязаны сказать “субханаллах”, чтобы имам исправился. Если же имам пропустил ташаххуд после двух рак‘атов и уже выпрямился, то молящиеся за ним должны подчиниться имаму.
15. Если молящийся ошибся и совершил суджуд ас-сахв не в нужном месте, то ничего страшного в этом нет, потому что Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) велел нам совершать и то, и другое.
Разногласия в этом и других вопросах, касающиеся мусульманского права, т.е. фикха, не должны выливаться в противоречия и конфликты между мусульманами. Подобные разномнения заставляют нас глубже изучать законы нашего Господа и сильнее стремиться быть похожими на нашего Пророка (да благословит его Аллах и приветствует). Те, кто искал истину, получат за это вознаграждение Аллаха, даже если они ошиблись, поэтому мы обязаны снисходительно относиться друг к другу. Помните, дорогие братья, что даже великие ученые говорили, что нет ничего страшного, если человек не знает, когда надо совершать тот или иной поклон суджуд ас-сахв. А Аллаху об этом ведомо лучше!
Да дарует вам Аллах великую награду за приверженность дороге Его верного Посланника! Хвала Аллаху, мир и благословение Пророку Мухаммаду и его праведным последователям!

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аль-Мугъни, имам Ибн Кудама ад-Дамашки
2. Зад аль-Ма‘ад, имам Ибн Каййим аль-Джаузиййа
3. Субуль ас-Салам, имам Мухаммад ас-Сан‘ани
4. Булугъ аль-Марам, имам Ибн Хаджар аль-Аскалани (с комментариями аль-Мубаракфаури)
5. Ируа аль-Галиль, шейх Мухаммад аль-Албани
6. Ад-Дурар аль-Мадыййа, имам Мухаммад аш-Шаукани
7. Усуль аль-Манхадж аль-Ислами, шейх Абд ар-Рахман аль-‘Аббир
8. Аль-Фатауа аль-Мухимма, шейх Абд аль-Азиз ибн Баз и др.
9. Аркан аль-Ислам уа аль-Иман, шейх Мухаммад Зину (с)

@темы: Намаз

---

[Sertap]

Намаз-таравих и его достоинства

Намаз-таравих - это желательный намаз (намаз-сунна), совершаемый в течение месяца Рамазан после обязательного ночного намаза. Его начинают совершать с 1-й ночи и завершают в последнюю ночь поста. Намаз-таравих предпочтительно совершать коллективно в мечети, если же нет таковой возможности, то дома, вместе с семьей, соседями. В крайнем случае, его можно совершить и в одиночку.

Обычно совершают восемь ракаатов: четыре намаза по два ракаата, но лучше выполнить двадцать ракаатов, т.е. десять намазов. Пророк Мухаммад (да благословит его Аллах и приветствует) совершал как двадцать ракаатов, так и восемь. По окончании намаза-таравих, совершают три ракаата намаза-витру (вначале двухракаатный намаз, затем одноракаатный).

Порядок совершения намаза-таравих

Таравих состоит из четырех или десяти двухракаатных намазов и молитв, читаемых между этими намазами (до и после них). Эти молитвы приведены ниже.

1.После совершения обязательного ночного намаза и намаза-сунны ратиба, читается дуа (мольба) №1.

2. Совершается первый намаз-таравих.

3. Читается дуа №1.

4. Соввершается второй намаз-таравих.

5. Читается дуа №2 и дуа №1.

6. Совершается третий намаз-таравих.

7. Читается дуа №1.

8. Совершается четвертый намаз-таравих.

9. Читается дуа №2 и дуа №1.

10. Совершается двухракаатный намаз-витру.

11. Читается дуа №1.

12. Совершается одноракаатный намаз-витру.

13. Читается дуа №3.

Молитвы, читаемые между намазами-таравих

Дуа №1 : “Ла хIавла ва ла къуввата илла биллагь. Аллагьумма салли гIала МухIаммадин ва гIала али МухIаммадин ва саллим. Аллагьумма инна насъалукаль джанната фанагIузубика минаннар”.

Дуа №2 : “СубхIана ллагьи вальхIамду лиллагьи ва ла илагьа илла ллагьу ва ллагьу акбар. СубхIана ллагьи гIадада халкъигьи ва ризаа нафсигьи ва зината гIаршигьи ва мидада калиматигь” (3 раза).

Дуа №3 : “СубхIаналь маликиль къуддус (2 раза). СубхIаналлагьиль маликиль къуддус, суббухIун къуддусун раббуль малаикати ваppyxl. СубхIана ман тагIаззаза биль къудрати валь бакъаъ ва къагьараль гIибада биль мавти валь фанаъ. СубхIана раббика раббиль гIиззати гIамма ясифун ва саламун гIалаль мурсалина вальхIамду лиллагьи раббиль гIаламин”.

Все эти мольбы читаются всеми молящимися вслух.

В завершении читается следующее дуа:

“Аллагьумма инни агIузу биризака мин сахатIика ва бимугIафатика мин гIукъубатика ва бика минка ля ухIси санаъан гIаляйка анта кама аснайта гIаля нафсика”.

Хадис, переданный от Али бин абу Талиба

Али бин Абу Талиб рассказал: “Однажды спросили у Посланника Аллаха о достоинстве намаза-таравих, на что Пророк (мир ему и благословение) ответил:

"Кто исполнит намаз-таравих в 1-ю ночь, тот очистится от грехов, подобно новорожденному.

Если исполнит его и во 2-ю ночь - грехи простятся как ему, так и его родителям, если они мусульмане.

Если и в 3-ю ночь - призовет ангел под Аршем: "Ты возобновляй свои деяния, Аллах простил все твои ранее совершенные грехи!".

Если и в 4-ю ночь - ему будет награда человека, который прочитал Таврат, Инжиль, Забур и Коран.

Если и в 5-ю ночь - Аллах воздаст ему награду, равную совершению молитвы в Масжид-уль-Хараме в Мекке, в Масжид-уль-Набави в Медине и в Масжид-уль-Акса в Иерусалиме.

Если и в 6-ю ночь - Аллах воздаст ему награду, равную совершению тавафа в Байт-уль-Мамуре (дом из нура, находящийся над Каабой на небесах, где постоянно совершают таваф ангелы). И каждый камешек Байт-уль-Мамура и даже глина попросит Аллаха о прощении грехов этого человека.

Если и в 7-ю ночь - он подобен человеку, который помогал пророку Мусе (мир ему), когда тот выступил против Фиравна и Хамана.

Если и в 8-ю ночь - Всемогущий воздаст ему то, что дал пророку Ибрахиму (мир ему).

Если и в 9-ю ночь - ему зачтется поклонение, подобное поклонению пророка Аллаха.

Если и в 10-ю ночь - Аллах даст ему все благое этого и Того мира.

Кто совершит молитву и в 11-ю ночь - покинет этот мир, подобно ребенку, покидающему утробу матери (безгрешным).

Если и в 12-ю ночь - он встанет в Судный день с сияющим, подобно полной луне, лицом.

Если и в 13-ю ночь - он будет находиться в безопасности ото всех бед Судного дня.

Если и в 14-ю ночь - ангелы будут свидетельствовать, что этот человек совершал намазы-таравих, и в Судный день он будет избавлен Аллахом от допроса.

Если и в 15-ю ночь - его будут благословлять ангелы, в том числе носители Арша и Курса.

Если и в 16-ю ночь - Аллах убережет его от Ада и одарит его Раем.

Если и в 17-ю ночь - Аллах воздаст ему вознаграждение, подобное вознаграждению пророкам.

Если и в 18-ю ночь - Ангел воззовет: "О раб Аллаха! Поистине Аллах доволен тобой и твоими родителями".

Если и в 19-ю ночь - Аллах поднимет его степень в Раю Фирдавс.

Если и в 20-ю ночь - Аллах воздаст ему награду шахидов и праведников.

Если и в 21-ю ночь - Аллах возведет для него в Раю дом из нура (сияния).

Если и в 22-ю ночь - этот человек будет в безопасности от печали и тревог Судного дня.

Если и в 2З-ю ночь - Аллах построит ему город в Раю.

Если и в 24-ю ночь - 24 молитвы этого человека будут приняты.

Если и в 25-ю ночь - Аллах избавит его от могильных мук.

Если и в 26-ю ночь - Аллах возвысит его, добавив ему вознаграждение за 40 лет поклонения.

Если и в 27-ю ночь - он молниеносно пройдет через мост Сират.

Если и в 28-ю ночь - Аллах возвысит его на 1000 степеней в Раю.

Если и в 29-ю ночь - Аллах воздаст ему вознаграждение, подобное вознаграждению за 1000 принятых хаджей.

Если и в 30-ю ночь - Аллах скажет: "О Мой раб! Вкуси плоды Рая, купайся в воде Саль-Сабиля, испей из райской реки Кавсар. Я - твой Господь, ты - Мой раб”.

(Хадис приводится в книге Нузхатуль Мажалис)

Братья и сестры!

Порадуемся же этому месяцу, как велит нам наш Создатель. Совершим же больше благих деяний, ибадата, молитв. Сохраним же свой язык от скверны, а свое сердце от вражды, зависти и других болезней! И тогда Аллах воздаст нам - как на этом свете, так и в Ахирате.

Автор:

Отдел исламского просвещения ДУМД

(c)

Во время совершения молитвы «таравих» имаму следует читать Коран столько, чтобы это не отталкивало от молитвы прочих её участников, и поэтому он должен быть осведомлён о состоянии тех, кто молится под его руководством. Если молящиеся не будут против, лучше всего читать по десять айатов во время каждого рака‘ата, что не только соответствует общепринятому порядку, но и позволяет прочесть весь Коран в течение месяца.

Не следует забывать произносить «ду‘а с сана’» во время первого рака‘ата каждой молитвы «таравих», состоящей из двух рака‘атов. Если имам после прочтения ташаххуда, почувствует сильную усталость молящихся, то он может ограничиться только произнесением слов «О Аллах, благослови Мухаммада и семейство Мухаммада! /Аллаhумма, салли ‘аля Мухаммадин ва ‘аля али Мухаммадин!/», а потом произнести таслим, поскольку, призвав благословение на Пророка подобным образом, имам поступит в соответствии с сунной. Если же участники молитвы не испытывают затруднений, ему следует призвать благословения на Пророка в полном объёме (салават ибрахимиййа), после чего обратиться к Аллаху с несколькими мольбами по примеру Пророка .

Молитвы «таравих» совершаются после предписанной ночной молитвы, совершать же их до неё недопустимо, поскольку «таравих» являются добровольными молитвами, которые в соответствии с Сунной следует совершать после ночной молитвы, с которой они были связаны изначально. Кроме того, молитвы «таравих» предпочтительно совершать до совершения витра. Не возбраняется откладывать их до наступления второй половины ночи. Однако, если задержка приведёт к тому, что провести коллективную молитву будет невозможно, откладывать её порицается, поскольку такие молитвы предпочтительно проводить совместно.

Если не считать рамадана, то совершение коллективной молитвы витр порицается. Во время рамадана совершать коллективный витр лучше, за исключением таких случаев, когда человек хочет совершить эту молитву в конце ночи. Тому, кто опоздает (масбук) к началу коллективного витра, мольбу кунут следует совершать с имамом, но не после него. Как имам, так и участники коллективной молитвы под его руководством мольбу кунут читают про себя.

Из книги Абдальхамида Тахмаза «Ханафитский фикх в новом обличье». Том 1;
Под общей редакцией Д. В. Мухетдинова. - Н. Новгород: ИД "Медина", 2007.

@темы: Намаз, Священный месяц Рамадан

---

Ассаламу алейкум,

[Sertap]

Хочу поздравить с наступающим сегодня ночью началом священного месяца Рамадан

и пожелать, чтобы Бог облегчил исполнение поста постящимся и (в связи с досаточно жаркой погодой) — не забудьте, заговляясь перед рассветом, выпить достаточное количество воды, чтобы организм не страдал от обезвоживания до заката.





Также надеюсь, следующая инфомрация буде полезной для "освежить в памяти основные правила Сухура и Ифтара":

Сухур
(Предрассветная пища)

Важность и достоинства сухура
Каждому мусульманину следует придерживаться сухура в последнюю часть ночи с намерением поститься. Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Ешьте перед рассветом, ибо в сухуре благодать». аль-Бухари 1923, Муслим 1095.
Относительно достоинства совершения сухура, посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, Аллах и Его ангелы благословляют тех, кто совершает сухур». Ахмад 3/12. Шейх аль-Альбани назвал хадис хорошим.
Сухур – это также отличие поста мусульман от поста христиан и иудеев. Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, разница между нашим постом и постом людей писания – это сухур». Муслим 2/770.
О важности сухура говорится во многих достоверных хадисах. От Ибн ‘Амра, Абу Са’ида и Анаса (да будет доволен ими Аллах) сообщается, что пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Совершайте сухур хотя бы глотком воды». Ахмад, Абу Я’ля, Ибн Хиббан. Хадис достоверный. См. «Сахих аль-джами’» 2945.
Также пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, в сухуре благо, так не оставляйте же его». Ахмад 11003. Хадис хороший. См. «Сахих аль-джами'» 3683.
Также пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Наилучший сухур верующего – это финики». Абу Дауд. Хадис достоверный. См. “Сахих ат-таргъиб” 1/448.

Время сухура
Время сухура начинается незадолго до начала рассвета. Если человек ест за несколько часов до рассвета или перед сном, то это не называется сухур. См. “аль-Маусу’атуль-фикъхия” 3/269.
Желательно откладывать сухур на последнюю часть ночи, вплоть до утренней молитвы. Ибн ‘Аббас рассказывал: “Я слышал, как посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Нам, пророкам, бы-ло велено разговляться пораньше, а сухур совершать позже»”. Ибн Хиббан, ат-Табарани, ад-Дыя. Хадис достоверный. См. “ас-Сильсиля ас-сахиха” 4/376.
Ибн ‘Аббас рассказывал, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Заря бывает двух видов: заря, при которой запрещается есть и разрешается совершать утреннюю молитву, и заря, при которой нельзя совершать утреннюю молитву, но разрешается есть». Ибн Хузайма, аль-Хаким, аль-Байхакъи. Достоверность хадиса подтвердили имам Ибн Хузайма, аль-Хаким и шейх аль-Альбани. См. “ас-Сильсиля ас-сахиха” 693.
Человек можно есть до тех пор, пока не убедится в том, что начинает светать. Всевышний Аллах сказал: «Ешьте и пейте пока не сможете отличить белую нить рассвета от черной» (аль-Бакъара 2: 187).
Ибн Аббас сказал: “Аллах дозволил вам есть и пить, пока ваши сомнения не исчезнут (относительно рассвета)”. ‘Абду-Рраззакъ, хафиз Ибн Хаджар назвал иснад достоверным См. “Фатхуль-Бари” 4/135.
Такого же мнения придерживался и шейхуль-Ислам Ибн Таймия. См. “Маджму’уль-фатауа” 29/263.
Утверждение же о том, что прекращение еды и питья, во избежание ошибки, должно быть до наступления рассвета, например, за десять минут – является нововведением (бид’а). Некоторые расписания даже имеют отдельную строчку, в которой написано “имсак” (т. е. время прекращения еды и питья) и отдельную графу для наступления утренней молитвы – это не имеет под собой никакой основы, и мало того противоречит достоверным хадисам. От Абу Хурайры сообщается, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Если кто-либо из вас слышит призыв (азан) к молитве и блюдо (с едой) находится в руке одного из вас, то пусть он не кладет его, пока не доест из него». Абу Дауд 1/549, Ахмад 2/423, аль-Хаким 1/426, аль-Байхакъи 4/218, ад-Даракъутни 2/165. Достоверность хадиса подтвердили имам аль-Хаким, шейхуль-Ислам Ибн Таймия и шейх аль-Альбани. См. “ас-Сильсиля ас-сахиха” 1394.
В этом хадисе указание на то, что так называемое время отказа от еды (имсак), которое устанавливают минут за 15-20 до утренней молитвы, из-за страха поесть вплоть до наступление азана, является нововведением. См. “Тамамуль-минна” 418.
Этот хадис подтверждается множеством достоверных преданий. Абу Умама рассказывал: “Однажды, когда призвали к молитве, у Умара в руке был стакан, и он спросил пророка (мир ему и благословение Аллаха): “Допить мне это, о посланник Аллаха?” Он сказал: «Да, допей»”. Ибн Джарир ат-Табари 3017. Иснад хадиса хороший.
Абу Зубайр рассказывал: “Я спросил у Джабира, что делать человеку, который желает поститься, и во время призыва у которого в руке стакан с питьем? Он сказал: “Мы тоже упоминали при пророке (мир ему и благословение Аллаха) о таком же случае, и он сказал: «Пусть пьет»”. Ахмад 3/348. Хафиз аль-Хайсами назвал иснад хадиса хорошим. См. “Маджму’у-Ззауаид” 3/153.
Шейх аль-Альбани сказал: “В хадисе под словами: «Если кто-либо из вас слышит призыв (азан) к молитве», подразумевается второй азан. Это вовсе не первый азан, который неправильно называют азаном отказа от еды (имсак). Мы должны знать, что нет никакого основания в Сунне для называния первого азана – азаном отказа (имсак)”.
Передается со слов Ибн Мас’уда (да будет доволен им Аллах), что однажды пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Призыв к молитве, возглашаемый Билялом ночью, ни в коем случае не должен мешать вам есть перед рассветом, ибо он произносит слова азана, чтобы отвлечь бодр-ствующих из вас и разбудить спящих, а не для того, чтобы сообщить о наступлении времени утренней молитвы». аль-Бухари 621, Муслим 2/768.
В другой версии хадиса сказано: «Поэтому ешьте и пейте, пока азан не провозгласит Ибн Умм Мактум». Ибн Умм Мактум провозглашал второй азан, который означал, что еда с этого момента становится запретной, и что теперь наступило время утренней (фаджр) молитвы. Но, тем не менее, пророк (мир ему и благословение Аллаха) сделал исключение, сказав: «Если кто-либо из вас слышит призыв (азан) к молитве и блюдо находится в руке одного из вас, то пусть он не кладет его, пока не доест из него».
Шейх аль-Альбани также сказал: “Порицается фикъхом и противоречит Сунне, высказывание людей: “Если человек слышит второй азан и у него во рту будет еда, то он должен выплюнуть ее”. Это чрезмерная строгость, крайность и излишество (гъулюу) в религии, от которой предостерегли нас Аллах и Его посланник (мир ему и благословение Аллаха), сказавший: «Остерегайтесь чрезмерности (гъулюу) в религии, ибо тех, кто был до вас, погубила чрезмерность в религии». ан-Насаи 2/49, Ибн Маджах 2/242. Достоверность хадиса подтвердили аль-Хаким, аз-Захаби, ан-Науауи, Ибн Таймия.
От Ибн ‘Умара сообщается, что пророк (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, Всевышний Аллах любит, когда принимают Его облегчения, так же как Он не любит, когда преступают Его запреты». Ахмад 2/108, Ибн Хиббан 2742, аль-Къада’и 1078. Хадис достоверный. См. “Сахих ат-таргъиб” 1059.

Ифтар
(Разговение)

Джабир рассказывал: “Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, у Аллаха Всемогущего и Великого во время каждого разговения есть те, кого Он освобождает от Огня, и это происходит каждую ночь!»" Ибн Маджах 1643, Ибн Хузайма 1883. Шейх аль-Альбани назвал хадис достоверным.

Когда следует прекращать пост?
От Умара ибн аль-Хаттаба сообщается, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Если ночь появляется с этой стороны», и он указал на восток, «а день отбывает сюда», и он указал на запад, «и солнце садится, тогда пост постящихся людей прерывается». аль-Бухари 1954, Муслим 1100.
Также сообщается, что однажды, когда пророк (мир ему и благословение Аллаха) приказал одному из своих сподвижников приготовить еду для разговения, тот сказал: “О посланник Аллаха, но еще день?” Посланник (мир ему и благословение Аллаха) не ответил на это, а вновь, приказал готовить ифтар. Рассказавший этот хадис, сказал: “Мы могли видеть дневной свет перед собой, когда прервали наш пост”, а потом добавил: “Если бы один из нас поднялся на своего верблюда, он увидел бы солнце”. аль-Бухари 1955.
Шейхуль-Ислам Ибн Таймия сказал: “Как только диск солнца исчезнет полностью, постящийся должен разговляться, не обращая внимания на красное зарево, остающееся на горизонте”. См. “Маджму’уль-фатауа” 25/216.
Или же, как только призовут на вечернюю (магъриб) молитву постящийся должен разговляться. Что же касается муаззина, произносящего азан, то он должен хорошо знать времена молитв и их определения, поскольку он несет большую ответственность. Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) говорил: «Муаззины – это те, кто охраняет разговение и сухур мусульман». ат-Табарани. Хафиз аль-Хайсами, имам ас-Суюты и шейх аль-Альбани назвали хадис хорошим. См. «Сахих аль-джами’» 6647.

О необходимости спешить с разговением
Все сказанное выше относится и к этому разделу. Также в хадисе от Сахля ибн Са’да (да будет доволен им Аллах) говорится, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Люди не перестанут находиться в благополучии до тех пор, пока будут спешить с разговением». аль-Бухари 1957, Муслим 1092.
От Абу Хурайры сообщается, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Не перестанет религия быть явной, пока люди будут спешить с разговением, ибо иудеи и христиане затягивают с ним». Абу Дауд ан-Насаи, аль-Хаким. Хадис хороший. См. также «Сахих аль-джами’» 7689.
‘Амр ибн Маймун рассказывал: “Сподвижники пророка Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха) быстрее всех спешили с разговением и оттягивали сухур”. Абдур-Разакъ. Хафиз Ибн Абдуль-Барр назвал иснад достоверным. См. также “Фатхуль-Бари” 4/199.
Если постящийся не может найти ничего для разговения, он должен прервать свой пост намерением, а не сосать свой палец, как делают это некоторые.

Чем и как следует разговляться?
Разговляться по Сунне начинают со свежих или сушенных фиников или воды. Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Когда кто-нибудь из вас будет разговляться, пусть разговляется финиками, а если не найдет фиников, пусть разговляется водой, ибо поистине она очищает». Абу Дауд 2355, ат-Тирмизи 658, Ибн Маджах 1699. Достоверность хадиса подтвердили имамы Абу Хатим, ‘Абу Иса ат-Тирмизи, Ибн Хузайма, Ибн Хиббан, аль-Хаким, аз-Захаби.
Разговляться следует сразу же с призывом на вечернюю (магъриб) молитву, до совершения этой молитвы, как это делал пророк (мир ему и благословение Аллаха). Анас ибн Малик (да будет доволен им Аллах) рассказывал: “Я никогда не видел, чтобы посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) совершал вечернюю (магъриб) молитву, когда он постился, не разговившись хотя бы водой”. Абу Я’ля, Ибн Хузайма. Шейх аль-Альбани подтвердил достоверность. См. “Сахих ат-таргъиб” 1076.

Следует взывать к Аллаху с мольбами перед разговением
От ‘Абдуллаха ибн ‘Амр (да будет доволен им Аллах) сообщается, что посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Поистине, мольба постящегося перед разговением не отвергается». Ибн Маджах 1753, аль-Хаким 1/422. Хафиз Ибн Хаджар, аль-Бусайри и Ахмад Шакир подтвердили достоверность хадиса.
Пророк (мир ему и благословение Аллаха) после разговения говорил: «Ушла жажда, и жилы наполнились влагой, и награда уже ждет, если будет угодно Аллаху». Абу Дауд 2357, аль-Байхакъи 4/239. Достоверность хадиса подтвердили имам ад-Даракъутни, аль-Хаким, аз-Захаби, аль-Альбани.

ذهب الظمأ وابتلت العروق وثبت الاجر إن شاء الله

/Захаба ззама-у уабталлятиль-‘урукъ, уа сабаталь-аджру инша-Аллах/.
Кстати это единственный достоверный хадис, в котором указывается на мольбу, произносимую пророком (мир ему и благословение Аллаха) перед заговлением. (с)

@темы: Основы Ислама, Правильное питание, Поклонение, Священный месяц Рамадан, Обучение

---

Дарова всем)

[aine-san]

Давно меня тут не было, но я вернулся не с пустыми руками. Интересный материал.

Because he is a muslim... by *Nayzak on deviantART

перейдите по ссылке и почитайте

@темы: Ислам

---

[Sertap]

прислали по аське - Мусульманский сайт о натуральной медицине и средствах по уходу за собой

@темы: Правильное питание, Обсуждения, Обучение

---

Аллах как Покровитель (Айшат)

[Askramandora]

основано на реальных событиях

Закир, как обычно, пришел в мечеть за час до начала пятничной молитвы. Он предпочитал еще раз в тишине своего маленького кабинета «прогнать» текст проповеди, которую собирался прочесть. Также он знал, что некоторые прихожане приезжают загодя, чтобы посоветоваться с ним по вопросам ислама, если после молитвы не будет возможности подойти.
Несмотря на ранний час, в мечети уже собирался народ. В пятницу для женщин открывали отдельный вход, чтобы им не толкаться среди мужчин, поэтому Закир удивился, увидев рядом с главным залом для мужчин фигуру девушки с ребенком. Но, едва он появился в дверях, мусульманка сразу направилась к нему и остановилась, намереваясь что-то сказать.
-Ассаламу алейкум, - поздоровался первым Закир, видя, что она смущается.
-Ся аекум! – радостно воскликнул парнишка лет двух-трех и протянул Закиру руку.
Имам улыбнулся и пожал теплую детскую ладошку.
-Вы что-то хотели, сестра?
-Да… - женщина в нерешительности теребила край платка. – Видите ли, у меня к вам одна просьба…
-Хорошо. Присядьте, - Закир кивнул на лавочку в углу. Так как девушка была одна, приглашать ее в свой кабинет он не стал.
Незнакомка покорно села на край лавки, Закир устроился на стуле напротив.
-Я вас слушаю.
-У меня такая непростая ситуация сложилась… Я просто не знаю к кому обратиться…, - запинаясь начала она, и Закир решил, что она будет просить деньги. – В общем, я вышла замуж и приехала сюда к мужу из родного города. Я русская, и родственники мою веру не слишком одобряют. Про мужа я ничего плохого говорить не хочу. Этот мальчик – наш сын, ему скоро три… Мы развелись. Уже все три развода были, я не могу к нему вернуться. И не хочу. Сына он оставил мне… Сейчас я живу у одной сестры, пока ее муж в отъезде, но он вернется через неделю, и мне надо будет уйти оттуда, но идти мне некуда.
Она замолчала, решив, что сказала достаточно, чтобы Закир помог решить ее проблему, однако тот совершенно не понял, чего она от него ждет: денег на жилье, квартиру, возможность переночевать в мечети?
-Мда. Непростая ситуация, - протянул он, теребя бородку. – А вернуться в свой город вы не можете?
-Родителей у меня нет. Когда я вышла замуж, выписалась из квартиры. Там теперь живет брат отца с семьей. Я говорила с его женой, и она дала понять, что не пустит меня на порог.
-Хм… - Закир сделал вид, что задумался, хотя ни одной толковой мысли в голову не лезло. Даже если попробовать собрать ей на жилье с прихожан, этого хватит на месяц-два. А дальше? А питаться им с сыном на что? Она явно ждала от него не временного, но полного решения проблемы.
-Я просто подумала, - совсем тихо молвила девушка, - вы не могли бы объяснить мою ситуацию и спросить, может, кто-то согласится взять меня в жены или второй женой?
Не веря своим ушам, Закир поднял глаза на прихожанку: тусклое невыдающееся лицо, на вид ей было не меньше 25 лет. И ребенок. И неделя сроку. Возможно, она интересный человек, судя по всему, очень скромна и набожна, но… все эти качества, на которые должен будет обратить внимание мужчина, нужно в ней раскрыть, а на это совершенно нет времени. Хотя Закир и был сторонником минимального количества встреч жениха и невесты, он отдавал себе отчет, что большое число мусульман предпочитало пару месяцев пообщаться с потенциальной женой, прежде чем делать предложение.
-Я, конечно, могу, - ответил Закир, - но вы сами должны понимать, что особо полагаться на это не стоит.
-Я полагаюсь на Аллаха, - сказала незнакомка. - Я долго думала как быть, читала истихару . Это – единственный выход. Аллах - Свидетель, в каком я нахожусь положении, и я верю, Он даст мне помощь, если сделать причину .
-Что ж, такому упованию можно только позавидовать. Я как раз сегодня готовил лекцию про таваккуль , и расскажу в конце о вашей проблеме в качестве примера. Возможно, кто-то по воле Аллаха согласится жениться на вас или посоветует еще какой выход. У вас есть какие-то пожелания по поводу мужа?
Она грустно улыбнулась, и Закир понял глупость вопроса: какие могут быть капризы в ее положении?
-Чтоб он был суннит, - тем не менее, сказала девушка.
-Хорошо. Давайте сделаем так: после джума у меня много посетителей. Приходите к послеполуденной молитве, может, будут какие-то новости…
В чем Закир сильно сомневался. Он не готовил лекцию про таваккуль, но попробовать достучаться до кого-нибудь – единственное, чем он мог помочь. Поэтому, попрощавшись с девушкой, имам поспешил в свой кабинет и буквально за полчаса набросал новую проповедь.
После намаза, как и предполагал Закир, к нему подошли несколько мусульман и передали для девушки некоторую суму денег. Один предлагал комнату в общежитии временно отсутствовавших родственников, если через неделю ей совсем некуда будет идти. Но это все было не то. Когда поток посетителей иссяк, Закир приуныл. Сам зараженный своей проповедью, он молился после намаза, чтобы кто-нибудь откликнулся на его просьбу. Но, конечно, Аллаху виднее, как испытывать Своих рабов.
Дверь в кабинет имама открылась. На пороге появился молодой человек, которого он не раз замечал в своей мечети по красной шапочке с широкой белой полосой.
-Ассаламу алейкум!
-Уаалейкум салам.
-Я… Согласен.
-На что согласен? – на всякий случай спросил Закир.
-Ну, согласен жениться на той сестре, - ответил парень.
-Погоди. Ты же даже ее не видел, - удивился Закир.
-Я положился на Аллаха, как вы и призывали на проповеди. У меня было намерение жениться, и если я этим могу еще кому-то помочь – тем лучше.
Закир осмотрел «жениха». Тому самому едва стукнуло двадцать пять, а может и меньше. Опрятно одет… Если ходит на пятничный намаз и молится со всеми, значит – суннит. Максимум, на что рассчитывал Закир – что откликнется какой-нибудь вдовец со своими детьми или кто-то захочет взять вторую жену. А тут молодой симпатичный неженатый парень…
-Как тебя зовут?
-Ибрагим. Как я могу с ней переговорить?
-Она подойдет сюда на послеполуденный намаз. Вы сможете пообщаться у входа, где книжный киоск. Потом зайди ко мне, ладно? Чтобы я знал, решено дело или нужно думать дальше.
-Ладно. ДжазакАллаху хайрун, - кивнул он и вышел.
Послеполуденного намаза Закир ждал едва ли не с большим нетерпением, чем «жених» и «невеста». После, идя в кабинет, он заметил, что Ибрагим и девушка с сыном вместе выходят из мечети. Вернулся Ибрагим через два часа.
-Ну что? – сразу после приветствия спросил Закир, снедаемый любопытством.
-Прекрасная девушка. Богобоязненная. Стеснительная, но и веселая. Все в ней хорошо. Паренек шустрый такой…
-Но?
Ибрагим вздохнул и промолчал.
-Она тебе не понравилась? – догадался Закир.
Парень печально кивнул:
-Совершенно…ну…не мой «тип» что ли. Не знаю, как сказать. Закир открыл было рот, чтобы напомнить, по каким критериям мусульманину следует выбирать жену, но Ибрагим махнул рукой:
-Знаю, знаю! Не на внешность надо смотреть в первую очередь. Но Пророк солАллаху алейхи уасалам советовал же сподвижникам сначала взглянуть на невесту, а потом свататься. Ведь не просто так это делалось?
Закир ничего не ответил. Что он мог сказать? Радость его от появления Ибрагима оказалась преждевременной, теперь нужно снова ломать голову над тем, как помочь попавшей в беду сестре.
-Я не буду тебя уговаривать. Так что, ты ей скажешь свое решение или мне передать? Ничего страшного, мы поспрашиваем еще. Ибрагим сидел, спрятав лицо в ладони. Видно было – он пытается найти решение. Так он просидел минут пять, и Закир не решался его потревожить. Наконец Ибрагим поднял голову.
-Мы договорились встретиться завтра. Молю Аллаха, чтобы Он повернул к ней мое сердце. Но в любом случае я женюсь на ней. Ради Всевышнего.
Ибрагим ушел. Закир не знал, собирается ли он читать никах в его мечети, но знал, что в следующую пятницу непременно увидит Ибрагима и сможет спросить, чем все закончилось. Однако, все стало ясно уже в понедельник, когда дверь его кабинета открылась, и зашли Ибрагим, двое мужчин и та самая девушка с сыном.
-Вы не могли бы поставить нам никах? Вот свидетели, - сказал Ибрагим.
Закир поразился самоотверженности молодого человека, но не стал ничего говорить в присутствии его будущей жены. До сего момента он предполагал, что тот все-таки «даст задний». Лицо девушки было спокойным и радостным, словно она не сомневалась: именно так все случится. Да ведь она и впрямь не сомневалась. Закир прочитал им никах. Ибрагим и Хава мужем и женой вышли из его кабинета. Но спустя пару минут, к радости сгоравшего от любопытства имама, Ибрагим вернулся.
-Я надеюсь, ты понимаешь, что это на всю жизнь ИншАллах! – сразу сказал ему Закир.
-Понимаю, - улыбнулся Ибрагим. – И очень надеюсь на это.
-Неужели Аллах повернул твое сердце?!
-Нет силы и мощи кроме как у Аллаха. Тогда, в пятницу, я всю ночь молил Его об этом, просил помочь и облегчить мне то, что видел в неприглядном свете. И вы не поверите… Я сам до сих пор не могу поверить, что это произошло. Когда на следующий день мы с Хавой встретились, во всем мире для меня не было прекраснее девушки, чем она!

@темы: Благие деяния, Женщина в Исламе, Рассказы, Ислам, Брак

---

[Sertap]

24.07.2010 в 12:28

Пишет Брошенная кукла :

Про споры
Абу Ханифа (да смилуется над ним Аллах) проводил дискуссии с безбожниками и заблудшими. С этой целью он посещал Басру более 27 раз, убирая из Шариата возможную путаницу и отвергая то, что хотели добавить к Шариату заблудшие группы. Он дискутировал с Джахм бин Саффаном, пока тот уже не мог ничего возразить. Также он дискутировал с мугтазилитами, хариджитами и радикальными шиитами, приводя им полные доказательства.
Несмотря на это он, тем не менее, запрещал своим ученикам и близким так делать. Однажды, увидев своего сына Хаммада (который впоследствии стал превосходным кази, набожным и богобоязненным), который дискутировал о науке Калам-вероубеждения, он запретил ему это делать. На что Хаммад сказал: "мы видели тебя проводящим дискуссии — что же ты запрещаешь нам это?". На что Абу Ханифа (да смилуется над ним Аллах) сказал: "Когда мы дискутировали — мы вели беседу в такой форме, будто на наших головах сидят птицы [которых мы боялись спугнуть грубостью, выкриками, оскорблениями, излишней эмоциональностью]. Мы боялись, что наш оппонент в пылу спора допустит ошибку. Вы же, проводя дискуссии, желаете того, чтоб ваш оппонент ошибся, а тот, кто желает, чтоб его оппонент допустил ошибку — желает сделать такфир своему оппоненту, а тот, кто желает сделать такфир своему оппоненту — сам становится неверующим раньше своего оппонента".
перевод Эльдара Эльдарова, книга "Абу Ханифа".
(Качество перевода то еще, но я не стала править особо, только самую малость да запятые. Но идея от этого хуже не становится.)

а я все же отредактировала, потому что мысль мне более чем понравилась, и захотелось, чтобы оформление соответствовало.

@темы: Вероучение, Нравственность мусульманина

---

На городском пляже (Айшат)

[Askramandora]

очень злободневный для кавказцев-мусульман рассказ)

Городской пляж – любимое место отдыха Шамсият, когда отступает зима. Сколько себя помнила, она любила воду и теплый песок, греющий босые ступни. А разве может быть больше удовольствие, чем пробежка по мелководью? А потом с разбега плюхнуться животом в Каспий! Когда же начнет смеркаться, бродишь, подвернув джинсы, по щиколотку в воде и слушаешь голос любимого. Звонок телефона. «Да, мам, я с Лейлой. Не волнуйся, скоро буду». А рядом посмеивается вовсе не Лейла…
Шамсият на лавочке недалеко от берега щурилась на апрельское солнце. В середине весны еще никто не купался: днем температура могла забраться за +20, но по-настоящему вода прогреется только к лету. По берегу шатались группы ребят и девушек, детишки кидались песком друг в друга. Мимо Шамсият прошла парочка.
-Ты что, пришел на море и не хочешь потрогать воду? – наигранно удивлялась девушка.
-Ты че, гонишь, - грубовато отвечал ей кавалер, - на фига она мне сдалась, холодная же.
Шамсият передернуло. Точно такой же диалог был между ней и Гасаном, когда она впервые привела его на пляж. Да и девушка выглядела ее точной копией.
Шамсият ненавидела быть похожей на кого-то и всю жизнь вела безуспешную борьбу за неповторимость во внешнем виде. Ей нравилось носить волосы распущенными, с челкой, и вокруг она замечала сотни девушек с также распущенными волосами и челкой. Ей очень шли серьги-кольца, но с досадой видела она, что всем ее подругам нравится и идет то же самое. Тогда она решила вырваться хоть за какие-то рамки и под мамин укоризненный взгляд надела джинсы вместо стандартной черной «юбки по колено». Вышла на улицу. Ее победа над банальностью потонула среди полчищ девушек в джинсах с поясами ниже талии. Как ни пыталась Шамсият выбиться из строя заурядных дагестанок, ничего не получалось. Жизнь проходила год за годом, а она шла по следам старших подруг и сестер, след в след. И смерть ее наверняка станет такой же банальной и неприметной.
Шамсият прикрыла глаза, начавшие слезиться от солнца. Что, в сущности, ее жизнь – безумный бег от рождения к смерти, буря чувств и эмоций, кажущихся в молодости такими важными, как воздух, попытки ухватить из удовольствий, до которых дотягивались руки, чтобы было что вспомнить в старости, чтобы было какие грехи замаливать.
И вот она – старуха. Разменяла седьмой десяток. Апрельское солнце все также припекает, как и двадцать, и тридцать, и сорок лет назад. Море все также еще не прогрелось. Те же лица на пляже, хотя это, конечно, уже другие люди – внуки и правнуки ее друзей и подруг. Та же череда ее точных копий с поправкой на возраст. Она также ждет Гасана. Всегда она его ждет, хотя изредка делает попытки опоздать; но он все равно приходит еще позже.
Так давно все начиналось, столько лет прошло, но теперь в памяти отпечатались лишь какие-то вехи, мелочи испарились из поседевшей головы. Так как вся жизнь стала по сути одной мелочью, память почти свободна. Шамсият снова, хрупкими руками мысли перебирала картотеку прошлого, пытаясь найти хоть что-то, что было самым главным делом и успехом, какую-нибудь большую цель, которую могла бы на исходе дней считать достигнутой.
Может, семья? Гасан стал такой же неотъемлемой частью ее жизни, как домашние тапочки. Автоматически каждый день суешь в них ноги, а осознанно задумываешься об их существовании, лишь когда они куда-то пропадают. Гасан тоже иногда пропадает. Бывает – и на ночь. Отговорка – друзья, и теперь, когда он так же, как она рассыпается в прах, Шамсият ему верит. А раньше это было отличным поводом пожаловаться соседкам на трудную жизнь и разбитое сердце. На самом деле Шамсият это перестало беспокоить с той поры, как она родила третьего ребенка. Забот по горло. Да и не денется Гасан никуда, вернется.
А вначале так романтично – взгляды в институте, неловкое знакомство. И вот они – пара. После нескольких прогулок на пионерском расстоянии Гасан впервые дотронулся рукой до ее руки. Вроде как – случайно, но она почувствовала прикосновение каждой клеточкой тела. В следующий раз она споткнулась на дороге, и он автоматически подхватил ее под плечо. На пару секунд дольше необходимого задержал руку, заглянул в глаза. «Можно?» «Можно». И они уже держатся за руки на прогулках и в кино. Ну и что? Сейчас же не каменный век, когда ей и разговаривать-то с мужчиной до свадьбы было позором. Хотя мама, конечно, была бы в шоке, она хоть и не из каменного века, но из прошлого – точно. Через некоторое время рука Гасана уже по-хозяйски обхватывала ее талию. Потом как-то чмокнул на прощание в щеку. «Можно» - отвечали на все глаза Шамсият. Ей это нравилось, и нравилось вдвойне потому, что она чувствовала, что переступает какие-то границы, принятые ее обществом в незапамятные времена. Бросает вызов прошлому. А рядом бросали вызов сотни других дагестанских девушек, пытаясь помочь своему народу догнать и перегнать европейские нации. Они живут уже почти как их идеал, несмотря на упирающихся, но уже сдавших большинство позиций взрослых родственников и непоколебимых исламистов, которые найдутся в каждой семье, но их слишком мало и их никто не поддерживает, кроме им подобных. Конечно, стать в точности как европейцы, никто не хочет. У них свой колорит – горская особенная красота черт, умение танцевать лезгинку, а также обязательное «Йа Аллах!» - и они уже выше этих дешевых евробактерий.
Однажды, правда, Шамсият пришлось сказать Гасану «нет». Это едва не расстроило их свадьбу – так он был взбешен, привыкший к положительным ответам. Но что-то, отголоски того прошлого, наверное, не позволили ей поехать с ним и еще парой юношей и девушек в какое-то глухое место соседнего района «встречать рассвет». Свадьбу все-таки сыграли.
Вот новая веха – Шамсият держит на руках новорожденную Зарему. Гасан не слишком рад, он, разумеется, мечтает о мальчике. Через год после Заремы рождается Ангелина (имя Шамсият выбирала сама, чтобы хоть здесь соригинальничать). Прекрасные здоровые дочки, но Гасан начинает выпивать. И пропадать. Потом, через пять лет – долгожданные сыновья!
Детство и отрочество детей пронеслись перед закрытыми глазами Шамсият за несколько мгновений. Маленькие детки – маленькие бедки, большие дети – огромные проблемы. Началось с Заремы. Шамсият не обращала внимание на одежду и поведение дочери – сама была молода. Хотя мини-юбка и казалась ей слишком вызывающей, она не сомневалась: ее дочь – порядочная девушка, несмотря на мини и яркую помаду чести не потеряет. Когда Зарема говорила, что гуляет с подругой, Шамсият иногда верила, иногда – нет. Когда Зарема оставалась ночевать у подруги, мать верила всегда. Но этот внезапно появившийся блеск в глазах… Словно ее дочь одержала какую-то тайную победу. Когда она попыталась затронуть эту тему с Заремой, та только отмахнулась. Но, слава Аллаху, скоро к ней посватался их дальний родственник, и она без проблем вышла замуж.
Ангелина уехала поступать в московский вуз. Поступила. Приезжала на каникулы. А потом заявила, что выходит замуж за кабардинца. Шок. Но пришлось смириться – и так много забот: в это же время старший из сыновей Мага попадает в тюрьму за хранение и сбыт наркотиков. Гасан сказал, что не будет его вытаскивать – пусть учится уму-разуму на зоне. Через полгода после этого Рамазан называет родителей кафирами, рвет на их глазах паспорт и исчезает в неизвестном направлении.
Что сейчас осталось Шамсият в преддверии кладбища? Один внук от Заремы – больше рожать она не хочет. Внук и внучка от Ангелины, кабардинец и русская – Ангелина развелась с первым мужем. Мага сидит уже за убийство, у них дома – его своенравная жена. О Рамазане ничего не слышно уже много лет. Такая вот заурядная жизнь. Заурядная потому, что у соседки дочь тоже вышла не пойми за кого, у бывшей однокурсницы сидят оба сына... Десятки и десятки личных трагедий, похожих одна на другую. А ведь когда-то они бросали вызов. Теперь вызов бросили им. И в чем была цель, к чему рвались? Хотели жить для себя и живут теперь для себя и сами по себе. Щелкают семечки вставными зубами и промывают косточки отсутствующим подругам. Их ряды редеют как на фронте. Шамсият уже не носит джинсы, на голове – большой платок, прикрывает поредевшие седые волосы. Она наряду со всеми поносит современную молодежь, потому что это – лучшее средство заглушить чувство стыда за свое прошлое. Это ведь они, их поколение начинало. Передовики прогресса. Их матери и бабушки не шагнули так далеко, как они. Если бы только вернуть все назад!
-Шамси! – это Гасан. Молодой звонкий голос.
Шамсият открыла глаза и уставилась на него. Ни намека на седину, морщины. Ему двадцать! Она оглядела себя…Национальное платье, платок – где все это? Она что, заснула?
-Йа Аллах! – только и вздохнула Шамсият, будто вынырнула из омута.
По пути домой Гасан вроде как случайно коснулся ее кисти… Задержал прикосновение дольше случайного… Еще не поздно было отдернуть руку…

@темы: Обсуждения, Рассказы, Ислам

---

Основа жизни (Айшат)

[Askramandora]

читать

Минут пятнадцать провела Кристина около зеркала - непослушный шелк упрямо соскальзывал с головы.
-Как же они это цепляют? – со злостью подумала она, бросив взгляд на часы. Первой парой – лекция, можно чуть опоздать, профессор пустит, но в новом обличии входить в аудиторию в качестве опоздавшей не хотелось.
Наконец Кристина прикрепила платок двумя невидимками к волосам и оглядела себя с ног до головы: длинная приталенная черная юбка, черно-синяя кофта с длинными рукавами и синий платок в тон на темных волосах. Кристина никогда бы не подумала, что ей случится кода-нибудь вылезти из любимых брюк, но ради Шамиля она готова и не на такое. Если, приняв ислам, она сможет вернуть его - она примет ислам!
Как Шамиль вернулся с исторической родины, его словно подменили. Где его взгляды, подмигивания, улыбки? Где их походы в кафешки и кино, прогулки по вечерней Москве? Сейчас он еле кивает, когда встречает ее в институте (если замечает, конечно, ведь он ходит, опустив голову, глядя под ноги) – словно что-то вырезало из его сердца все нежные чувства к Кристине.
«Извини, Кристин, нам надо расстаться», - в ушах и теперь эхом раздавались эти холодные слова, рвущие ее счастливую жизнь на куски.
«Почему? Что случилось?»
«Я стал другим человеком, у которого не может быть с тобой ничего общего. Я принял ислам и не могу больше с тобой встречаться».
«Разве ты не был мусульманином?»
«Нет. Оказалось, не был. Только то, что я родился в ***, еще не делает меня мусульманином, все гораздо сложнее. Я рад, что мне открыли глаза, пока не стало поздно. Вот говорю с тобой, и мне тошно от мысли о том, что я с тобой встречался. Как я мог?.. Словно покрывало сорвали с глаз, теперь я все вижу в настоящем свете! И тебя в том числе…»
Дальше он что-то говорил об одежде Кристины, о ее поведении, но девушка уже не слышала. В голове стучала лишь мысль: Шамиль, ее солнце и воздух, сама ее жизнь – бросает ее. Не из-за другой девушки, а из-за религии! Поначалу это казалось смешным и неправдоподобным, но потом она поняла, что Шамиль не шутит. Он прекратил с ней всякое обшение, на предложение остаться друзьями последовала кислая улыбка. Видя, что обратно Шамиля не вытянешь, она решилась поменять веру. Она слишком любила его, чтобы так просто отказаться от своего счастья.
Кристина не знала толком, что должна делать мусульманка, кроме того, чтобы одеваться скромнее, и решила, что это даже хорошо – будет повод обратиться к Шамилю за помощью. После того разговора он и близко ее не подпускал.

В метро Кристина погрузилась в воспоминания о том, как Шамиль впервые вошел в ее жизнь. Они с подругой стояли в очереди в кафе их института. Первое полугодие с его экзаменами уже позади, второе только начиналось. Несмотря на холод, воздух уже пах весной, настроение у них обеих было более чем боевое. Оксана беспрестанно шутила, и смех подруг не раз обращал на себя внимание ребят. Взгляд Шамиля Кристина поймала сразу – уж слишком выделялись на его грубоватом смуглом лице большие серо-зеленые глаза. Он с другом сидел за столиком с чашкой чая в руке и задумчиво жевал чипсы, посматривая на Кристину. Это не была любовь с первого взгляда, хотя девушке он сразу понравился. Тем более напомнил ей солиста одной известной группы. Она поделилась этим наблюдением с Оксаной.
-Может, возьмем автограф? – предложила в шутку та.
Подруги посмотрели друг на друга и обменялись легким кивком головы. Боевому настроению был найден выход.
Заплатив за чай, Оксана взяла поднос с чашками и решительно двинулась в сторону зеленоглазого незнакомца, возле которого как раз были свободны два места. Зараженная азартом подруги, Кристина следовала за ней.
-У вас не занято? – спросила Оксана с улыбкой, после которой обычно отрицательных ответов не поступало.
-Нет-нет! – хором отозвались оба парня. Получилось забавно, и все четверо рассмеялись.
Так они познакомились с Шамилем и Магомедом. Поначалу это было рядовое знакомство – просто, чтобы завести побольше друзей в институте. Так как Шамиль ходил практически всегда вместе с Магомедом, как и Кристина с Оксаной, они иногда сидели все вместе в кафе или стояли на перемене у входа в институт, греясь на мартовском солнышке. Но однажды Оксана приболела, Маги тоже не было в институте. Волею судеб Кристина и Шамиль встретились в кафе, и как-то так получилось, что проболтали они до самого его закрытия. А так как темы для разговора еще не были исчерпаны, Шамиль предложил переместиться в какое-нибудь другое место. Так история началась и длилась почти два года. За это время Кристина беспросветно в него влюбилась, да и он говорил тоже самое, и она не могла поверить, что за какие-то пару недель все изменилось и было перечеркнуто такой смешной причиной.
Да изменилось ли? Изредка она замечала, что Шамиль смотрит на нее, но он быстро отводил глаза, словно борясь с собой.
Оксана глубоко сочувствовала подруге, но ее решение принять ислам встретила настороженно.
-Знаешь, Кристин, это все-таки ответственный шаг. Ты уверена, что выдержишь?
-А что там выдерживать? Выдела Пати и Залину с нашего курса? Чем они от нас отличаются, хотя мусульманки? Говорят только, что их пророк – Магомед, и полумесяц носят вместо крестика.
-Судя по твоим словам, Шамиль глубоко ушел в религию, так что на них не равняйся. Думаю, из них такие же мусульманки, как из меня буддистка, - рассмеялась Оксана и добавила уже серьезно. – Тебе и алкоголь нельзя будет пить. И Шамиль будет у тебя один, на всю жизнь. А сам еще штук десять приведет потом.
-Что за чушь. Мусульманам можно иметь только 4 жены, да и то если очень надо – по культурологии же рассказывали. А выпивка – небольшая потеря, не очень-то я ее люблю.
-Ну ты втрескалась, подруга, - только вздохнула Оксана.
В тот же день после принятия решения они пошли за новой юбкой для Кристины, ведь в ее гардеробе были только брюки да пара «little black dress», едва доходивших до колена.
-Может, сразу паранджу тебе купим? – подтрунивала над ней Оксана.
-Паранджу пока не надо, - ответила Кристина, - а вот платок, пожалуй, будет кстати.
Глаза Оксаны округлились:
-Ты что, будешь ходить в платке?! И в институт тоже?!
-А что такого? У нас свобода совести. Да не волнуйся так, я по телеку видела как они его надевают. Как мы – бандану, и волосы можно спереди выпустить. По-моему, и скромно и элегантно. Что-то в этом есть.
-В этом есть дискриминация и ущемление прав женщины, - пробурчала подруга.

На лекцию Кристина все-таки опоздала, решила забить на нее вообще и посидеть в кафе, вживаясь в новый образ. Проходя мимо группы кавказцев, краем глаза она заметила недоуменные взоры и услышала за спиной шепот, в котором расслышала слово «мусульманка». Значит, признали – обрадовалась она, хотя возросший интерес к ее персоне тут же начал давить, сердце билось чаще от того, что все ее разглядывают. Мелькнула мысль «а может, без платка обойтись?», но Кристина отогнала ее – ради заветной цели надо напрячься. В кафе она села в самый дальний угол. За соседним столиком сидели две девушки – однокурсницы Шамиля и по совместительству – его землячки, Кристина их знала заочно. Они с гримасой презрения осмотрели ее наряд и теперь обсуждали что-то на своем языке, всем видом давая понять, что говорят именно о ней. Кристине это не понравилось, хотя она и не задумывалась о том, какое впечатление произведет на мусульманок института. Ей нужен был Шамиль, и только его мнение волновало. Но все же она побыстрее допила чай и пошла к залу, где должна была быть следующая лекция.
Увидев издалека подругу, Оксана театрально всплеснула руками.
-Слушай, а тебе идет, - констатировала она. – Только не знаю… Я вчера смотрела передачу про Арабские Эмираты, там они в паранджах. Ты уверена, что этого достаточно?
-А у нас в институте ты хоть одну в парандже видела? – парировала Кристина. – Да я и так – прорыв по сравнению с остальными.
Пока шла перемена, подруги обсуждали, стоит ли Кристине самой подойти к Шамилю и спросить что-нибудь по исламу или подождать первого шага с его стороны. К ним подошел Рамиль, однокурсник из соседней группы.
-Че это ты в платке, Кристина? В старообрядцы записалась?
-Ты что, не видишь! Она ислам приняла, - назидательно ответила Оксана.
-Да-а-а? – Рамиль расплылся в улыбке, и до Кристины дошло, что он – татарин, а значит – тоже мусульманин, поэтому-то и рад.
-Ну поздравляю тогда, - продолжал он, - а ты в мечети принимала?
Вопрос на засыпку.
-А надо в мечети?
-Я точно не знаю, я же с рождения мусульманин. По-моему, ты должна сначала пойти в мечеть и там имаму об этом сказать. Может, он тебе справку даст о том, что ты мусульманка.
-А без этого никак не обойтись? – Кристине совершенно не хотелось идти в мечеть.
-Вы же, когда креститесь, идете в церковь. Да не бойся, там не страшно. Хочешь, могу с тобой сходить?
-Нет, спасибо. Лучше напиши, где она находится, если не трудно?
-Ща! – Рамиль пошел на свое место за ручкой и листом бумаги, а Кристина повернулась к Оксане.
-А ты думала одним платком отделаешься? – засмеялась та. – Еще будешь лбом об пол биться, помяни мое слово.
-Да не смешно! Со мной не сходишь?
-Не-не-не, - замотала головой Оксана, но, посмотрев на расстроенную подругу, добавила, - я у входа подожду, пока ты там все оформишь.
Подошел Рамиль со списком мечетей и объяснил, как к какой проехать, еще раз поздравил и ушел делиться новостью с однокурсниками-азербайджанцами. К концу лекции весь курс был в курсе, что Кристина теперь «в исламе».
На большой перемене девушки пошли перекусить. Кристина в толпе студентов искала глазами Шамиля. Наконец у противоположной стены она заметила Магомеда, а, значит, скоро должен был появиться и Шамиль. Мага кивнул девушкам и махнул рукой, приглашая за свой столик. Но Кристина понимала, что это просто вежливость, и Магомед не хуже нее знает, что Шамиль не одобрит подобное соседство, поэтому она отрицательно покачала головой.
Вскоре появился сам Шамиль. Не заметив Кристину в очереди, он прошел к столику друга и сел к ней спиной. У Кристины внутри все заныло – как всегда безупречен и красив («Что ты в нем нашла?» - удивлялась Оксана). Каждый его жест она знала наизусть, но следила за каждым шагом, с тоской понимая, что никакая сила не способна вырвать его образ из ее сердца. Мага, видимо, тут же доложил, что с ней что-то не так, потому что Шамиль резко обернулся и уставился на нее, сразу найдя в толпе по платку. Он смотрел так долго, что Кристина невольно опустила глаза. В его взгляде не было радости, скорее недоумение. Когда она снова посмотрела в его сторону, он уже отвернулся. Значило ли это провал плана? Кристина пока не знала, но преисполнилась решимости посетить мечеть в ближайшее время.

На следующий день после занятий они с Оксаной по совету Рамиля поехали в Соборную мечеть Москвы. Оксана постеснялась и близко подойти к мечети в своем далеком от мусульманских норм наряде и осталась дожидаться подругу в кафе неподалеку. Кристина, потуже затянув платок, двинулась принимать ислам «по-настоящему».
Небольшое голубое здание мечети со всех сторон было обнесено забором, в калитку спокойно проходили люди – никакого фейс-контроля. На площадке перед входом стояло несколько молодых людей в белых шапочках, женщин нигде не было видно. Рамиль объяснил Кристине, что в мечети вход бывает общий и отдельный для женщин, но какой именно вход в Соборной мечети – он не знал и посоветовал у кого-нибудь уточнить, лучше у женщин.
Кристина чуть постояла у входа и, наконец, подошла к мужчинам. В другом месте она бы подсознательно стрельнула глазками, кокетливо улыбнулась, в общем, включила бы женское обаяние. Но сейчас все кокетство куда-то улетучилось. Не узнавая саму себя, Кристина робко обратилась к ближайшему из них:
-Простите, пожалуйста…
-Да, сестра? – тут же откликнулся тот.
У Кристины не было братьев, а этот мусульманин ответил так, словно она и впрямь была его родной сестрой. Девушке это понравилось, и она осмелела.
-Вы не подскажете, где тут можно войти?
-Конечно. Вот в эту дверь войдете в зал, дальше направо или налево наверх по лестнице, там комната для женщин.
Девушка двинулась в указанном «братом» направлении. Войдя внутрь мечети, заметила полки для обуви и мужчину, надевавшего ботинки. Она тоже разулась и поставила сапожки на одну из полок в надежде, что в мечети можно ставить рядом женскую и мужскую обувь, и ее поступок не оскорбит ничьи религиозные чувства. Затем она поднялась по лестнице, и взгляду ее предстало удивительное зрелище: оказывается, вся мечеть была устлана мягким бордовым ковром с узорами, потому-то и требовалось снять обувь. Вдоль стен прямо на полу сидели кружками мужчины. Некоторые стояли, склонив головы, прямо посреди зала, видимо, молились. Резные колонны придавали залу строгий и торжественный вид, но ковер смягчал обстановку, придавая ему «домашность». Это тоже понравилось Кристине. Ей подумалось, что быть мусульманкой не так уж плохо, если в мечети чувствуешь себя как дома.
Слева от себя она заметила лестницу наверх и поспешила туда, не зная еще толком зачем ей женская комната, если ислам у нее должен принимать мужчина-имам. Комната, а точнее балкон над первым этажом выглядел тоже очень уютно, но тут было не так много народа: кружок девушек, читавших что-то вполголоса на арабском, две пожилые женщины, и еще одна, перебиравшая четки поодаль от других. Кристина сразу обратила внимание, что платки у всех присутствовавших повязаны совсем не так, как у нее. Разных цветов и конструкций, отличались они от ее косынки в одном – волос ни одной женщины не было видно, тогда как у Кристины спереди виднелся пробор, а сзади выглядывал хвостик.
Кристина решила заговорить с отдельно сидевшей старушкой, чтобы не беспокоить остальных.
-Извините, вы не скажете…
Но старушка вдруг сделала большие глаза и цыкнула на Кристину, добавив что-то на другом языке.
-Что? – переспросила Кристина. – Я не понимаю.
Женщина подозрительно осмотрела ее с головы до ног, а затем сказала:
-Ты не татарка?
-Нет.
-Хм… А ты уверена, что в мечети можно говорить на русском? Это же не мусульманский язык.
Кристина ни в чем не была уверена, поэтому пожала плечами:
-Я знаю только русский и английский.
-А ты кто по нации?
-Русская.
Эта новость повергла бабушку в состояние шока. Она прижала к груди четки и покачала головой:
-Да кто ж тебя сюда впустил?
Кристине стало совсем не по себе. Рамиль ничего не говорил о том, что русским вход в мечеть запрещен. Она почувствовала, как румянец заливает ей щеки, и пробормотала:
-Я только хотела принять ислам…
-Как принять? Ты же русская, христианка, - старушка была сбита с толку не меньше Кристины. – Так же не бывает!
-Разве нельзя стать мусульманкой?
-Никогда о таком не слышала.
-В чем тут дело? – к ним подошли две женщины, ранее занятые разговором. – Что случилось, Адель-апа?
Адель-апа моментально перешла на родной язык и поведала о необычной пришелице. Но женщины отреагировали на историю, как Рамиль - их лица засветились улыбками.
-Это же прекрасно, дорогая моя! Конечно она может принять ислам. Наш Пророк был послан ко всем национальностям, не только к татарам, - и женщины расмеялись.
-Как тебя зовут? – спросила Кристину мусульманка повыше с узкими глазами, едва угадывавшимися среди морщин.
Кристина представилась.
-Меня зовут Танзира-апа, это Наргиз. Ну и Адель-апу ты уже знаешь. Так ты решила принять ислам?
-Да.
-Я сейчас позову кого-нибудь из имамов, пусть засвидетельствуют, хотя Аллах – лучший Свидетель.
Танзира-апа чуть ли не бегом бросилась за имамом, а женщина по имени Наргиз предложила всем сесть.
-Тебе обязательно нужно поменять имя, - сообщила она. – Ведь Кристина значит христианка, а ты теперь мусульманка. Какое мусульманское имя тебе нравится?
Кристина и не подозревала, что ее имя переводится именно так, и что-то в душе зашептало ей, что, возможно, зря она это затеяла, и смена веры – гораздо более ответственный шаг, меняющий в корне всю жизнь, не только внешний вид; что он требует глубоких размышлений о Боге, чем те, которые посещали ее при успешно сданных экзаменах. Но сейчас отступать некуда.
-Тебе надо взять имя Муслима. По-моему, это логично, - говорила между тем Наргиз, не дождавшись ответа Кристины. – Или Айша, так звали любимую жену нашего Пророка Мухаммада. Но знаешь, честно скажу, тут каждая вторая русская – Айша, так что выбери лучше что-то пооригинальнее. Может, Фатима?
Кристина переваривала поступавшую информацию. Наргиз ударилась в выбор имени, но она слушала в пол-уха. Зацепила фраза – «каждая вторая русская». Что это значит? Что тут бывает много русских девчонок, ставших мусульманками? А она-то думала - ей одной пришла в голову такая мысль.
Тем временем Танзира-апа вернулась. За ней следовал представительный мужчина с короткой густой бородой и такими же узкими глазами. Поверх его пиджака было накинуто нечто вроде плаща, а на голове белел настоящий тюрбан. Вместе с ним шли еще двое мусульман, один из которых был чем-то похож на ее Шамиля, только глаза карие и возраст больше. За две-три секунды произведя осмотр, Кристина устремила взгляд в пол.
-Так, давайте по-быстрому, а то скоро азан, - с ходу заявил имам.
Он пристроился на лавочку рядом с Кристиной, сидевшей на полу, остальные остались стоять. Кристина подумала, что это телохранители.
-Ты хочешь принять ислам?
-Да, - ее голос сел от волнения.
-Отлично. Меня зовут Равиль, вот два свидетеля. Как вас зовут?
-Абдуррахман, Асадулла, - представились свидетели.
Имени Кристины имам спрашивать не стал.
-Итак, ты сейчас должна сказать шахаду – свидетельство веры, а мы засвидетельствуем, что ты приняла ислам. После этого ты станешь мусульманкой… Хотя, если ты поверила в ислам, то уже ею стала. Повторяй за мной: Ашхаду алля иляха ил-Аллах…
Совершенно запутавшаяся Кристина покорно повторила за имамом шахаду на арабском и русском языках.
-Ну вот, поздравляю! Добро пожаловать в нашу умму, - кивнул Равиль.
-Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! – внезапно раздался чей-то возглас.
«Как в передачах про Чечню» - подумала Кристина. Но, оказалось, не как в передачах. Голос зазвучал нараспев, отражаясь от стен мечети, расшевеливая прихожан. У Кристины захватило дух от этих звуков, что-то переворачивалось в душе. Наспех попрощавшись, имам Равиль поднялся и поспешил со свидетелями вниз. После окончания азана Танзира-апа спросила:
-Встанешь с нами читать намаз или пока посмотришь?
-Спасибо, я пока посмотрю.
Все женщины встали в ряд со звуками второго азана, а Кристина села сбоку и следила за их действиями, размышляя о том, что Шамиль, должно быть, тоже теперь молится и ей придется молиться, чтобы соответствовать ему. Хорошо, что у нее есть своя комната, и родители не заметят чудачества дочери.
После молитвы Танзира-апа оставила Кристине номер телефона, наказав звонить в любое время суток по любому вопросу.

Теперь Кристина чувствовала себя стопроцентной мусульманкой и искренне недоумевала, почему прошла уже неделя, а Шамиль так и не заговорил с ней. Но, когда измученная догадками, Кристина решила было сделать первый шаг, он подошел. Она ждала Оксану у раздевалки, в стороне от шумной очереди, когда заметила фигуру Шамиля, дрейфующего в потоке студентов. Он явно пробивал дорогу в ее направлении. У Кристины внутри все замерло, но она постаралась придать лицу самый невозмутимый вид.
-Привет! – поздоровался Шамиль.
-Ассаламу алейкум, - отозвалась она.
Шамиль приподнял черную бровь.
-Ваалейкум. Как дела?
-Ничего. Вот Оксанку жду. А ты как?
Шамиль проигнорировал вопрос. Он отвел глаза, вычищая невидимые пылинки со свитера, собираясь с мыслями – Кристина хорошо знала эту привычку. Она смотрела на него глазами преданной собаки, не понимающей, за что получила пинок от хозяина, но несмотря на это обожавшей своего обидчика.
-Ходят слухи, что ты ислам приняла, - наконец заговорил Шамиль.
-Да, приняла.
-А что тебя к этому подтолкнуло?
«То, что ты меня бросил из-за веры, бездушный кусок льда!» - хотелось ответить Кристине, но она почувствовала, что это «неправильный» ответ.
-Ну не знаю, - расплывчато сказала она, не готовая к подобному вопросу, - я долго думала и решила, что так будет лучше…
-Лучше? – переспросил Шамиль. – А в чем лучше?
Кристина молчала. В его тоне она услышала насмешку, ему не нужен ответ. Ее цель принятия ислама была одна – угодить ему, и она не рассчитывала на то, что он будет копаться в мотивах этого шага. Можно, конечно, сказать, что сделала это для души, но по прошлому опыту Кристина знала, что ложь он вычисляет моментально.
-Я так и думал, - с сарказмом продолжил Шамиль, - ты стала мусульманкой, чтобы вернуть наши отношения, не так ли?
От холода в его голосе у Кристины слезы сами собой навернулись на глаза. Она только кивнула.
-Аллах! Кристина, ты соображаешь, что ты делаешь? Ты спятила что ли? А если я завтра стану буддистом? Что ты будешь делать?
-Я люблю тебя, Шамиль, я пойду за тобой везде!
Шамиль фыркнул:
-А если спрыгну с десятого этажа?
-Не говори глупости.
-Ты говоришь еще большие глупости. Принимать другую веру из-за человека – это настоящая глупость. Сама подумай, в вере что на первом месте? Бог. А ты на это место поставила меня. Не Аллаху ты стала преданной и поклонилась, а мне. У тебя и в мыслях не было угодить Всевышнему, только мои чувства вернуть хотела. Ты не приняла ислам, вот что я тебе скажу, ты и близко к нему не подошла!
Кристина едва успевала вытирать бежавшие по щекам слезинки. Шамиль был во всем прав, но она думала больше о том, что теперь потеряла его навсегда.
-Что мне делать, Шамиль? Я не могу без тебя…
-Будь сама собой, - развел руками он. – Это мне в тебе и нравилось. Тебе придется принять тот факт, что между нами все кончено, и смириться с этим. Возможно, тебе поможет осознать это то, что через месяц я собираюсь жениться. А насчет ислама – перестань валять дурака и потешать народ в институте. Все девчонки и ребята-мусульмане видят, что этот маскарад из-за меня, и ты не только себя на посмешище выставила, но и меня унижаешь. Так что сними этот платок, тем более, что ты неправильно его носишь, покрыть затылок – невелика заслуга. И серьезно подумай на досуге. Только не обо мне, а о Боге. Если у тебя действительно возникнет интерес к исламу, я – к твоим услугам. Еще вопросы есть?
Кристина подняла на него покрасневшие глаза:
-Неужели ты меня больше не любишь?
-У меня были сомнения на этот счет, - помедлив, признался Шамиль, - непросто было вычеркнуть тебя из жизни. Но у меня появились другие приоритеты. А твой лицемерный поступок расставил все точки в наших отношениях. Это наш с тобой последний разговор на эту тему. Надеюсь, завтра ты примешь свой нормальный вид. Ну давай, я пошел. Привет Оксане.
Кристина, не сдерживая больше рыданий, бросилась в дамскую комнату. Запершись в самой дальней кабинке, она сорвала с головы платок и утирала им бесконечные слезы. Оксане написала, что место встречи переносится. Жизнь закончилась – Шамиль женится. Едва это слово появлялось в голове, поток соленой влаги вновь орошал платок. Почему мир так несправедлив? Ее Шамиль будет чьим-то еще! По какому праву?!
Оксана еле вытащила подругу из ее убежища. Всю дорогу, пока они ехали вместе, она лишь сочувственно вздыхала и говорила общие слова утешения, никак помочь в этой ситуации она не могла.

Выходные Кристина провела на автопилоте. Пить она не любила и после банки джин-тоника оставила эту идею, наркотиков боялась как огня. Приходилось пребывать в состоянии самой депрессивной депрессии. О Боге не думалось, думалось только о том, как дожить оставшиеся 50-60 лет до смерти и отойти, наконец, на вечный покой. Мысль о самоубийстве, после некоторых размышлений, Кристина отбросила, сочтя эгоистичной по отношению к родителям и трусливой по сути. Вечером же воскресенья к вопросу «Как жить дальше?» добавилась дилемма «Что надеть?». Падать лицом в грязь перед институтом, показав, что весь сыр-бор был из-за парня? Или продолжать уже никому не нужную игру?

-Кристина, ассаламу алейкум! А где же платок? – как она и ожидала, первым поинтересовавшимся стал Рамиль.
-Салам алейкум, я решила, что пока еще не готова к этому, буду изучать основы.
Кристина соврала, но ничего лучше в голову не пришло. Раз над ней смеялась вся мусульманская составляющая студентов, смысла дальше играть в ислам она не видела. А так – пошушукаются и забудут. В конце концов, она была одной из самых привлекательных девушек в институте, и ей многое могло сойти с рук без ущерба для статуса. Кристина оставила платок дома, но ходить в длинной юбке ей понравилось, в этом было что-то невероятно женственное. Оксана одобрила «возвращение» подруги и тут же попыталась найти замену Шамилю. Но все кивки в сторону разных ребят Кристина оборвала, казалось, что в мире такого, как ее Шамиль, больше не существует.
Она старалась не пересекаться с ним в институте, но, увидев, не могла не посмотреть в его сторону. Шамиль учился на последнем курсе, а это значило, что видит она его последние недели. Потом уже другая будет всю жизнь любоваться им. Хотя никто не сможет его любить так, как любит ОНА! А она будет любить его ВЕЧНО!
Дни каплями густого клея текли один за другим, перемежаясь с выходными, в которые Оксана тащила Кристину в кино и по магазинам. Но это было плохим утешением. Чувство пустоты, наступившее с окончательным расставанием с Шамилем, казалось, ничто не в состоянии заполнить. В один из таких выходных Кристина и задумалась о Боге. Ноги сами понесли ее в церковь, все-таки она – Кристина, христианка. Вместе с Оксаной они зашли в одну из многочисленных церквей, прячущихся в каждом переулке столицы. Оксана была в бейсболке, Кристине какая-то старушка протянула платок, велев покрыть голову. Подруги прошлись по церкви. Кристине захотелось сесть и обо всем поразмыслить, но сесть было негде. Да и чтобы сосредоточиться, ей нужен нейтральный фон, а бесчисленные иконы, узоры и убранство отвлекали. Кристине вспомнилась мечеть, но сейчас они были слишком далеко от любой из них.
-Я хочу поговорить со священником, - вполголоса сказала она Оксане.
-Вот тебя заносит, - шепнула та в ответ, - теперь в монастырь уйдешь?
-Неплохая идея, - усмехнулась Кристина и пошла на поиски священника.
Когда священник был найден, девушка еще толком не знала, что хочет ему рассказать и что услышать, исповедаться она не собиралась однозначно. Представившийся отцом Дмитрием молодой человек выслушал ее с грустным спокойствием. Кристина ожидала, что он начнет клеймить ее и угрожать отлучением от церкви за опыты с религией, но этого не последовало. Она рассказала ему все в подробностях, включая их с Шамилем последний разговор. Отец Дмитрий неопределенно покачивал головой и покусывал губу, не перебивая. Поток информации иссяк, и Кристина умолкла, на всякий случай подытожив:
-Что бы вы могли мне посоветовать?
-Я бы много чего мог посоветовать, - медленно произнес отец Дмитрий, - но я так и не понял, чего ты хочешь от жизни? Тот парень-мусульманин прав, ты о Господе не думаешь, зачем тогда спрашиваешь меня, «служителя культа», совета? Я мог бы разговаривать с тобой только как христианин с христианкой, а не как психолог с обиженной жертвой, а пока ты ищешь именно последнее.
-Я поняла, спасибо, - обидевшись, сказала Кристина и повернулась, чтобы уйти.
-Постой. Я не закончил. Раз ты пришла сюда, а не к психологу, значит душа твоя ищет Бога. Господин твой, Шамиль, ушел, и ты, конечно, ищешь замену. Всем нам необходимо чувство защищенности, надежда, что за нами кто-то присматривает, что будет рядом в счастье, а особенно – в горе. Но послушай, никто из людей не способен на такое по той простой причине, что люди – смертны. Еще они предают, бросают, забывают нас. В конце концов, у каждого куча своих проблем, и никто не может работать твоей крышей и жилеткой 24 часа в сутки, даже родители или муж. Только Бог всегда рядом с нами, с рождения и до смерти. Когда мы молимся, спим, едим или учимся. Он всегда выслушает твои жалобы, просьбы и балгодарности. Что, если бы этот парень не оставил тебя, но погиб в аварии? Результат был бы тот же – боль потери. Только твоя боль силнее той, которую испытал бы верующий человек, потому что тебе кажется, что ты осталась одна на целом свете, а это не так. Господь с тобой.
-То, что я приняла ислам, имеет какое-то значение? – помолчав, спросила Кристина.
-Я не вижу, чтобы ты приняла ислам. Бессмысленное повторение основы веры еще никого не делало ее адептом, как бы человек ни упражнялся в ритуалах. Платок, мечеть – это все ритуал. Ты не вникла в основу вероучения ислама, чему учит эта религия, каким представляет Бога человеку. А если бы вникла, не стала бы поступать столь опрометчиво.
-Почему?
-Ну, - усмехнулся отец Дмитрий, - у меня нет времени читать курс сравнительного религиоведения, это очень объемный вопрос. Сама возьми почитай Коран и Библию, и сердце найдет истину по воле Божьей.
Из церкви Кристина вышла в глубоком раздумье и сразу потянула Оксану в книжный магазин. Она знала, что Библия у них дома найдется наверняка, и хотела добавить к ней Коран, чтобы читать их параллельно.
В метро ей так и хотелось уже раскрыть приобретение в твердом зеленом переплете с золотой вязью на обложке. Кристина любила читать, и каждая купленная книга была для нее что нетронутое пирожное, особенно, если это было нечто, отличающееся от любовных романов и детективов «для метро», которых она прочла море. Поэтому Кристина как можно скорее отделалась от общества Оксаны и поехала домой, чтобы там уже на диване, с подушками и пледом, с пакетом чипсов в руках окунуться в мир ислама.
До этого Кристина никогда не открывала Коран, и могла сказать о нем только, что «если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Она знала из курса культурологии, что Коран – это сборник откровений, ниспосылавшихся пророку Магомету, арабу по происхождению, что там должно быть сказано про платок, многоженство и войну против неверных. Чтение обещало быть увлекательнее романа, а объем книги в 300 с лишним страниц даже чуть расстроил ее – слишком мало, по ее мнению, чтобы читать взахлеб хотя бы несколько дней.
Придя домой, девушка, как и планировала, улеглась на диван и раскрыла Коран. Первая сура называлась «Фатиха» и до боли напомнила ей христианскую молитву «Отче наш». На середине второй суры Кристина заснула.
Коран оказался далек от того, что Кристина ожидала увидеть, и совершенно не походил на «Тысячу и одну ночь». Иногда читать повеления мусульманам было интересно, в основном же она начинала клевать носом после трех-четырех страниц. И все-таки продиралась сквозь аяты с упорством конквистадора, прорубающего дорогу в девственных лесах Амазонки, дав себе слово дочитать Коран до конца, найти истину и понять, что двинуло Шамиля в религию. Она замечала, что где-то Коран повторяется, истории о пророках словно взяты из Библии. Порой казалось, что следующий аят никак не связан по смыслу с предыдущим. Иные аяты были размером в пару предложений, другие блистали краткостью и глубиной содержавшейся в них мысли.
Шамиль не то, чтобы забылся. Тупой болью в груди и резью в глазах два-три раза в день он напоминал о своем существовании, а также тогда, когда лично являлся перед взором Кристины на переменах. Но время чуть подлечило зияющую рану, да и приближающаяся зачетная сессия отвлекала от грустных мыслей. Кроме прочего, надвигалась майская передышка в нелегкой жизни студентов, на которую они с Оксаной запланировали и забронировали поездку в Турцию. «К твоим любимым мусульманам» - как ехидно заметила Оксана.
В первый и последний раз Кристина была за границей в Греции – родители там отмечали 10-летие их совместной жизни, и ей тогда было, соответственно, около 9 лет. Мысль окунуться в другую культуру и оказаться за тысячи километров от надоевшей холодной Москвы волновала Кристину вместе с массой сопутствующих вопросов, и Коран на время отправился на полку, чтобы вернуться на прикроватную тумбочку после сессии. Религиоведение, конечно, хорошо, но не по нему у нее намечались экзамены.

Практически сразу, едва она ступила на турецкую землю, на нарыв имени Шамиля был наложен внушительный пластырь. Казалось, страна создана, чтобы лечить раны или, по крайней мере, давать обезболивающее. Чистое синее небо после серого потолка Москвы, улыбки на лицах местных жителей, с подтекстом и без такового, а также позиция «все включено» в ваучерах девушек раскрасили мир Кристины цветами жизни. Пусть не столь яркими, как если бы она эту неделю провела с Шамилем, но депрессия начала отступать.
Первые два дня, пока Оксана вовсю флиртовала со всеми, кто под руку попадался, Кристина отрывалась на шведском столе и наслаждалась бесцельным шатанием по пляжу. Наконец, она решила заглянуть в парикмахерскую при отеле и сделать с собой нечто радикальное. Там царили Джахангир и Феруза, брат с сестрой. Идеальное владение русским языком объяснилось их азербайджанской сущностью. Как и большинство тюрков, Джахангир обладал глубокими темно-карими глазами, намекавшими на что-то любой девушке, даже в те редкие моменты, когда их владелец ни на что не намекал. Но Кристине он стал намекать сразу и как-то слишком прямо, узнав, что она тут всего на неделю. Пришлось дать ясный отвод по этому поводу, что вызвало неподдельный интерес парня:
-А зачем ты тогда в Турцию приехала?
-Отдыхать вообще-то, - опешила Кристина.
-Русские могут отдыхать по-другому?
С этого странного диалога и началась их дружба. Пока Оксана пропадала где-то с подцепленным френдом, Кристина зависала в парикмахерской, болтая с братом и сестрой, и, в конце концов, поделилась с ними своей душевной драмой со всеми подробностями. Насчет Шамиля Джахангир только хмыкнул, мол, с кем не бывает, а вот попытка принять ислам заинтересовала его куда больше.
-Да ну?.. Ты ходила в мечеть?.. Платок? Шутишь! – то и дело восклицал он.
Услышав о попытке освоить Коран, Джахангир присвистнул. Потом, подумав, сказал:
-Тебе бы с нашим Омаром поговорить. Из меня мусульманин никудышный, а он шарит в этом деле, в медресе учился. И такой же, с прибабахом, как твой Шамиль.
-А где он?
-В Измире живет, - парень с любопытством разглядывал заблестевшие глаза Кристины. – Хочешь, позвоню ему. Он из Трабзона бы примчался, дай только кого-нибудь обработать.
-Конечно, хочу!.. Если не трудно…
-Но предупреждаю, он хороший проповедник. Всю семью почти достал, до нас вот пока не добрался, потому что редко видимся.
У Кристины оставалось два дня до отлета, поэтому в тот же день Джахангир набрал брату, и тот был в Кушадасы уже в начале следующего дня. Джахангир с утра работал, поэтому посадил Кристину в одно из многочисленных кафе на побережье, скинул Омару координаты и приметы «жертвы», а сам вернулся в отель.
Кристина ожидала увидеть имама Равиля номер два в чалме и накидке, но вместо этого за ее столик сел с виду ровесник в обычной футболке и джинсах. Было заметно, что они с Джахангиром братья, и что Омар, несмотря на черную щетину, на пару лет младше. Он заказал себе сок и уставился на Кристину горящим взором. Повисло молчание. У Кристины много вопросов роилось в голове, но она ждала, пока новый знакомый начнет разговор.
-Ты Кристина, так ведь? – начал Омар.
-А ты, надо полагать, Омар? – предположила она, и парень улыбнулся шутке.
-Мой брат сказал, ты интересуешься исламом? Я не слишком силен в знаниях, но постараюсь помочь, если есть какие-то вопросы.
-Он сказал, что ты окончил медресе.
-А, это…, - Омар скромно повел рукой, - это был курс хафизов Корана плюс немного основ.
-Хафизы – это кто?
-Ой, я забыл, что ты не в исламе. Так привыкаешь к арабским словам, что не думаешь, что кто-то может не понять. Ты переспрашивай, если что. А хафиз значит «хранитель», в данном случае человек, выучивший Коран наизусть.
-Ты знаешь наизусть весь Коран?! – воскликнула Кристина. – Все триста страниц?
-Ну, - засмеялся Омар, - это зависит от издания. Да что я, мне уже 24, а у дяди жена в десять лет его знала.
-Но это же нереально, - Кристина вспоминала длинные аяты и обрыв смысловой связи посреди какой-нибудь суры.
-Это – одно из чудес Корана, - не без гордости отозвался Омар. – Сколько ты знаешь человек, выучивших наизусть Библию? Пусть не всю, хоть Новый Завет? И я ни одного. А во всем мире тысячи и тысячи людей учат Коран наизусть без особых усилий.
-Но я читала Коран. Вызубрить, конечно, можно что угодно, но чтоб «без усилий»…
-Ты же читала на русском, так? Это совсем не то. Никто не учит Коран на каком-либо языке, кроме арабского. Начиная от звучания и до непередаваемого смысла – там все по-другому. Какие ты суры там читала, давай я озвучу.
-«Фатиху» помню.
Омар откашлялся и начал вполголоса читать, чтобы не обращать на себя внимание посетителей. У него был слух, и читал он очень мелодично, приятным голосом с выражением. Кристина заслушалась: звучало и впрямь совсем не так, как если бы она читала вслух на русском.
-Здорово, - похвалила она.
-Это еще что! Сейчас я тебе настоящего аса дам послушать, - Омар полез в карман и достал мобильный телефон, что-то поискал в меню. – Вот. Я тихо сделал, к уху поднеси.
Кристина взяла телефон, и до нее донесся голос другого «хранителя». Это действительно был ас. Даже не понимая ни слова, она чувствовала, как сердце забилось чаще от чудесных звуков, а когда чтец заплакал в середине суры, она сама еле сдержала слезу.
-Почему он плачет?
-Он читает о Судном дне, когда Бог соберет всех людей для отчета. Он от страха плачет, боится наказания за свои грехи. Это будет страшный день. Когда солнце будет скручено, когда звезды осыплются, когда горы сдвинутся со своих мест… Тогда мать будет готова наступить на свое дитя, стремясь к раю. Аллах взвесит плохие и хорошие дела людей, и соответственно этому направит их в рай или ад. Но это касается только единобожников. У всех остальных добрые дела не будут приняты, потому что Аллах не прощает многобожие…
Они начали говорить о том, что является Единобожием и пришли к вечной теме сравнения ислама и христианства. Омар вошел в раж. Джахангир оказался прав, он был хороший проповедник, и Кристине нечего было ему возразить по существу, хотя она честно пыталась отстоять истинность христианства. Омар потихоньку поворачивал ее внутренний взгляд, и она начала смотреть на веру как на часть жизни, не временной жизни тела, а вечной жизни души. Причем если раньше элементарного «не убий», «не укради» казалось достаточно, чтобы попасть в рай, то теперь Омар объяснил, что даже с такими грехами можно надеяться на рай, а вот с язычеством и атеизмом – никогда.
-Конечно, тебе повезло, что ты вообще веришь в Бога, - говорил Омар, - с атеистами сложнее, они с самого начала не допускают такую мысль, что кто-то есть там, наверху. Христианину же достаточно показать, что Коран и ислам истина, а христианство давно стало ложью, и если он не слишком упрям, то принимает ислам. Вот сейчас после нашей дискуссии ты веришь в Троицу?
-Нет.
-А в богочеловечность Иисуса?
-Нет.
-Ты хотела бы принять ислам снова? По-настоящему? Без оглядки на твоего бывшего.
-Зачем?
-Потому что это – единственный путь спастись от ада. Неужели тебе этого не хочется?
-Хочется, но…, - в голове у Кристины была полная неразбериха. Омар все говорил правильно, его доводы она полностью принимала. Может, у нее не хватает веры? Тогда в мечеть ее толкнуло жгучее желание понравиться Шамилю, вернуть его любовь. А сейчас не было никаких желаний, все чувства с расставанием притупились, ей просто хотелось загнать эту боль подальше и побыстрее ее залечить. С другой стороны – самое время подумать о смысле жизни и о Боге.
-Думаешь, вы с тем парнем были созданы друг для друга? – прервал ее мысли Омар.
Кристина только кивнула.
-Если ты веришь, что Коран – слово Всевышнего, то позволь мне процитировать. «Мы создали человека только для поклонения». Поклонение Всевышнему – это самое основное в жизни человека. Важнее ничего быть не может, хотя может казаться по-другому. Есть масса второстепенных вещей, которыми мы забиваем голову, оставляя основу. У тебя основой жизни был Шамиль. Поэтому когда он ушел, ты осталась в таком положении, словно нет больше смысла жить. Как если бы ты была кирпичом в стене, а из-под тебя один кирпич убрали. Что тогда делать верхнему кирпичу? Падать и разбиваться. Если ты не разбиваешься душевно о проблему, то можешь помочь себе, прыгнув из окна. Но вера, поклонение – это тот кирпичик, который никуда не денется, если ты сама его не выбьешь из-под себя. Другие кирпичи – работа, учеба, друзья, родные – все может обрушиться вокруг тебя, заденет и будет больно. Но ты не потеряешь опору, и это выгодно не только в плане психологии, эта опора защитит тебя в Судный день. Ни Шамиль, никто другой, только Аллах, в которого ты верила и которому поклонялась в этой жизни. Если бы ты была верующей девушкой, ты бы поплакала, конечно, но знала, что Аллаху виднее, с кем тебе лучше быть. И если Он не дал вам быть вместе, значит впереди тебя ждет нечто лучшее. А пока ожидаешь это лучшее – опираешься на основу и думаешь о том Дне, когда солнце будет скручено. По сравнению с тем Днем все проблемы этой жизни не стоят ломаного гроша. Если ты не против, я закажу себе перекусить, от длинных речей у меня аппетит как после пробежки. Тебе что взять?
Кристина тоже была голодна, и заказала большой бутерброд и стакан газировки. Омар взял суп, люля-кебаб и попросил официанта принести им чай с пирожными после того, как они поедят. На некоторое время между ними воцарилось молчание. Кристина обдумывала слова Омара. Принять ислам для себя?.. Она вспомнила укутанных женщин в мечети. Пять обязательных молитв каждый день. Никакой свинины, никакого шампанского на праздник. А пост? Не есть с утра до вечера – это же пытка! Нет, это слишком сложно для нее, лучше оставить все как есть, авось пронесет в Судный день, в Троицу же она не верит.
-О чем задумалась? – сквозь котлету пробурчал Омар.
-Ты дал много пищи для размышлений, - ответила Кристина и поведала ему о своем решении.
Омар рассмеялся и покачал головой.
-Про намаз и платок я тебе сейчас объясню. А сначала замечу, что вера – это не то, что удобно, а то, что истинно. Знаешь, я – большой любитель поесть. Во время Рамадана мучаюсь до конца поста. Ничего сильно не болит, но мысли о еде преследуют повсюду. Но я не отвергаю ислам лишь потому, что в нем есть приказ держать пост, а я, видите ли, люблю подкрепиться. Я верю в истинность Корана, верю, что все в исламе – для блага человека, значит и в посте есть смысл. Представь, ты приходишь на работу. Нормальный кабинет, зарплата, перспективы. Но один пункт твоих обязанностей для тебя сложен или просто не нравится. Ты бросишь эту работу? В жизни, может, и бросишь, если ты – супер-специалист нарасхват, но в плане спасения души другую веру, кроме ислама, ты не найдешь.
Я вообще люблю пример с работой. Кстати о намазе, вот взять псевдо-мусульманина Джахангира. Говорит, что он в исламе, но молиться ему еще рано, не готов. Со всеми остальными обязанностями тоже самое. Типа вера – в душе. Так вот я его и спрашиваю: ты, когда на работу приходишь, разве говоришь работодателю, вот я такой хороший парикмахер, но работать не буду. Вы же знаете, что я хороший работник, платите мне зарплату, а работать я пока не готов. Это же бред! Тем не менее именно так они и поступают по отношению к Аллаху. «О Аллах, я хороший мусульманин, но еще не дорос выполнять твои приказы».
Омар фыркнул и сделал знак официанту, чтобы тот принес чай.
-Кстати о намазе, самое время мне помолиться, - сказал Омар, закончив монолог о пользе намаза.
Они пошли к ближайшей мечети.
-Подожди, я скоро, - и Омар исчез за дверью главного входа.
Кристина уселась на лавочку возле мечети и снова задумалась. Ей нравилось, как Омар преподносил свою веру, и в душе все время рождался вопрос «А может все-таки?..» Но она гнала его и отмахивалась от этой мысли, сама не зная почему.
После намаза Омар переключился на хиджаб. Он показал Кристине фото своей младшей сестры, которой недавно исполнилось 17 лет. Аккуратное, почти детское личико со всех сторон обрамляла темно-бордовая ткань в мелкий цветочек.
-По-моему, все равно видно, что она очень хорошенькая, - заметила Кристина.
-Да, - кивнул Омар, - но ты видишь красоту чистоты и богобоязненности. А если бы она была с модной прической и накрашена, возникли бы совсем другие мысли. У мужчины бы точно возникли.
-Это обязательно – так закрываться? Без этого нельзя быть мусульманкой?
-В принципе-то можно. Хотя само слово «мусульманин» означает покорный Аллаху, а где же тут покорность, если ты не следуешь Его велению? Если тебе сразу будет трудно надеть платок, можно к этому подойти постепенно. Главное – не останавливаться. Хотя ты вроде уже носила его?
-Да, но это выглядело не так.
-Тебе есть с чего начать!
Кристина с Омаром бродили по городку до самого вечера. Еще пару раз заходили в кафе подкрепить силы Омара, а когда над ними раздался азан, он поспешил в мечеть. Кристине тоже захотелось зайти, но ей нечем было покрыть голову. Странно, но с момента приезда в Турцию она не обращала внимания на азан, а сейчас готова была слушать его снова и снова. Она решила по приезду в Москву еще почитать про ислам и христианство, как следует все сравнить, и потом уже принять окончательное решение. Следующий день должен был быть последним днем в Турции, вечером самолет увезет их с Оксаной к запоздалой весне и сессии.
Утром Кристина проснулась позже обычного – сказалась усталость от вчерашней прогулки с Омаром. Когда она добралась до гостиницы, было около десяти вечера, а голова и сердце гудели от толпившихся чувств и мыслей. Но утром все внезапно встало на свои места. Едва перекинувшись парой фраз с Оксаной, Кристина направилась в парикмахерскую.
Джахангир вращался на стуле в ожидании клиентов, Ферузы не было видно.
-О, привет, пропащая! – помахал ей рукой Джахангир. – Заболтал тебя вчера мой братишка?
-Привет-привет! Можешь позвать его еще раз?
Джахангир остановил кресло и сощурил глаза:
-А в чем дело? До Измира вообще-то неблизко. И потом, - он бросил взгляд на настенные часы, - сейчас он наверняка на работе. Но если это так срочно…
-Да, в общем-то, не срочно… Просто… - Кристина запнулась, еще раз сверилась с тишиной, воцарившейся в душе, и закончила мысль, - просто я хочу ислам принять. Сегодня же. А там нужны свидетели. Я хотела, чтобы Омар был тоже.
-Елки-моталки, - Джахангир с раскрытым ртом уставился на Кристину. – Один день. Для Омара это рекорд. Сомневаюсь, что его отпустят с работы из-за этого, но сейчас наберу. Ты не волнуйся, если он не сможет подъехать, я отведу тебя в мечеть…
Омар примчался в Кушадасы через три часа. Кристина ждала в том же кафе, где они встретились в прошлый раз. На сей раз Омар был не один, его сопровождал грузный человек лет сорока с пышными черными усами.
-Это – мой шеф, - смущенно представил незнакомца Омар, - я рассказал ему, в чем дело, и он сказал, что без него я никуда не поеду. Пришлось взять с собой. Ну и в любом случае нужно два свидетеля.
Шеф Омара Атакан понимал только по-турецки, и парню пришлось переводить на русский весь его бурный поток поздравлений. В конце концов, Омар что-то ответил ему сам, и Атакан умолк, кивнув головой.
-Я сказал, что с его поздравлениями мы до повода не доберемся. Ну, ты помнишь шахаду?
Кристина не помнила, и за Омаром повторила свидетельство веры, но теперь это было не механическое повторение, в каждое слово она вложила всю душу.
-Вот теперь поздравляю, - расплылся в улыбке Омар, - это самый важный шаг в твоей жизни, и я очень рад, что стал его свидетелем.
Тут Атакан, извинившись, куда-то отлучился и вернулся через 10 минут с пакетом турецких сладостей и маленьким бархатным мешочком.
-Это тебе от твоего брата в исламе, - перевел Омар.
Кристина развязала мешочек. В нем оказался золотой медальон с какой-то надписью и золотая цепочка.
-Тут написано Аллах, - пояснил Омар. – Не ожидал от него такой щедрости МашАллах! Только постарайся не заходить с такой вещью в…грязные места.
-Помоги застегнуть? – попросила Кристина, решив сразу надеть подарок.
-Нет, - Омар слегка покраснел, - в отеле наденешь.

Оксана, вздыхая и охая, застегнула цепочку на шее подруги.
-Ты уж остановись на чем-нибудь одном, а?
-Я уже остановилась. Надеюсь, навсегда.
В Кристине что-то переключилось. Или замкнуло, как выразилась Оксана. Ей захотелось немедленно начать молиться, носить хиджаб, держать пост. И хотелось, чтоб все вокруг осознали, как это здорово – быть мусульманкой, какое невообразимое соцветие чувств вызывает это состояние. Она вспомнила Фаризу и Пати и удивлялась, почему они ничего не делают из велений Аллаха. Попыталась в самолете поговорить с Оксаной, но та только отмахнулась. К сожалению, мир не изменился с принятием Кристиной ислама, изменилась лишь она сама. Она смотрела на свои джинсы и кофточку - стало противно от того, что мужчины провожают взглядом ее фигуру. Казалось, что она вылезла из болота, где жила среди рептилий, лишь носящих имена людей.
Несмотря на то, что зачеты были на носу, Кристина не пошла в понедельник в институт, нашлись дела поважнее. Она направилась прямиком в мечеть купить какие-нибудь книги, обучающие намазу, и нормальную исламскую одежду. В магазине у нее глаза разбежались от обилия одежды, но на помощь пришла девушка в черном платье и сером платке, тоже оказавшаяся русской. Она подобрала Кристине пару юбок, совсем не похожих на ту черную в обтяжку, и блузку почти до колен. А главное – раскрыла ей секреты завязывания платка, чтобы не соскальзывал с волос. В новой одежде Кристина застыла перед зеркалом.
-Нравится? – спросила продавщица.
-Это самая красивая одежда за всю мою жизнь, - выдохнула Кристина.
-Наш хиджаб – наша гордость. Я так боялась в начале его надеть, теперь и вспомнить смешно. Шайтан сильно меня сбивал. А потом махнула рукой, решила хоть один день в нем походить, прочувствовать, так сказать, весь ужас, который я себе напридумывала. И не смогла снять. И ты постарайся не снимать, сестра, чем нас больше, тем быстрее люди привыкнут к нам.
Институт лежал в шоке. Снова от самого входа Кристину провожали изумленные взгляды студентов, гораздо более изумленные, чем в прошлый раз. Это было непростое испытание, но Кристина твердо решила – «делай, что должен, и будь что будет». Она не станет дожидаться ухода Шамиля, пусть думает, что ему угодно. Пусть все думают, что хотят: что она неискренне носит платок, что хочет привлечь внимание, главное – ее чистое намерение перед Аллахом. Но, конечно, если бы была еще хоть одна девушка в хиджабе, переносить гипер-внимание было бы в сто раз легче… Единственное, чего Кристина опасалась, это реакции преподавателей, среди них мусульман не было.
Шамиль вырос перед ней на следующей же перемене. Он с пренебрежением осмотрел наряд Кристины.
-Научилась, наконец, завязывать?
-Научилась, - она лишь мельком взглянула на него и отвела глаза. Как говорил Омар, нечего женщине пялиться на чужих мужчин, от этого одни проблемы у тех и у других.
-Ой, какие мы стали набожные, - съязвил Шамиль и тут же ледяным тоном продолжил. – Мы же, кажется, договорились. Если ты думаешь, что теперь-то…
-Это не из-за тебя, не волнуйся, - перебила Кристина, - кто ты вообще такой, чтобы из-за тебя менять веру? Я ради Аллаха это сделала, ты тут ни при чем.
-Зная тебя, слабо верится…
-Значит, ты меня плохо знал. Я благодарна Аллаху, что ты меня бросил. Хотя ты, я думаю, стал верующим парнем, и о таком муже можно только мечтать, - голос Кристины дрогнул, но она взяла себя в руки, - но после этого мне пришлось переосмыслить свою жизнь, и результат этого перед тобой. Я еще люблю тебя, но уже не нуждаюсь в тебе так, как раньше. Я смогу это пережить с помощью Всевышнего.
Шамиль исподлобья наблюдал за Кристиной и видел, что говорит она искренне. У него мурашки пробежали по коже от того, что он нагрубил ей вначале. Светло-сиреневый платок ей очень шел. А кому не шел платок? – он таких не видел. Шамиль невольно залюбовался ею, но в следующий момент, проклиная свой нафс, отвел взгляд. Если бы он не оттолкнул ее тогда, сам бы призвал к исламу… Сколько бараката он потерял, и потерял ее. Конечно, если предложить ей замуж, она согласится. Но он не врал насчет женитьбы: день был назначен, и дома его ждала невеста, которая действительно ему нравилась.
-Я рад, что ты приняла ислам искренне. Правда. Извини, что нахамил. Если кто на тебя будет наезжать или что, ты знаешь, как меня найти, пока я тут. По институту тоже много знаю братьев и сестер, познакомлю, если хочешь. Мусульманин должен быть среди своих, это не дает вере ослабнуть.
-Тут есть еще девчонки в хиджабе? Я не видела пока…
-Нет. Ты первая и, дай Аллах, не последняя. Может, они вдохновятся твоим примером. Но читающие намаз есть.
-Спасибо за помощь.
-Не за что, ухти. Да укрепит тебя Аллах.

Кристина… То есть, теперь уже Муслима со звуками икамата поднялась с ковра и присоединилась к другим ровняющим ряды сестрам. Она знала тут почти всех. Русские, татарки, дагестанки, кабардинки… Целая стайка молодых девушек, выбравших единственно верный путь, отказавшихся от ложных божеств современного мира. С каждым днем их становилось все больше, появлялись новые лица. В институте Муслимы еще две девушки надели платки.
-Аллаху Акбар!
Такбират-ул ихрам. Теперь Муслима не путалась в исламских терминах. За год она изучила много чего нового. Шамиль уехал домой и женился. Магомед остался в аспирантуре и иногда передавал ей от их семьи салам. Омар то и дело посылал по электронной почте ссылки на статьи и сайты по исламу, а Муслима зачитывалась ими до утра – ислам стал для нее родником, из которого пьешь и не можешь утолить жажду. У нее возникали сложности с утренним намазом, много чего из сунны она пока не делала, но старалась двигаться потихоньку к намеченной цели – довольству Аллаха и раю.
После намаза она осталась с двумя сестрами повторить упражнения по таджвиду.
-Ухти, у тебя волосы выбились, - одна из девушек сама заправила ей прядь за платок. – Ну что, начнем?
Они по очереди читали по слогам арабские слова, когда на второй этаж поднялась девушка лет восемнадцати. На ней была юбка по колено, из-под которой выглядывали треники, растянутый после многих стирок свитер в катушках и, видимо, бабушкин платок. Она взволнованным взглядом окинула мечеть и встретилась глазами с Муслимой. Муслима все поняла и улыбнулась:
-Сестры, ИншАллах мы сейчас сможем заработать кое-какую награду от Аллаха, - и первой поднялась навстречу новенькой.

@темы: Новые мусульмане, Рассказы, Ислам

---

У моря (Умм Иклиль)

[Askramandora]

...

Они сидели в кафе. Сулейман с улыбкой посмотрел на небо и сказал, отхлебнув кофе:
– Ты когда Коран вчера читал в мечети, я видел, как ребята плакали. Это дар Всевышнего, брат… Маша Аллах.
Мовлади улыбнулся в ответ, не глядя на Сулеймана. Улыбка, как обычно, получилась грустная.
– Знаешь, Сулейман, – тихо признался он. – У меня столько грехов. Я в джахилиййи такое творил… Может, у меня даже дети незаконнорожденные есть.
Сулейман, внимательно посмотрев на него, так же тихо спросил:
– Но ты ведь раскаялся?
– Раскаялся, миллион раз раскаялся. Но когда эти грехи вспоминаю, они мне сердце жгут каленым железом…

Взгляд Мовлади затуманился. Сулейман понял, что он углубился в свои воспоминания, и стал молча пить свой кофе.
…Ей было шестнадцать, ему двадцать. Ее звали Фарида. Отец ее был чеченцем, мать – турчанкой. У нее был еще брат Дауд, на пять лет ее старше. Отец их умер, когда Фариде было всего четыре, и их мать покинула Чечню и вернулась в Турцию, на родину. Они выросли в Турции. У матери их был весьма доходный мебельный бизнес, который после ее смерти перешел к Дауду. У них был большой дом недалеко от побережья.
Они познакомились случайно, на побережье. Мовлади рано лишился родителей. Чечню покинул еще в пять лет, до четырнадцати жил в Грузии, потом в Азербайджане. Потом он познакомился с турком, владельцем трех ресторанов в Турции, и тот пригласил его работать к себе. Мовлади согласился. Работа была несложной, платили хорошо. Ресторан стоял на самом побережье, и после работы он спускался к морю и плавал. И вот однажды, когда ему исполнилось двадцать, он увидел ее. Подошел, заговорил, она улыбнулась… Как-то сразу их потянуло друг другу. С тех пор они встречались на побережье каждый вечер, и он считал часы до встречи. Он познакомился с ее братом, Даудом, они сдружились…
Мовлади вздохнул и прикрыл глаза. Что делает Шайтан с людьми… Как он играет их чувствами, как ловко использует в своих целях страсти, бродящие в их крови… Он бросал эту девушку в его объятия каждый вечер, он нашептывал ему: «Посмотри, какая она красивая! Посмотри, какие у нее глаза, какая улыбка… Прикоснись к ней. Она ведь так близко… Она твоя… Смотри, она пришла к тебе… Ты молод. Она тоже. Ты пришел в этот мир, чтобы наслаждаться… Возьми от жизни все, пока ты молод и полон сил». Так баюкал он Мовлади своими вкрадчивыми и сладкими дьявольскими речами, усыпляя его бдительность, мешая ему опомниться. И за те упоительные пять месяцев, проведенные с Фаридой, он ни разу не подумал о том, что это грех, что он совершает прелюбодеяние. Ни разу за пять месяцев ему в голову не пришла мысль о том, что за каждое прикосновение к этой девушке ему записывается грех у Всевышнего, и что каждую ночь, которую он проводил с ней, он проводил под гневом Аллаха…
Мовлади горько усмехнулся. Как ждал он этих встреч, которые на самом деле губили их обоих, с какой радостью и трепетом раскрывал объятия девушке, которая была для него запретной…
… Однажды они поссорились. Из-за пустяка. Он поругался с одним из клиентов в ресторане, а потом, раздраженный, придрался к какому-то ее слову. Она ушла, он, вместо того, чтобы попросить прощения, пошел в бар, познакомился с какой-то девицей и пошел вместе с ней по побережью – так, чтобы Фарида увидела его. Ему хотелось задеть ее, сделать ей больно. И она увидела его с другой. А через три дня он узнал о том, что она уехала с братом в его длительную командировку…
Мовлади хорошо помнил тот день. Он брел по побережью, не зная, куда идет, и понимал, что совершил большую глупость. Он поднялся наверх, побрел по улицам, и, в конце концов, оказался у мечети. Он никогда не задумывался о религии, никогда не был в мечети, вокруг него никогда не было людей, соблюдающих Ислам. Но в тот день он зашел в мечеть. Сам не зная зачем. Снял обувь, зашел, осмотрелся, ощутил странное спокойствие. В мечети сидел молодой араб, читавший Коран. Мовлади сел недалеко от него и принялся слушать красивое, размеренное, выразительное чтение. Закончив чтение, он поздоровался с ним. Мовлади ответил, завязался разговор. Это был открытый и искренний паренек его возраста, с доброй и приветливой улыбкой. Звали его Хабиб. Мовлади честно признался ему, что никогда не соблюдал религию, более того, вообще никогда не задумывался о Творце и смысле бытия. Хабиб очень спокойно воспринял его слова и сказал в ответ, что таково положение очень многих молодых людей в наше время, и что двери Аллаха всегда открыты для тех, кто стремится к Нему. О себе Хабиб сказал, что он из Сирии, учится на факультете Шариата в Сирии, но так как любит путешествовать и учить языки, оставил учебу на год и приехал в Турцию на курсы турецкого. Была у его приезда еще одна, даже более важная цель: доучить до конца Коран, что он и сделал вполне успешно благодаря Всевышнему… Хабиб сказал, что завтра уезжает домой и пригласил его в гости. Мовлади, не долго думая, согласился. Ему почему-то хотелось, чтобы знакомство с этим пареньком переросло в дружбу. Мовлади понравился его спокойный характер, доброта, приветливость, его слова.
В Сирии семья Хабиба встретила его так, словно он был родным братом Хабиба. Два месяца он провел вместе с Хабибом и его друзьями. Хабиб показал ему всю Сирию. Они вместе ходили в мечети, бродили по базарам Дамаска, а иногда брали машину и ехали куда-нибудь за город, на природу. Мовлади открыл для себя Ислам. За эти два месяца он отдохнул душой и со всей ясностью осознал, что у него никогда не было настоящих друзей до того, как он познакомился с Хабибом. Может, только Дауд, брат Фариды… Мовлади честно рассказал новому другу и брату по вере историю с Фаридой – они с Хабибом сблизились, и Мовлади не чувствовал потребности что-то скрывать от него. Хабиб, выслушав его, улыбнулся своей доброй улыбкой и сказал: «Мовлади, брат… Двери покаяния открыты до самой смерти человека, до его предсмертного хрипа. И Аллах – Милостивый, Милосердный. Ты не найдешь в этом мире человека без греха – все мы что-нибудь делаем не так. Но если человек искренне раскается и попросит прощения, Всевышний простит его».
Через Хабиба он познакомился с одним человеком из Кувейта, который пригласил его к себе. Так Мовлади попал в Кувейт, где почти семь лет изучал Ислам. Ночная молитва стала его успокоением. Он много постился, проводил много времени в мечети, учил Коран, часами сидел над книгами. Ислам, эта великая религия, открылась ему во всей своей красоте и совершенстве.
Сколько раз он благодарил Аллаха за то, что в тот день он оказался в мечети и встретил Хабиба, из-за которого изменилась вся его жизнь. Лишь спустя несколько лет Мовлади осознал безграничность мудрости Всевышнего. Это были звенья одной цепи: его ссора с Фаридой, приход в мечеть, знакомство с Хабибом, приезд в Сирию. Аллах вел его к цели…
Три года назад он познакомился с Сулейманом, и недавно тот уговорил его стать его деловым партнером и помощником. Сулейман собирался развернуть торговлю в Турции.
Все эти годы Мовлади не чувствовал никакой потребности возвращаться в Турцию. Но после того как он закончил учебу около года назад, ему в голову все чаще стала приходить мысль о возвращении. Словно какой-то внутренний голос говорил ему: «Твое место там». Этот внутренний голос был очень похож на тот, что семь лет назад сказал ему после ссоры с Фаридой: «Зайди в мечеть…».
О Фариде он за эти семь лет вспоминал не раз. Он не хотел думать о ней, но время от времени ее образ все же всплывал в его памяти, и почему-то сразу вспоминалось стихотворение:
Воспоминаний сладкий яд…
Отравленные стрелы
Пронзают сердце вновь и вновь,
Не тронув тела…
Опять ударила стрела,
Грудь не задела,
Но сердце – ей поражено –
Вдруг заболело…
Сколько раз мечтал он вернуться в прошлое, в тот день, когда они встретились, и просто пройти мимо нее, не посмотрев на нее, не сказав ни слова. Просто пойти своей дорогой, не обратив на нее внимания, чтобы не было этого знакомства, этих разговоров по вечерам, этих долгих прогулок по побережью, этих ночей, которые, несмотря ни на что, помнило его сердце, заклейменное этим грехом, который тогда казался таким сладким, а теперь вызывал раскаяние и боль.
– О чем думаешь? О чем вспоминаешь? – с улыбкой спросил его Сулейман, внимательно глядя на него.
Мовлади вздохнул и тоже улыбнулся.
– Думаю о том, о чем не хочу думать, и вспоминаю о том, о чем не хочу вспоминать…
Сулейман молча улыбнулся в ответ, понимая, что слова ни к чему.
Они вышли из кафе. Мовлади смотрел вокруг, но никак не мог понять: то ли изменилась Турция, то ли изменился он сам… Даже воздух казался каким-то другим.
Он поскреб короткую бороду. Когда-то он ходил гладко выбритый.
Надо показать Сулейману Турцию, подумал он про себя. Как раз есть две-три недели до начала работы…
– Какая мечеть красивая! Как игрушка, – восхитился Сулейман.
Мовлади молча улыбнулся. Это была та самая мечеть, в которой он встретил Хабиба семь лет назад…
Когда он ступил под ее своды и огляделся, ему показалось, что он пришел на свидание со своим прошлым. Длинной чередой ярких видений пронеслась перед ним вся его жизнь.
Он заметил, что народу в мечети много. Его это порадовало.
Он вышел из мечети первым. Перед ним шла какая-то девушка невысокого роста в светло-зеленом джильбабе и большом платке с мелким рисунком, обнимавшем ее хрупкие плечи. Мовлади подумал, что она, наверное, тоже была в мечети. Она обернулась, словно ища кого-то. Большие зеленые глаза посмотрели куда-то мимо Мовлади. Мовлади отвел взгляд. Ее красивое лицо показалось ему очень знакомым… И тут его осенило.
Он повернул голову. Она тоже увидела его. Краска сошла с ее лица. В больших глазах мелькнуло смятение. Ему показалось, что она тоже сомневается, он ли это. Но тут его окликнул вышедший из мечети Сулейман. И она, услышав его имя, резко повернулась и почти бегом бросилась прочь. Мовлади так и остался стоять, не в силах сдвинуться с места… Это была она, Фарида.
– Сулейман, подожди меня, я вернусь через минуту…
Мовлади бегом бросился за угол мечети, где несколько секунд назад исчезла Фарида.
Она стояла за мечетью, у розовых кустов. Она не могла видеть его, потому что стояла спиной, но, видимо услышав его шаги, а может, просто почувствовав его присутствие, опустила голову. Он остановился в десяти шагах от нее.
– Фарида, помнишь… – начал он и осекся.
А о чем, собственно, он хотел ей напомнить? О том, о чем сам не хотел вспоминать?
Она, не поворачиваясь к нему, чуть слышно сказала:
– Я все помню. Но Аллах знает, как я мечтаю забыть.
Он вздохнул.
– Я не желаю тебе зла, Фарида. И я никогда не причиню тебе вреда.
Он повернулся и медленно пошел прочь. И он знал: она ничего не скажет ему вслед…
Он чуть слышно вздохнул. Еще один порыв. Порыв, которых так много у людей, и которые в большинстве своем не ведут ни к чему хорошему. Обратно он шел, повторяя про себя: «Астагфируллах».
Фарида дрожащей рукой открыла дверь, вошла в дом… Она прислонилась к стене, закрыв глаза. Самые разные чувства раздирали ее сейчас.
С лица Дауда, который вышел ей навстречу, мигом сошла улыбка, когда он взглянул на сестру. Он нахмурился.
– На тебе лица нет… Что…
Он не успел закончить вопрос. Подняв на него полный боли взгляд, она чуть слышно прошептала:
– Мовлади здесь…
До него еще не успел дойти смысл ее слов, как она, не в силах больше сдерживаться, сделала шаг вперед, и уже через мгновение прижалась к нему, обняв его за шею. Он почувствовал, что она вся дрожит, и понял, что она плачет.
– Господи, Дауд… – проговорила она, всхлипывая. – Когда я вспоминаю о том, что творила, мне хочется умереть.
Ее слабый голос тонул в рвущихся из ее груди рыданиях.
Дауд вздохнул и обнял ее, молча гладя по голове. У него появился повод задуматься.
* * *
До вечера она просидела в кресле с книгой, но Дауд понял, что она не читает. Мысли ее явно были далеко. Когда он направился к двери, она подняла на него глаза и тихо спросила:
– Ты куда?
– В мечеть, магриб почитаю, – ответил он, улыбнувшись про себя.
Она была так взволнована, что даже не заметила, что говорит по-чеченски. Дауд молча вышел из дома и дошел до мечети. Он знал: на все Воля Аллаха, и если ему суждено то, о чем он думал, это непременно будет так.
Мовлади уже второй час сидел в мечети, вполголоса читая Коран. Вопреки его собственному ожиданию, на душе у него было спокойно. Он уже давно осознал, что ничего в этой жизни не происходит просто так, и понимал: эта встреча тоже была неспроста. Во всем есть смысл.
Прозвучал азан. Он отложил Коран и встал в ряд молящихся.
После молитвы люди разошлись, а он остался сидеть в мечети. Он знал, что Сулейман все равно спит. Они прилетели ночью, он устал, да еще смена климата…
Он взял Коран и, отойдя на несколько шагов, сел на ковер и приготовился читать. Он сам не знал, что заставило его поднять глаза. Он увидел направляющегося к нему молодого человека. Он без труда узнал его. Мовлади невольно улыбнулся, заметив, что Дауд тоже отпустил бороду.
«Что он скажет ему сейчас?» – подумал Мовлади про себя. Как бы там ни было, все от Аллаха. Он вздохнул и остался на своем месте, ожидая, пока Дауд подойдет.
Дауд остановился возле него и несколько секунд стоял молча. Мовлади, не вставая с места, поднял на него глаза. Их взгляды встретились. Наконец Дауд молча протянул ему руку. Мовлади протянул ему руку в ответ и быстро поднялся. Они обнялись.
– Ну, давай, брат, рассказывай… – сказал Дауд, садясь на ковер рядом с ним.
– Честно признаться, мне тоже не терпится услышать твою историю, – с улыбкой отозвался Мовлади.
– Давай начнем с тебя… Мне от тебя скрывать нечего.
Мовлади согласно кивнул и мысленно вернулся в тот день, когда поссорился с Фаридой…
Оставшись одна, Фарида отложила книгу, забралась на кресло с ногами и устало прикрыла глаза. После ссоры с Мовлади она уехала с братом в его деловую командировку. Они вернулись. Мовлади не появлялся. Она сказала брату: «Не нужно его искать». Но в конце концов Дауд все же спросил о Мовлади хозяина ресторана, где тот работал. Тот сказал, что Мовлади уехал и не сказал, когда вернется, и вернется ли вообще. Фарида старалась не показывать, что вообще думает о нем, и делала вид, что этот человек для нее больше не существует. Прошел месяц, и они случайно познакомились в кафе с одной чеченской семьей. Она с братом пришла в это кафе, Дауд заказал мороженое. И вдруг они услышали совсем рядом чеченскую речь. Фарида обернулась и увидела сидящих за соседним столиком женщину в длинном платье и платке, очень худую девушку лет пятнадцати в широкой и длинной кофте с юбкой и в большом платке и парня лет двадцати-двадцати двух с бородкой.
Фарида сказала брату:
– Пойдем, познакомимся.
– Пойдем, – кивнул Дауд.
Они встали и вместе подошли к соседнему столику.
Так состоялось из знакомство с Заирой, Седой и Бисланом.
Фарида прикрыла глаза, вспоминая.
Очень скоро они с пятнадцатилетней Седой стали близкими подругами, а ее брат Бислан подружился с Даудом. Нужно было отдать должное терпению этих людей. Они, будучи глубоко религиозными, ни в чем не упрекали Фариду и Дауда. Седа брала ее за руку и они не спеша шли по улице, разговаривая, и Фариде даже в голову не приходило, что выглядят они весьма странно. Девушка в свободной, неброской одежде, скрывающей все ее тело, кроме лица и кистей рук, и она Фарида, в черных джинсах в обтяжку, розовой майке и гривой распущенных темных волос.
Фарида знала, что образ Седы останется в ее памяти навсегда – ее тихий голос, карие глаза – такие кроткие и всегда немного печальные, глаза, излучавшие свет, красивое бледное лицо. Ее слова, такие мудрые, несмотря на ее совсем еще юный возраст, проникающие в самое сердце. Эта встреча перевернула их с Даудом жизнь.
Однажды она спросила Седу:
– О чем ты мечтаешь?
– О том, чтобы умереть мусульманкой, и чтобы Аллах был доволен мною, когда я встречу Его, – ответила Седа.
Она всегда говорила то, что думала. Фарида сразу поняла, что эта девушка вообще не умеет быть неискренней. Она была слишком чистой и благородной.
– И только? – удивилась тогда Фарида. – А о любви ты разве не мечтаешь? О человеке, который полюбит тебя…
Седа пожала худыми плечами.
– У Аллаха все давно предопределено, и тот, кому суждено меня полюбить, сам найдет меня, когда придет время. Все давно решено. Зачем об этом думать?
Ход мыслей Седы порой казался Фариде странным, ее удивляли ее слова, ее рассуждения о жизни, но очень скоро она начала замечать, что соглашается с ней. Седа говорила о том, что для нее самой всегда было очевидно и просто, как дважды два, а для Фариды это были настоящие открытия. Никогда в своей жизни она не встречала таких чистых, искренних и в то же время сильных духом людей. Верить, поклоняться Создателю было для Седы так же естественно, как дышать. «Многие люди думают, что мы живем просто так, что мы появились ниоткуда и уйдем никуда, и они не понимают, как это глупо» – так говорила Седа. Так же говорила и ее мать. Фарида помнила, как Седа однажды сказала ей: «Каждый человек однажды ответит за все, что он делал в этой жизни. Ответишь ты, отвечу я… Я отвечу за неосторожные слова, слетевшие с моих губ и обидевшие кого-то, за взгляд, брошенный на того, на кого Всевышний запретил мне смотреть, за запретный кусок, положенный в рот, каким бы маленьким он ни был. Аллах знает и видит все, и поэтому не радуйся тому, что люди не видели, как ты совершаешь постыдное и греховное. Аллах видит все, и это намного страшнее». Седа всегда говорила просто, никогда не подбирая слова. Они, казалось, сами рождались в ее душе, наполненной верой, и несли в себе частички этой веры.
Фарида часто видела, как Седа, почитав Коран, бережно закрывала его, прижимала к груди, а потом осторожно целовала обложку. «Что в этой книге такого, что ты обращаешься с ней так, словно она золотая?» – однажды спросила ее Фарида. Седа посмотрела ей в глаза своим чистым взглядом и сказала в ответ: «А ты думаешь, есть на свете сокровище дороже, чем эта книга?».
Семья Седы была очень бедной – они уехали из Чечни еще в начале войны, после гибели отца Седы, и теперь еле сводили концы с концами, но при этом они никогда ни на что не жаловались, никогда ни о чем не просили. «Аллах определил удел для каждого человека, и этот удел мы обязательно получим сполна. Пропитание у Аллаха, а не у людей, и просить его нужно не у них, а у Него. Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: “Если бы вы уповали на Аллаха должным образом, вы получали бы свой удел, как получает его птица, которая улетает утром с пустым животом, а возвращается вечером с полным”».
Постепенно Фарида поняла, что эти люди были сильнее всех сильных и богаче всех богатых. Их непоколебимая вера давала им силу, и она была их самым большим богатством.
Они часто бывали в гостях у Дауда и Фариды, и обычно, когда они читали намаз, Дауд с Фаридой молча наблюдали за ними. Через некоторое время Фарида сама заговорила Седой об Исламе, и сказала: «Знаешь, наши родители никогда не говорили с нами о религии. Я не знаю, что такое Ислам, и хотя в Турции немало мечетей, я туда никогда не заглядывала… Но я хочу это узнать… Помоги мне…». И Седа стала понемногу знакомить ее с Исламом. Фариде нравились ее рассказы. Она еще больше убедилась в том, какой блестящий ум и чистое сердце даровал этой девушке Всевышний.
Спустя еще полгода Фарида вместе с Даудом произнесли слова Свидетельства. Со временем они начали совершать намаз вместе, и как-то незаметно он стал неотъемлемой частью их жизни. Позже Фарида начала учиться читать Коран под руководством Седы.
Так прошло пять лет, и вот, однажды, семья Седы решила вернуться на родину.
– Там вроде все успокоилось, – сказала Заира, мать Седы. – Там наша родина, мы должны быть там, распространять Ислам на родной земле. Уповаем на Всевышнего… Все равно не случится ничего, кроме того, чего Он желает.
Фариде очень не хотелось расставаться с Седой, но она всегда понимала, что однажды этот день настанет. Хотят они этого или нет.
Прощание было трудным. Фарида плакала, обнимая Седу. В горле у нее стоял комок. Дауду тоже было грустно.
Они пообещали позвонить, как только устроятся в Чечне.
Образ Седы в тот последний день врезался в память Фариды. Ее глаза излучали свет веры, живущей в ее сердце, даже лицо ее, казалось, светилось. Взгляд у нее в тот день был какой-то отчужденный. Взгляд человека, забывшего этот мир для мира вечного, забывшего всю эту мирскую суету ради восхитительной, прекрасной вечности в Райских садах. Взгляд человека, предчувствующего свой конец…
Каждый раз Фариде, вспоминавшей лицо Седы в тот день, казалось, что Седа знала, что идет на смерть.
Этот день, день их прощания стал для Фариды и Дауда днем, разделившим их жизнь на «до» и «после», и оба они помнили его так, словно все было вчера.
Прошла неделя с их отъезда, потом другая… Прошел месяц, второй… Фарида каждый день ждала звонка, но телефон упорно молчал.
– Может, номер потеряли… – с какой-то странной надеждой сказала она брату.
Но Дауд покачал головой.
– Бислан его наизусть знает. Седа тоже.
Они провели в ожидании еще два месяца. Неясная тревога грызла их обоих. Но они старались не показывать вида. Наконец, Фарида не выдержала.
– Давай попробуем связаться с кем-нибудь там. Может, что-нибудь узнаем.
Дауд долго спрашивал у всех знакомых, и вот, наконец, нашел одного чеченца.
– Они из села какого? – спросил тот.
Дауд назвал село.
– У меня родители живут в тех местах. Попробую спросить.
На следующий день он сказал Дауду.
– Они не знают. Но раздобыли номер соседей их. Вот, позвони.
Фарида подняла трубку, набрала номер. Рука у нее дрожала, ей почему-то стало холодно, хотя за окном было жаркое лето.
Срывающимся голосом, еле успевая мысленно переводить турецкие слова на чеченский, она спросила поднявшего трубку старика о Седе и ее семье.
– Приехали они, дочка… Прожили несколько дней. А потом исчезли. Дом пустой стоит… Да сейчас вообще время смутное, страшное…
Фарида дрожащей рукой положила трубку на место и подняла глаза на Дауда. Она ничего не сказала ему – у нее не было сил говорить, но по ее лицу он все понял. Из ее больших глаз побежали слезы. Фарида не помнила, чтобы когда-нибудь в своей жизни плакала так, как в тот день. Она не знала, что случилось с Седой и ее семьей, но сердце говорило ей с ужасающей уверенностью, что она никогда уже их не увидит.
Фарида запомнила этот день, даже дату. Это был день, в который она первый раз одела хиджаб.
В тот день Фарида осознала мудрость Всевышнего. Он послал ей Седу, чтобы она привела ее в Ислам, и как только миссия ее была выполнена, она исчезла из ее жизни, и это исчезновение было последней каплей, дополнившей и укрепившей веру Фариды, последним толчком, побудившим ее к соблюдению Ислама. Это было событие, окончательно изменившее всю жизнь Фариды, открывшее ей глаза. Оно помогло ей понять все то, что она еще не успела понять. С этого дня начался их с Даудом настоящий Ислам. И Фарида была безумно благодарна Седе, ее матери и брату за то, что они, по воле Всевышнего, вывели их на истинный путь, путь счастья в обоих мирах.
В замке повернулся ключ. Она встрепенулась. Вошедший Дауд поздоровался.
– Что–то ты долго… – тихо сказала она.
– Я встретил Мовлади в мечети, – сказал он, наблюдая за ее реакцией.
Она подняла на него глаза и тихо спросила:
– И?
– Он ждет на улице. Он хочет поговорить тобой… И я тоже этого хочу. Он сказал, что если ты не хочешь, он не станет настаивать и просто уйдет.
Она опустила глаза и запустила пальцы в длинные волосы. Потом вздохнула и тихо сказала:
– О чем мне говорить с ним, Дауд? Я столько лет пыталась забыть прошлое, а сейчас вы с Мовлади хотите, чтобы я опять разбередила старые раны. Для чего?
– Потому что ты его любишь. И потому что он любит тебя, – отозвался Дауд.
Она опустила взгляд.
– Фарида, он изменился. Он стал другим, как и мы. Он больше не тот парень, на свидание к которому ты бегала каждый вечер семь лет назад. Теперь он мусульманин. Настоящий мусульманин. Честный, благородный и богобоязненный человек, знающий и любящий свою религию. И сейчас он пришел сюда ради Аллаха, а не потому, что хочет вернуть прошлое. Прошу, позволь ему самому все тебе объяснить.
Она сидела молча почти минуту, потом чуть слышно вздохнула и сказала:
– Хорошо… Пусть будет по-твоему. Только позволь мне прочитать истихару.
Она встала и пошла за платком.
Мовлади сидел на песке, обняв колени, и смотрел на звезды над своей головой. Он ждал Дауда. В душе его царило спокойствие. Он знал: если им с Фаридой суждено быть вместе, то так оно и будет, а если нет, значит, так лучше для них обоих…
– Мовлади… – окликнул его Дауд. – Пойдем.
Мовлади встал, отряхнул брюки и пошел за Даудом.
Когда они зашли в дом, она сидела на кресле, одетая в тот же джильбаб и платок, в котором он видел ее днем. Взгляд ее был устремлен в пол.
Он сел на диван напротив нее и сказал:
– Салям алейкум, Фарида… Я хочу, чтобы мы были вместе и шли по пути Всевышнего, взявшись за руки… Для этого я здесь.
Дауд невольно улыбнулся, исподтишка взглянув на Мовлади. Как легко рождаются слова, когда человек искренен и когда в его сердце живет вера…
Она вздохнула и, по-прежнему не глядя на него, тихо сказала:
– Мовлади… Я верю, что у тебя добрые намерения. Но наше прошлое всегда будет разделять нас. Оно всегда будет вставать между нами…
Он улыбнулся.
– Фарида… Я приехал сюда надолго и собираюсь работать здесь. Ты хочешь, чтобы мы каждый день, завидев друг друга на улице, опускали взгляд и бежали прочь, вспомнив это самое прошлое? Нет, это не выход. Мы должны вместе побороть наше прошлое и забыть его. А для этого нам нужно перестать жить им. Нужно переместиться в настоящее и создавать будущее… Вместе.
Фарида вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. В ней словно проснулось и ожило что-то. Сердце забилось взволнованно, слезы подступили к глазам…
Она подняла взгляд и несколько секунд жадно вглядывалась в лицо Мовлади. Такое знакомое… Родное до боли. Эти глаза, эти губы, эти руки. Все в нем было таким знакомым, таким близким. Она почувствовала, как сильно любит этого человека, который сидел сейчас перед ней со спокойной улыбкой на губах, словно говорящей: «На все Воля Всевышнего».
Она вздохнула, стараясь успокоиться, но в душе уже поняла, что все ее усилия бесполезны, и она все равно заплачет. Так оно и вышло.
Дауд, стоящий недалеко от кресла, на котором она сидела, тихо позвал ее. Она встала и, на ходу вытирая слезы, быстро подошла к нему.
Она посмотрела на брата. Тот тихо сказал ей:
– Фарида… Когда в нашей жизни появилась семья Бислана, это был нам знак от Всевышнего, что мы должны сделать новый и очень важный шаг в нашей жизни. И появление Мовлади – это еще один знак, и тебе предстоит сделать еще один очень важный шаг. Мне так кажется… А Аллах знает обо всем лучше.
Она молча кивнула, вытерла глаза и вернулась на свое место.
Мовлади взглянул на нее и спросил:
– Ты идешь со мной, Фарида?
Она вздохнула и тихо сказала:
– Да… Инша Аллах.
– Теперь в мечеть? – спросил Дауд. – Если да, то нужен еще один свидетель…
Мовлади улыбнулся про себя. «Придется разбудить Сулеймана» – подумал он.
– Об этом не беспокойся. Аллах облегчает Своим рабам совершение благих дел.
– Как знаешь, – улыбнулся Дауд.
Он повернулся к сестре.
– Пойдем…
Она встала. Они вышли втроем.
Мовлади набрал номер Сулеймана. Тот ответил не сразу. Наконец заспанный голос проговорил:
– Салям… Да, брат, слушаю… Что у тебя?
– Да вот, жениться надумал…
– А… – протянул Сулейман. – Маша Аллах. Пригласишь на свадьбу?
– Уже приглашаю. Жду тебя через полчаса у той мечети, в которой мы сегодня молились.
– Что, прямо сейчас? А почему ты мне раньше не сказал? – растерянно спросил Сулейман.
– Я тоже ничего не знал… – улыбнувшись, отозвался Мовлади.
– Как-то ты, маша Аллах, неожиданно…
– Ты же знаешь – все происходит в час, назначенный Всевышним, – возразил Мовлади.
– Да, – согласился Сулейман. – Конечно… Ладно, я уже одеваюсь.
Мовлади попрощался с Сулейманом и поравнялся с Даудом и Фаридой.
* * *
Была уже полночь. Они не спеша шли по побережью, держась за руки. Здесь они встречались каждый вечер семь лет назад… Они разговаривали вполголоса.
Фарида шла, чувствуя, как в сердце горит любовь к Мовлади и бьется мощным пульсом благодарность – глубокая, бесконечная, искренняя благодарность Всевышнему. Благодарность за то, что Он привел их к Исламу… За то, что Он соединил их спустя семь лет после их разлуки. Соединил уже не в грехе, а под сенью Его религии…
В каждом звуке, в каждом шорохе, даже в шуме прибоя ей слышалось слово «Аллах», отчего в душе рождалось странное спокойствие и умиротворение. Сейчас она как никогда ясно осознавала, что весь этот огромный мир с его чудесами принадлежит Всевышнему, и что они с Мовлади – два слабых создания, осененных Его безграничной милостью.
Она подошла к морю, присела и опустила руки в воду. Глядя на нее, Мовлади вспомнил, как тогда, семь лет назад, они заходили в море и, смеясь, брызгались до тех пор, пока их одежда не промокала насквозь…
Она повернулась и брызнула на него. Он улыбнулся…
Они сели у самой воды. Фарида подняла голову и посмотрела на ночное небо, усеянное мириадами звезд. Каждый раз, глядя на звезды, она вспоминала Седу. Ей очень шло это имя . Она и в самом деле была звездой, осветившей жизнь Фариды, поделившейся с ней своим светом. Звездой, сиявшей ярко во тьме этого мира с его пороками и злом. Звездой, ни секунды не светившей для себя, но сгоревшей для других. Сгоревшей быстро, но оставившей неизгладимый след в жизни многих людей…
Фарида почувствовала, как рука Мовлади осторожно вытерла слезу с ее щеки, и молча улыбнулась.
Ей показалось, что с неба на нее смотрят большие, немного печальные и мудрые не по годам карие глаза Седы, и среди тысяч звезд вдруг померещилась ее добрая, открытая и всегда искренняя улыбка.
Она прикрыла глаза, положила голову на плечо Мовлади и прошептала:
– Ля иляха илляЛлах…

@темы: Семья и родственные связи, Нравственность мусульманина, Рассказы, Ислам

---

[..::МАДИНКА::..]

Салам Аллейкум. Подскажите пожалуйста,11августа начинается священный месяц Рамадан,и все мусульмане держат пост. А вот если человек находится в армии,и у него не будет получается кушать до восхода солнца и после заката,получается,что есть он вообще не будет. Аллах его освобождает от поста? Или нет?

@темы: Вопросы

---

Брат (Умм Иклиль)

[Askramandora]

читать

Уже подходя к дому, Андрей заметил Аслана, который, прихрамывая, тоже направлялся к подъезду. Андрей улыбнулся. Сегодня у него удачный день.
Аслан, заметив его, остановился, внимательно глядя на него. Андрей сплюнул и сказал:
– Ну, давай, моджахед, иди сюда. Разберемся.
– У меня нет причин тебя бить, – услышал он спокойный ответ Аслана.
– Зато у меня есть.
Светлана прислушалась. Голос Андрея? Может, ей показалось... Ее охватила странная тревога. Она подошла к окну и увидела Аслана, который, еле передвигая ноги, направлялся к подъезду, и удаляющегося Андрея.
Она прикрыла глаза. Хотя она не видела самой драки, она поняла: Андрей опять пристал к нему. В горле у нее встал комок.
Натянув свитер, она быстро вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. Аслан поднимался ей навстречу. Он шел, запрокинув голову. Из разбитого носа по подбородку текла кровь.
Светлана остановилась и закусила губу. Он только сейчас заметил ее. Она бросилась к нему.
– Дай, я посмотрю… Нужно остановить кровь. Я же медсестра, – она чувствовала, что голос у нее срывается, она с трудом сдерживала слезы.
Но Аслан поднял руку, словно останавливая ее.
– Ничего, я сам... Не прикасайся ко мне. Ислам запрещает это... Иди домой.
Она вздохнула и, опустив глаза, молча кивнула.
– Прости его… Инша Аллах, он одумается, – чуть слышно сказала она.
– Я не держу на него зла… – так же тихо отозвался Аслан, не глядя на нее.
Он поднялся к себе на пятый этаж. Она тоже пошла домой. Она закрыла за собой дверь, стянула свитер… На глаза навернулись слезы. Горькая обида на брата захлестнула ее. Нет, она не злилась, не испытывала к нему ненависти, не желала ему зла. Просто ей было очень больно и обидно.
Он цеплялся к Аслану каждый раз, когда они случайно встречались на улице, а происходило это как минимум раз в неделю, поскольку жили они в одной старенькой пятиэтажке. Она с Андреем на третьем этаже, а Аслан – на пятом. Единственная причина, по которой Андрей бил его – что Аслан был чеченцем, «черным», как Андрей презрительно называл его и его соплеменников. Светлана искренне ненавидела в Андрее этот национализм и отдала бы что угодно, только бы вырвать это зло из сердца брата. Она ненавидела национализм и расизм как таковой. Ненавидела порождаемую им слепую, безудержную ярость, заставляющую братьев по человечеству идти друг против друга… В каждом человеке она видела прежде всего человека, и ей все равно было, какой он национальности, какой у него цвет кожи или разрез глаз.
На минуту ей захотелось, чтобы Андрей вообще не пришел сегодня. У нее не было желания видеть его. Но скоро на лестнице раздались знакомые тяжелые шаги, и она устало прикрыла глаза, готовясь к очередной «схватке».
Вид у него был довольный – у него всегда поднималось настроение, когда ему удавалось успешно применить свои натренированные за много лет хождения в спортзалы мускулы.
– Зачем ты это сделал? – тихо, но твердо спросила она, когда он вошел.
Он посмотрел на нее сверху вниз своими холодными серыми глазами. Но она выдержала его тяжелый взгляд.
– Ты что, разговаривала с ним?
– Я видела вас в окно, – отозвалась она.
– Меньше смотри в окно, - голос его прозвучал грубо, но она сделала вид, что не обратила на это внимание.
– Андрей, он же калека, он еле ходит… Только трус бьет того, кто слабее его.
– Это мое дело.
Светлана вздохнула. Она знала: он хочет, чтобы она замолчала сейчас, но она была решительно настроена идти до конца.
– Андрей, пойми, это глупо: бить человека только за то, что он кавказец. Разве он виноват в том, что рожден чеченцем, а не русским? Это предопределение Всевышнего… Все люди равны перед Ним, и Он спросит с нас за наши дела, а не за нашу внешность.
Андрей нетерпеливо махнул рукой.
– Ладно, хватит мне проповеди читать. Ты чего, влюбилась в него, что ли?
Светлана посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
– Он мой брат по вере…
– А я тебе разве не брат? – возразил Андрей.
– Это тебе решать, – тихо сказала она, и, повернувшись, пошла на кухню.
Он пожал плечами, улегся на диван и, включив телевизор, уставился на экран.

* * *

Она приняла Ислам полтора года назад. Она долго скрывала это от всех, в том числе от Андрея. Платок она все еще не надела – брала его с собой в мечеть и снимала на выходе, а намаз читала украдкой, закрываясь в своей комнате. Андрей видел у нее исламские книги, и иногда говорил ей по этому поводу что-нибудь колкое, но в целом почти не обращал внимания на это ее «увлечение», так как мало интересовался религией вообще.
Аслан жил в их доме около года – снимал убогую квартирку под крышей. Светлана знала: на большее у него просто нет денег. Он еле сводил концы с концами. Он работал где-то у своих, но заработанных денег, судя по всему, ему хватало лишь на весьма скромное существование – ничего «лишнего» себе он позволить не мог. Ходил он почти всегда в одной и той же одежде, которая была куплена, наверное, еще лет семь назад, и которую спасало лишь то, что он хорошо ухаживал за ней. Но при всем этом от него веяло спокойствием, он никогда не отказывал людям в помощи – напротив, он сам первый предлагал помочь. В его глазах жил свет, самый настоящий свет, и Светлана знала секрет этого. В груди этого человека билось сердце мусульманина, наполненное верой, сердце, связанное с Аллахом, благородное, терпеливое, доброе и чистое сердце. Светлана была уверена: если бы Аслан захотел, он мог бы дать Андрею сдачи. Не победить, конечно, – ему мешала хромота, – но, по крайней мере, поставить ему хороший синяк под глаз или разбить нос. Но Аслан этого не делал – не потому, что боялся Андрея, нет. Он знал, что махать кулаками легче всего, но это не выход и не решение и вообще не занятие, достойное человека и мусульманина. Он не давал себя в обиду, но и не стремился во что бы то ни стало причинить боль Андрею.
Светлана часто думала, что другой на его месте, видя превосходство противника, решился бы на какую-нибудь подлость. Но Аслан был не таким. Даже видя бесполезность слов, он призывал к Исламу своим поведением. Если для Андрея нецензурная брань была нормальным явлением, то насчет Аслана Светлана могла сказать с уверенностью: этот человек никогда не произносил подобных слов. Он умел защищаться, умел ставить на место, но с достоинством, а не грубостью и звериной жестокостью, как Андрей. Каждый раз Андрей отступал, сталкиваясь с этой неведомой ему силой, потому что не знал, как противостоять ей. Он всегда был уверен, что кулаками можно решить любую проблему. Однако это был не тот случай… Светлана мало знала о жизни Аслана, но догадывалась, что ему пришлось повидать многое на своем веку, и жизнь научила его тому, чему, увы, не научила Андрея…
Светлана верила: Аслан, как и она, понимал, что в душе у Андрея тоже есть что-то доброе, человеческое. Но, как и она, он не знал, как заставить это хорошее пробудиться и выйти наружу. Она понимала также, что Аслан старается помочь ей – она была мусульманкой, и Аслан надеялся, что и Андрей со временем придет к Исламу через нее, потому и не хотел еще больше разжигать в нем ненависть по отношению к кавказцам, а, значит, и к мусульманам. Он помнил о том, сколько переносил Пророк и его сподвижники ради того, чтобы люди приняли истину и вошли в Ислам. Их благородство и терпение превращало злейшего врага в ближайшего друга. Аслан шел по их дороге, и Светлана была глубоко благодарна ему за это, тем более что сама она лелеяла в душе надежду на то, что когда-нибудь ее брат примет Ислам… Аслан понял характер Андрея: если бы каждый раз они бились насмерть, тот ждал бы его каждый день, и эти драки кончились бы очень плохо для одного из них. Поэтому он поступал мудро, и Светлана радовалась, что он не такой, как Андрей.
Светлана знала – это не трусость, а терпение мусульманина, и Аслан как личность намного сильнее Андрея, только Андрей этого не понимал.
…Он никогда не заговаривал с ней, никогда не смотрел ей в глаза. Когда они встречались на лестнице, он всегда пропускал ее, отводя взгляд.
Она сама обратилась к нему – спросила, нет ли у него исламских книг, и как ей нужно одеться, чтобы пойти в мечеть. Она собиралась первый раз зайти в мечеть, и ей не с кем было посоветоваться. Он отдал ей все книги, которые у него были, и сказал, что нужно надеть что-нибудь свободное и длинное, чтобы остались открытыми только кисти рук и овал лица. При этом он не смотрел на нее. Светлане до сих пор казалось порой, что он вообще не знает, как она выглядит.
Тогда же она спросила его, почему он так сильно хромает. Он с трудом поднимался по лестнице на свой пятый этаж.
– Ты воевал?
Он покачал головой.
– Нет… Бомбежка была, снаряд недалеко разорвался, осколками задело...
– Родные есть?
Он молча покачал головой.
– Уже нет. Брат младший погиб в 2001-м.
Когда Светлана видела этого человека, ей становилось жаль его, но в то же время она восхищалась его стойкостью, его верой…
Каждый раз, когда он, хромая, проходил мимо нее, Светлана невольно представляла себе тот взрыв: гул самолетов, падающие снаряды, разрушенные дома, осколки, со страшной силой впивающиеся в живую плоть и дробящие кость…
Аслану доставалось от милиции, доставалось от людей на улице, доставалось от Андрея. Но он не озлобился, и в его сердце по-прежнему не было места для ненависти. Испытания, посланные ему Всевышним, закалили его и сделали мудрее. И Светлана искренне уважала его за то, что он, несмотря ни на что, сумел сохранить в себе и пронести через все эти нелегкие годы не только веру, но и свою человечность и ту доброту и умение прощать, что всегда жили в его сердце.
Однажды она отложила со своей скромной зарплаты пятьсот рублей, и решила отдать ему, как только встретит его на лестнице.
Он хотел, как обычно, пройти мимо, но она окликнула его.
– Аслан, подожди. Пожалуйста, возьми это, – она протянула ему пятьсот рублей.
Видя, что он лишь молча качает головой, она сказала:
– Я даю тебе как брату в Исламе. Я ведь знаю, что ты нуждаешься.
– У Аллаха удел для каждого человека, и мой удел ко мне придет. Оставь себе. Ты приняла Ислам, и впереди тебя может ждать много трудностей. Эти деньги тебе пригодятся.
Поняв, что он не возьмет, она опустила глаза и молча кивнула.
Он вздохнул и хромая, прошел мимо нее со словами: «Да поможет тебе Аллах, сестра…».
…Мысли Светланы вернулись к брату. У них с Андреем было трудное детство: родители пили беспробудно, отец часто поднимал на них руку. Как только отец заваливался домой пьяным, они с Андреем старались любым способом улизнуть из квартиры, чтобы не попасть под его тяжелую руку и не слышать его ругательств. Они жили, как бродяжки. Зимой сидели на теплых трубах или болтались по магазинам, голодными глазами глядя на прилавки. Андрей почти не ходил в школу, она как-то держалась, прыгая с тройки на четверку – учиться не было ни времени, ни возможности. Учителя знали о том, что происходит в их семье, и жалели их, но помочь ничем не могли. Они ели в школьной столовой, а в выходные и каникулы просили что-нибудь в магазине и палатках возле дома. Иногда им что-то перепадало, иногда их просто прогоняли… Потом отец попал под машину. Вскоре после него ушла из жизни и мать.
Андрею тогда исполнилось восемнадцать, а Светлане – четырнадцать. Они остались вдвоем. После девятого Светлана поступила в медицинское училище, подрабатывала уборщицей. Андрей вкалывал на стройке. Светлана боялась, что он запьет, но, видимо, он так насмотрелся на пьяных родителей, что у него выработалось стойкое отвращение к алкоголю. Хотя курить он все-таки начал...
После смерти родителей они вздохнули свободно, и хотя им приходилось нелегко, жизнь порой казалась Светлане просто раем. В квартире стояла тишина, не было больше пустых бутылок и банок, не было тошнотворного запаха алкоголя и табачного дыма, не было криков и ругательств, не было отца, который их бил и гонял, не было матери, которая равнодушно наблюдала за этим…
Они привели квартиру в порядок, и жизнь пошла своим чередом. Только одно беспокоило Светлану: агрессивность Андрея. Она видела: он до сих пор ненавидит родителей, он до сих пор ничего не забыл и не простил, и свою обиду, копившуюся в нем с детства, он выплескивал теперь на всех, кто, по его представлениям, был «не такой» – как Аслан, например. Он вымещал на других свою злость, свою ненависть, которая грызла его изнутри, ему необходимо было причинять кому-то боль, унижать, побеждать. Светлану всегда ранило это. Она любила брата и искренне желала, чтобы он изменился, стал другим. В детстве она тоже злилась на родителей, даже ненавидела их. Ей казалось, что это несправедливо: у других нормальные семьи, их любят, о них заботятся, а у нее все так. Но потом, став старше, она как-то смирилась, поняв: у каждого человека своя судьба. В то время в их доме жил одинокий старичок с Узбекистана, который по-доброму относился к ним с Андреем. Через несколько дней после смерти их матери он сказал Светлане: «Дочка, ты расскажи мне все. Я вижу – тяжело у тебя на сердце». И она рассказала все: как их били, гоняли, как они жили в страхе, как ходили голодные по магазинам. Говорила, и слезы бежали по щекам… Выслушав ее, старичок сказал:
– Доченька, я тебе один совет дам: прошлое оно на то и прошлое, что уже прошло и больше не вернется. А обида и ненависть – они как змея: пока в тебе находятся, тебя без конца жалят и жалят, и жить спокойно не дают. Гнать их надо, и чем скорее, тем лучше. Если все было так, значит, так было надо.
В тот день Светлана смогла окончательно подавить в себе обиду на родителей – она словно попрощалась со своим прошлым и запечатала его навсегда. И ей сразу стало легче. И она мечтала о том, чтобы и Андрей понял то, что поняла она, и у него хватило сил поступить так, как поступила она...
Она вздохнула и пошла читать намаз.

* * *

Она на секунду прикрыла глаза. Опять... Возле дома друг против друга стояли Андрей и Аслан. Она почувствовала, как у нее заболело сердце – заболело так, что ей показалось даже, что оно сейчас вообще остановится. На улице было холодно, шел снег. Но ей было все равно. Она уже ничего не чувствовала. Она влезла в ботинки и, даже не закрыв квартиру, бегом бросилась вниз. На снегу, освещенном тусклым фонарем, уже была кровь…
Светлана почему-то была уверена: если она не вмешается сейчас, Андрей просто убьет Аслана, или тот не выдержит и в порыве убьет его. Она не могла допустить ни того, ни другого. В любом случае она теряла одного брата – брата по вере или брата по крови, а второму грозила тюрьма.
Она встала между ними. Она не чувствовала холода, хотя стояла на морозе в одной кофте и юбке, и снежинки падали на ее непокрытую голову. Ее била дрожь и время от времени бросало в жар. Нервы были натянуты до предела. Она сжала кулаки и крикнула, что есть силы:
– Хватит!..
– Иди домой, – сказал Андрей. – Это наше дело.
Она повернулась к нему и, тяжело дыша, словно загнанный зверь, сказала каким-то странным, изменившимся голосом:
– Я никуда не пойду.
– Иди домой, я сказал! – в голосе Андрея прозвучала угроза.
– Только вместе с тобой, – ей было все равно, пусть он разозлится и ударит ее, пусть даже убьет – она будет стоять до конца.
Андрей поколебался с минуту, потом сказал с трудом вставшему на ноги Аслану:
– Радуйся, сегодня тебе повезло... Продолжим в другой раз.
Он схватил Светлану за плечо и грубо толкнул вперед. Они поднялись по лестнице. Он со всей силы захлопнул дверь квартиры.
– Что за номера ты выкидываешь?! – зло крикнул он.
– Ты посмотри на себя! Ты уже не похож на человека. Ты стал зверем, хищником… – сказала она, глядя ему в глаза и стараясь унять бившую ее нервную дрожь.
– Что ты его защищаешь?! А?!
– Он ни в чем не виноват. И ты поступаешь как последний трус!
Андрей рванулся к двери.
– Я его сейчас убью, и дело с концом! – прорычал он.
Она опередила его, со всей силы влепившись спиной в дверь прямо перед ним и раскинув руки.
– Сначала ты убьешь меня… – тихо сказала она. – Я обещаю, я клянусь... Я буду вставать между вами каждый раз. И так будет до моего последнего вздоха. Ты можешь меня бить – можешь даже убить, если хочешь. Я не отступлю.
Она чувствовала как-то вдруг родившуюся в ее груди силу. Она чувствовала, что сильнее Андрея, и сильнее всего мира. Она чувствовала, что она права, что так надо, что она выполняет свой долг – долг человека и мусульманки, и нужно во что бы то ни стало стоять до конца…
Все ее мысли и чувства в эту минуты были устремлены к Тому, Кто Всемогущ, Милостив и Милосерден, и она почувствовала, как странное спокойствие разливается по телу. Она больше ничего не боялась. Пусть случится то, что предопределил ей Аллах.
Андрей оттащил ее от двери и оттолкнул в сторону, чтобы выйти, но она снова бросилась к нему и, вцепившись в его плечо, повисла на нем. «Нельзя его отпустить, нельзя…» – стучало у нее в голове. Он с трудом оторвал ее от себя и со словами: «Ах ты тварь!», наотмашь ударил ее по лицу и толкнул на пол.
Она подняла на него глаза, и в них он не увидел слез. По ее подбородку с угла рта текла кровь. Она не вытирала ее. В ее взгляде не было ненависти, не было обиды, но этот взгляд жег Андрея.
– Доволен? Тебе стало легче? – чуть слышно спросила она, поднимаясь с пола.
Она повернулась и пошла в свою комнату. Дверь за ней тихо закрылась.
Андрей ударил кулаком в стену.
– Черт!
Он не знал, на кого больше злится – на нее или на себя.

* * *

Она возвращалась после ночного дежурства в больнице. У нее не было желания идти домой, не было желания видеть Андрея. Она устала от постоянных «дуэлей». В глазах ее стояли слезы, и она уже сама не понимала, была ли причина в морозном ветре, дувшем ей в лицо, или это просто боль, накопившаяся в ее душе, не найдя выхода, выплескивается наружу в виде слез...
Она не спеша поднималась по лестнице. Навстречу ей шел Аслан. Погруженная в свои мысли, она растерянно подняла на него покрасневшие глаза. Она знала: в последней драке с Андреем два дня назад ему здорово досталось. Ей хотелось помочь ему, но она не могла. Не могла помочь ему, не могла помочь себе… Он этого хотелось плакать еще больше.
Аслан, заметив синяки и ссадину на ее подбородке, без труда понял, что дома ей досталось от Андрея. Он чуть слышно сказал ей:
– Я уже ищу квартиру, инша Аллах, скоро перееду. Не лезь к нему. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.
Она закусила губу. В горле стоял комок, мешавший говорить. Она только молча кивнула. Он прошел мимо.
Она зашла в квартиру, разделась и взялась за приготовление еды, хотя обычно сразу ложилась спать. Она чувствовала себя предельно уставшей и разбитой, но знала, что все равно не уснет – слишком велико было нервное напряжение…
Закончив с готовкой, она прочитала намаз и все-таки легла спать.
Сегодня был первый день Рамадана, и сегодня она приняла решение одеть платок.
Когда Андрей вернулся с работы, она уже поправляла платок, собираясь в мечеть на таравих.
Андрей внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Ты что, в таком виде на улицу пойдешь? – в его голосе прозвучало презрение.
– Да, – твердо ответила она и заставила себя посмотреть ему в глаза.
– Не срамись!
– Мне уже все равно, – тихо сказала она и прошла мимо него к двери.
Оставшись один, Андрей вздохнул и сел на диван, но спустя минуту снова встал и принялся ходить по комнате взад-вперед. Наконец он пошел на кухню, притронулся к кастрюле и сковороде, стоящим на плите. Светлана подогрела ужин к его приходу... Рядом стояла приготовленная тарелка.
Он вдруг почувствовал себя виноватым. Почему-то ему захотелось, чтобы Светлана была сейчас здесь. Просто сидела напротив, ела и разговаривала с ним, как всегда…
Он поел, потом снова прошел в комнату, включил телевизор, пощелкал по каналам, снова выключил… Ему было не по себе. Он чувствовал, что теряет сестру.
Он вздохнул. Вспомнилось детство, их совместные мытарства… Да, жизнь у них обоих была нелегкой, но они всегда были вместе. Сейчас он чувствовал, что она с каждым днем отдаляется от него.
Вдруг вспомнился тот день, когда пьяный отец едва не задушил маленькую Светлану, и он, Андрей, тогда еще четырнадцатилетний мальчишка, бросился на отца. Все произошло так быстро… Он не успел ни о чем подумать, не успел даже испугаться... Он просто бросился вперед, подчиняясь бессознательному порыву. В голове мелькнула единственная мысль: сейчас отец убьет Светлану… Отец зарычал и, выпустив Светлану, которая тут же бросилась к двери, на бегу хватая куртку, схватил Андрея за плечо и со всей силы швырнул на пол. Андрей до сих пор не понимал, каким чудом ему удалось избежать смерти тогда. Он помнил только, что как-то вывернулся и выскочил на улицу прямо в разорванной рубашке… Даже сейчас, когда он вспоминал этот случай, сердце его начинало биться быстрее… Он вспомнил, как они сидели в соседнем подъезде на лестнице: она в своей старенькой курточке, утирающая слезы, со страшными следами на шее и растрепанными светлыми волосами, и он, подрагивающий от холода, в одной запачканной кровью и порванной рубашке, на которой не хватало половины пуговиц… Возникшая откуда-то из самых глубин сознания мысль: как хорошо, что они вместе, как хорошо, что они выжили…
Слоняясь по квартире, он заглянул в комнату Светланы. На кровати лежала какая-то исламская книжка. Сам не зная, зачем, он прихватил ее с собой. Он посмотрел на обложку: «Нравственность мусульманина». Он вздохнул, сел на диван, открыл первую страницу и принялся читать.

* * *

Светлана поменялась с другой медсестрой и взяла отпуск, предоставив ей свой в июле. Она знала, что ей все равно не позволят работать в платке, а отказываться от своего решения, тем более в Рамадан, она не хотела. Она не знала, что будет дальше. Нужно постараться найти работу у мусульман...
Она ходила в мечеть каждый день. Встречи с Андреем она старалась избегать. Даже когда он был дома, они почти не разговаривали. Андрей исподтишка наблюдал за ней. Она казалась тенью. Худая, хрупкая, с толстой светлой косой и голубыми глазами, печальными и задумчивыми. Она хранила молчание и, казалось, все время была погружена в свои мысли. Андрей каждый день в ее отсутствие читал исламские книги, стоявшие на ее полке. Он сам не знал, зачем это делает – может, просто пытался понять тот мир, в котором жила она. Аслана эти дни не было видно. Наверное, тоже ходит в мечеть, подумал Андрей.
Спустя несколько дней он шел по улице и случайно увидел сверкающий полумесяц мечети вдали. И он подошел ближе. Возле мечети ходили десятки тех самых «черных», которых он так ненавидел...
Он помедлил немного, потом зашел в мечеть, стянув ботинки и поставив их на полку перед входом.
Оказавшись внутри мечети, он остановился и огляделся. Он никогда не был в подобном месте. Ковры, какое-то деревянное возвышение у стены… Тумбочка, на которой лежало несколько книг...
Андрея окутала непривычная тишина, но тишина эта приносила покой. В мечети был только один человек: парень лет двадцати трех, славянской внешности сидел на ковре, скрестив ноги по-турецки, и вполголоса читал что-то нараспев. Андрей подошел к нему и сев рядом, заглянул в книгу, которую тот держал в руках. «Коран, наверное» – подумал он, увидев ряды странных незнакомых букв на украшенных страницах.
- Андрей, – сказал он вместо приветствия.
Парень оторвался от книги, протянул ему руку и просто сказал:
- Анатолий.
Андрей опешил.
- Ты что, русский?
- Да…– улыбнулся парень. – А что?
- Я тоже русский. Но не мусульманин.
- Я тоже когда-то им не был… К этому не сразу приходят.
- И что, ты в этих закорючках что-то понимаешь? – с сомнением спросил Андрей, кивнув на Коран в его руках.
- Да, хвала Всевышнему. Не очень сложно, кстати. Хочешь, научу?
Андрей покачал головой.
- Да нет, благодарю покорно… К этому я пока не готов.
Андрей вышел из мечети. Это было так странно. Он всегда думал, что мечети набиты чеченцами, татарами, узбеками и прочими «черными», а тут в ней сидит в полном одиночестве русский парень его возраста и спокойно читает Коран…
На следующий день, проходя по той же дороге, Андрей снова почувствовал непреодолимое влечение к мечети. Он направился к ней.
Зачем он идет туда? Он сам не знал. «В конце концов, все в жизни нужно попробовать» – криво усмехнувшись, сказал он себе.
Эти две недели он не работал и каждый день приходил в мечеть. Он отдыхал в тишине, царившей в мечети. Он сидел там два-три часа, читая исламские книги. И он ловил себя на том, что ему нравится то, что он читает...
Сегодня он пришел в мечеть немного раньше. Мечеть была пустая. Он сел в самый угол, возле батареи, и принялся за книгу. Через два часа он почувствовал, что глаза у него закрываются. Его клонило в сон. Тишина и тепло убаюкивали его. Он отложил книгу, растянулся на ковре возле батареи и уснул.
Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза, и заморгал, стряхивая с себя сон. Рядом с собой он увидел парня, который присев на корточки, осторожно тряс его за плечо со словами:
– Брат… Брат… Просыпайся. Иди омовение делай, через десять минут разговение. Поторопись.
Парнишка был лет двадцати, светлый, с голубыми глазами. «Неужели еще один русский?» – подумал Андрей, поднимаясь.
В мечети было много народа: кавказцы, татары, даже какой-то араб с большой черной бородой и еще несколько светлых парней, которые отчаянно напоминали русских...
Андрей вздохнул. Можно было сейчас сбежать, но что-то его остановило. В конце концов он махнул рукой. «Омовение – так омовение». Он отправился на поиски туалета. Там уже полоскались двое ребят его возраста и один мужчина лет сорока. Искоса наблюдая за ними, Андрей закатал рукава и открыл кран… «В конце концов, все в жизни нужно попробовать…».
Он вернулся в мечеть. Там на полу, скрестив по-турецки ноги, сидел кавказец с черной щетиной на запавших щеках и, доставая финики из большого пакета, стоящего перед ним, раздавал столпившимся вокруг братьям по вере. Увидев Андрея, он махнул ему рукой и сказал с сильным кавказским акцентом:
- Брат! Иди сюда скорее... Сейчас уже имам придет.
Андрей подошел к нему, и тот протянул ему три финика. Андрей взял и, не зная, что говорят в таких случаях, сказал:
– Спасибо.
– На здоровье, брат, – с улыбкой отозвался кавказец.
Его глаза напоминали Андрею глаза Аслана – то же спокойствие, человеческое тепло, тот же свет и немного грусти. В глазах Аслана Андрей никогда не видел ненависти, и только прочитав все книги сестры, он начал понимать причину этого…
Пришел имам и начал произносить азан. Все вокруг принялись за финики. Столько самых разных людей сидело рядом, на полу. Все они одновременно кушали одни и те же финики. Андрей едва не забыл про свои финики, наблюдая за «соседями».
Потом все встали рядами, готовясь к молитве. Андрей замешкался. Араб, стоящий с краю в первом ряду, сделал ему знак рукой, показав, что рядом с ним осталось свободное место. Андрей встал рядом с ним. Началась молитва.
Андрея охватило странное чувство. Ему показалось, что он попал в какой-то новый, совсем другой мир. Здесь не обращали внимания на национальность и цвет кожи. Здесь все верили в одного Бога и все искренне любили друг друга. С этим миром Андрей столкнулся впервые.
После молитвы они пошли в кафе возле мечети. Андрей знал, что они держат пост. Он тоже последовал за ними. Не успел он купить себе что-нибудь, как его уже окликнул кто-то.
– Брат! Иди сюда.
Он обернулся. За столиком сидели трое рябят лет двадцати пяти, татары, как показалось Андрею. Один стул остался свободным. Он подошел к ним и сел. Его тут же наделили двумя чебуреками.
Андрей решил честно признаться.
– Я начинающий…
Они заинтересовались.
– Ничего, мы тебе поможем… Намаз научим читать. Если есть вопросы, задавай.
Завязалась беседа. Андрей знал, что они не русские, но почему-то сегодня это вовсе не раздражало его…
Они вернулись в мечеть для молитвы, и он снова стоял в ряду вместе со всеми и, следя за движениями имама, стоящего впереди, делал то же самое.
Он вышел из мечети, не чувствуя холода. Он был целиком поглощен своими впечатлениями от этого маленького мира, в котором он только что побывал, и в котором все жили совсем по другим законам – не так, как привык жить он.
Его нагнал тот самый русский Толя.
– Салям, брат… Ты что-то одет совсем легко… Простудишься. На вот, возьми.
Он стянул со своей шеи и протянул ему толстый шарф.
– Да нет, не надо, – покачал головой Андрей.
Как-то неловко было оставлять человека без теплого шарфа в такой мороз. Но тот махнул рукой.
– Бери. Я тут рядом живу. Мне пятьсот метров добежать… Бери. Я же ради Аллаха.
Андрей взял шарф.
– Брат, ты извини, я спешу. У меня работа в ночь сегодня. Еще нужно домой забежать, – он протянул Андрею руку, быстро попрощался и побежал к остановке, чтобы успеть на автобус.
Андрей посмотрел ему в след, потом повернулся и побрел к метро.

* * *

Светлана чувствовала, что они с Андреем отдалились друг от друга. Она устала от такой жизни – они жили, словно два чужих человека в коммуналке. И только особая атмосфера Рамадана и походы в мечеть придавали ей силы и гнали прочь невеселые мысли, одолевающие ее.
Ее искренне радовало то, что Аслана эти дни вообще не было видно. Скорее всего, он после работы сразу шел в мечеть и поэтому возвращался поздно, и не сталкивался с Андреем.
Она вздохнула и села на кровать, чтобы успеть почитать Коран до прихода Андрея.

* * *

Уже несколько дней подряд Андрей ходил в мечеть на молитву. Вставал в ряд вместе со всеми и повторял их движения. Он сам не знал почему, но молитва приносила в его душу покой и умиротворение…
Шел двадцать первый день Рамадана. Андрей сидел в мечети у столба и читал книгу. До разговения оставалось еще около пятнадцати минут. Он потер покрасневшие от долгого чтения глаза, оторвался от книги и поднял голову, обводя взглядом мечеть. Он надеялся увидеть Толика, чтобы вернуть ему шарф, но его не было. «Может, молится в другой мечети» – подумал Андрей.
В очереди за чебуреками за ним стоял парнишка кавказкой внешности. Покупая себе, Андрей обернулся и спросил его:
– Сколько тебе?
– Два… – отозвался тот, роясь в кармане плохонькой курточки, в которых звенела мелочь.
Андрей протянул ему два чебурека и, вспомнив слова Толика, сказал:
– Ради Аллаха...
Он впервые в жизни почувствовал, какое это наслаждение – делать людям добро…
За эти дни Андрей выучил движения молитвы, и теперь ему стало легче.
После молитвы он, уже повернувшись к выходу, вдруг увидел Аслана. Он, улыбаясь, пожимал руки братьям по вере – всем: чеченцам, татарам, русским… Сегодня его хромота была особенно заметной.
Андрей, подождав с минуту, не спеша подошел к Аслану и остановился перед ним. Тот, подняв на него глаза, молча вздохнул, а потом чуть слышно сказал, чтобы его не услышали остальные:
– Только не здесь. Не оскверняй мечеть… Давай выйдем.
Андрей почувствовал, что на душе у него стало удивительно легко. Он понял: он должен сделать это именно сегодня, именно сейчас...
Он улыбнулся.
– Я не за этим пришел, Аслан… Я хочу принять Ислам.
Аслан с полминуты молча смотрел на него, потом чуть слышно спросил.
– Правда?
– Да, – твердо ответил Андрей.
Аслан повернулся и громко сказал:
– Братья! Задержитесь ненадолго, пожалуйста. Здесь один брат хочет Ислам принять...
Те, кто уже дошел до двери, развернулись и пошли назад. Они столпились вокруг Андрея, и он произнес перед ними наспех выученные слова шахады . Сердце его билось как-то странно, как-то не так, как всегда, по-другому, по-новому… Он вдруг почувствовал, что стоит на пороге чего-то великого и прекрасного. Братья обступили его и принялись по очереди поздравлять его и обнимать.
Все было так странно... Андрею даже показалось на мгновение, что это сон. Его обнимали кавказцы, татары, возникший откуда-то русский Толик и даже этот смуглый араб с черной бородой, который тут же сунул ему в руку «Крепость мусульманина»… Подошедший последним Аслан, посмотрев ему в глаза, тихо сказал:
– Поздравляю, брат, – и тоже крепко, по-братски обнял его.
Позже, на выходе, он снова увидел Аслана.
Окликнув его, Андрей протянул ему руку и сказал:
– Прости меня… брат.
– Прощаю… Да простит тебя Аллах, – улыбнувшись своей печальной улыбкой, просто ответил тот.
Они попрощались, и Аслан, одетый в старую кожаную куртку и видавший виды свитер, сильно хромая, пошел в сторону метро. Андрей посмотрел ему вслед. Чувство вины зашевелилось в нем…

* * *

Светлана, недавно вернувшаяся с мечети, резала овощи для салата.
Ее душили слезы, и она дала им волю, поскольку Андрея не было дома. Она сама не могла объяснить, почему плачет. Словно какая-то плотина прорвалась у нее внутри. Перед глазами, словно кадры из мрачного фильма, проходили столкновения Андрея с Асланом. Кровь на снегу… Тусклый свет перегорающего фонаря… Аслан с разбитым носом, хромающий вверх по лестнице… Довольный Андрей...
Она прикрыла глаза, стараясь успокоиться. На лестнице раздались шаги Андрея. Она чуть слышно вздохнула и быстро вытерла слезы.
Он зашел, поздоровался. Она ответила. Она заметила, что он улыбается. «Неужели опять с Асланом сцепился?» – мелькнуло у нее в голове.
В горле снова встал комок.
– Одевайся, пойдем погуляем. Погода хорошая… – тихо сказал Андрей.
Она с недоумением посмотрела на него. Но спорить у нее просто не было сил.
– Я салат делаю… – устало вздохнула она.
– Ничего, он не убежит. Одевайся. Вспомним детство…
Светлана не знала, что это вдруг взбрело ему в голову, но поняла, что остается лишь положиться на Всевышнего. «Может, хочет поговорить…» – подумала она.
Вымыв руки, она вышла в прихожую, влезла в ботинки, натянула дубленку и надела свой простой светло-голубой платок.
Они вышли на улицу. Некоторое время они шли молча. Под ногами похрустывал снег. В воздухе кружились белые снежинки, которые в свете фонарей казались порхающими мотыльками.
Они дошли до метро.
– Мы куда? – тихо спросила она.
– В центр, – отозвался Андрей.
Они спустились в метро и доехали до центра. Выйдя на улицу, они не спеша пошли по освещенным улицам мимо украшенных витрин и неоновых рекламных вывесок. Они дошли до пиццерии. Андрей остановился и толкнул стеклянную дверь, пропуская Светлану вперед.
Он оставил ее за столиком, а сам пошел и заказал две порции пиццы с грибами.
Светлана задумалась. Это было так непохоже на Андрея. Они никогда не ходили в рестораны или пиццерию. В лучшем случае раз в полгода выбирались в выходные в «Макдональдс»…
Когда он вернулся, Светлана внимательно посмотрела на него и тихо спросила:
– Андрей… Что случилось?
Он улыбнулся и, встретившись с ней взглядом, ответил:
– У меня сегодня праздник… И мне захотелось, чтобы у моей сестры тоже был праздник.
– Есть повод?
– Да. Я принял Ислам.
Она затаила дыхание. Ей показалось, или он правда сказал то, что сказал?..
Он смотрел на нее, безмятежно улыбаясь, и молчал.
– Когда? – чуть слышно спросила она.
– Два часа назад…
Она молчала, не зная, что сказать. Наконец она подняла на него глаза и сказала:
– Только не говори мне, что ты пошутил…
– Я никогда еще не говорил так серьезно, как сейчас, – отозвался он, пододвигая к ней пиццу. – Давай, ешь, пока не остыла…

* * *

Оставшиеся дни Рамадана они постились вместе, а вечерами ездили на таравих в ту мечеть, куда всегда ездила Светлана.
На душе у нее было радостно и спокойно. Это было такое счастье – выходить из мечети вместе с братом, держа его под руку, и по дороге к метро слушать его рассказ о том, с кем он познакомился сегодня…
Как велика милость Всевышнего к Его рабам, подумала она. Он послал ей эту радость как раз тогда, когда она уже почти отчаялась найти выход из сложившейся ситуации, когда ей уже начало казаться, что выхода вообще нет, хотя она и старалась сохранять терпение и стойкость, зная, что отчаиваться в милости Аллаха – грех…
Теперь они были по-настоящему вместе, и теперь ей больше не нужно было защищать брата по вере от брата по крови… Теперь ее брат по крови стал ее братом по вере.
Это было так странно, так непривычно – видеть Андрея, совершающего земные поклоны на ее коврике для намаза, произносящего азан и говорящего «Бисмиллях» перед едой… Но никогда еще она не была так счастлива, как в эти дни – поистине благодатные дни, последнюю декаду Рамадана.

* * *

– Аслан, скажи честно, как так вышло, что тебя осколками этими задело? Ты ведь не сам под снаряд полез…
Аслан помолчал немного. Взгляд его затуманился…
Наконец он прикрыл глаза и тихо сказал:
– Андрей… Зачем тебе это знать? Это дело прошлое… Много воды утекло с тех пор.
– Скажи… Я хочу знать.
Аслан снова вздохнул.
– Я брата своего младшего собой закрыл, когда снаряд этот разорвался… – чуть слышно сказал он.
– То есть он выжил, а ты на всю жизнь хромым остался? – спросил Андрей, внимательно глядя на него.
Аслан протянул руку к стакану с недопитым чаем и, повертев его в руках, тихо сказал:
– Он через два дня погиб…
Андрей вздохнул, а Аслан, поставив стакан на стол, тихо добавил:
– «Каждая душа вкусит смерть»… И когда наступит час их, они не отдалят и не ускорят его наступление…
Он помолчал.
– Ладно, брат, это не самая веселая тема для разговора… Давай поговорим о другом. Сейчас я только чай еще поставлю…
Он вернулся с кухни через пять минут.
– Брат, ты о женитьбе не думал? – спросил Андрей, глядя на едва заметные седые волоски в черных волосах Аслана.
– А кто о ней не думает? – отозвался Аслан. – С моей сегодняшней зарплатой я еще лет пять могу о ней думать. Если и женюсь, то не раньше, чем в тридцать, наверное… На все воля Аллаха… Семья – это ответственность. С меня в Судный День за все Аллах спросит… Да и женщина ведь тоже человек, и она хочет жить по-человечески. И Аллах ей дал такое право…
– А если тебе сейчас жениться? Мне тут брат Толик сказал, что не в деньгах счастье…
– На ком? – Аслан посмотрел на него.
– На Свете, сестре моей…
Аслан опустил взгляд и улыбнулся.
– Брат, я не против, конечно, но…
– Отлично, – перебил его Андрей. – Я тоже не против. Так что… Родниться будем.
Аслан посмотрел на него с улыбкой и сказал:
– Андрей… При всем моем уважении к тебе как к брату в Исламе… Мне все же кажется, что сначала нужно саму Светлану спросить… Она может и не согласиться. Да и дело это серьезное, за час не решается. Его обсудить надо…
Андрей внимательно посмотрел на него и сказал:
– Если она не согласится, я завтра же возьму вас обоих за шиворот и отведу в ЗАГС.
Аслан покачал головой. Уголки его губ дрогнули.
– Аллах не разрешил принуждать девушку.
– Это шутка, конечно. Предоставь это дело мне. Толик сказал, перед каждым важным делом нужно истихару читать, вот и читай пока… А если честно, я сестру свою девятнадцать лет знаю. У нее в глазах всегда все написано…

* * *

Он зашел в квартиру и поздоровался со Светланой. «Салам алейкум» – эти два слова, которые Андрей произносил так просто и естественно, каждый раз заставляли ее вспоминать о том, какую великую милость оказал ей Всевышний, сделав ее брата мусульманином…
– Что-то ты у меня, Светка, в девках засиделась… – по-деловому начал он. – Замуж тебе пора…
Его слова вызвали у нее улыбку.
– За кого? – тихо спросила она.
– За нашего брата Аслана, проживающего на пятом этаже, если помнишь такого…
– Думаю, сначала его нужно спросить… – сказала она вместо ответа и опустила глаза.
– Его я уже спросил. Иначе бы я с тобой об этом не заговорил… Теперь мы ждем твоего ответа.
Она, не поднимая глаз, вздохнула и, собираясь с мыслями, начала:
– Андрей, я…
– Короче, я могу идти?
– Куда?
– К Аслану, сообщить ему о том, что завтра мы втроем встречаемся в кафе у мечети, где будем есть чебуреки и обсуждать твое замужество…
Она помолчала с полминуты, потом ответила, по-прежнему пряча от него глаза:
– Иди…
Андрей направился к двери. Светлана, оставшись одна, улыбнулась и, постояв немного посреди кухни, пошла в комнату читать истихару.

* * *

Они зашли в кафе при мечети. Там почти никого не было, четыре столика оставались незанятыми. Светлана расстегнула дубленку, сняла ее и повесила на спинку стула.
Подняв глаза, она увидела Аслана, который, хромая, направлялся к ним. Она опустила взгляд. Сердце в ее груди забилось быстрее…
Аслан подошел и негромко сказал:
– Салам алейкум, брат, – он протянул Андрею руку.
Андрей поднялся ему навстречу и, пожав протянутую руку, сказал в ответ:
– Ва алейкум салам, брат…
Светлана исподтишка наблюдала за ними. Странное волнение охватило ее. Что-то защемило в сердце…
Она посмотрела на Аслана, потом на Андрея, и почувствовала, как по щекам ее побежали слезы. Чувство искренней и бесконечной благодарности Всевышнему переполняло ее…
Андрей, взглянув на нее, понимающе улыбнулся. Аслан опустил взгляд, но Андрей заметил, что уголки его губ тоже едва заметно дрогнули, хотя глаза так и остались печальными и задумчивыми.
Аслан сел. Андрей собрался с мыслями сказал:
– Момент, конечно, торжественный… Но я, к сожалению, не мастер произносить речи. В общем, брат, отдаю тебе самое дорогое из того, чем меня Аллах наделил в этом мире…
Он встретился взглядом с Асланом, и тот сказал в ответ:
– Надеюсь, брат, я этого достоин…
Андрей улыбнулся.
– Инша Аллах… Если никто не возражает, дальше план такой: я бросаю курить, делаю вам свадьбу, а потом отправляю вас на годик-другой в какую-нибудь мусульманскую страну – хочу, чтобы вы язык Корана выучили, знаний набрались и потом наших братьев и сестер здесь учили… А сам уезжаю на это время в Европу на заработки. Я же девятый год на стройке вкалываю, а тут мне наш брат Толик идею подкинул. Он уже почву прощупал, и предлагает мне вместе с ним поехать. Вдвоем оно легче как-то… А квартиру пока сдавать будем. Деньги вам – какая-никакая помощь… А там, гляди, может и я женюсь… – улыбнулся Андрей.
Он помолчал немного, потом тихо признался:
– Знаешь, Свет, я бы вас прямо сейчас в мечеть отвел, чтобы вам никях прочитали… – он перевел взгляд на Аслана. – Просто я хочу, чтобы у моей сестры настоящая свадьба была: с белым платьем – прошу прощения, хиджабом, – букетом белых роз… Знаю, что это не главное в жизни… Но прошу вас двоих понять мое желание.
Светлана молча улыбнулась. Аслан кивнул:
– Конечно, брат… Инша Аллах.
Они с Андреем пошли покупать чебуреки, а она осталась сидеть за столиком. На душе у нее было удивительно спокойно и легко, она ощущала странное, непривычное умиротворение. Это чувство напоминало то, что она всегда испытывала, когда слышала красивое чтение Корана…
За соседними столиками разговаривали ее братья по вере. Где-то рядом звучало чеченское «са ваш»*, и тут же раздавалось русское «брат». Сегодня Светлана как никогда остро почувствовала, что все они – часть огромной, многонациональной уммы, братья и сестры по вере, чьи сердца чистой, крепкой и неподдельной любовью связала навсегда религия Всевышнего Аллаха.
Она подняла глаза и посмотрела в окно. Красивый минарет уходил в небо, и на самой вершине его блестел на солнце серебристый полумесяц…

*Брат (чечен.).

@темы: Нравственность мусульманина, Рассказы, Ислам

---

нашлось. Может у нас есть кто из Беларуси?

[Sertap]

www.islam.by/ - сайт беларусской мусульмнской молодежи

@темы: Ссылки

---

Сердце (Умм Иклиль)

[Askramandora]

Он устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Воспоминания опять нахлынули на него.
… Ее звали Анаит – «сердце», и имя это ей чрезвычайно шло… Армянка, принявшая Ислам… Ей было семнадцать, ему – двадцать два.
Он встретил ее у мечети. Он тогда жил в Москве всего восемь месяцев. Дома, в Чечне, шла война, и он приехал сюда, чтобы как-то устроиться, найти своих, попробовать заняться торговлей… Тогда он уже встал на путь Ислама, начал читать намаз, старался приобретать знания и часто бывал в мечети. Приходил с утра, читал два раката и тихо сидел, читая какую-нибудь исламскую книжку. Он любил тишину и спокойствие, царившее в мечети. Ему казалось, что, переступая ее порог, он оставляет за ее пределами все проблемы, которых у него было предостаточно, и все эти тяжелые и невеселые мысли, которые появлялись у него после просмотра сводок новостей о том, что творилось на его родине, и звонков домой, во время которых мать, всхлипывая, рассказывала ему о расправах, арестах и бесчинствах солдат – словом, о том беспределе, что творился в его родном селе, да и во всей Чечне…
Это случилось ранним апрельским утром. Он стоял у закрытого киоска, погрузившись в свои мысли. Дни стояли теплые. Светило солнце, небо было чистым…
И вдруг он увидел ее. Она шла в его сторону. Так робко, неуверенно. Стройная до хрупкости, совсем молодая девушка, одетая в бежевый костюм – толстую кофту с расклешенными рукавами и длинную юбку. Ее волосы и шею скрывал золотисто-бежевый платок с мелким светлым рисунком, заколотый маленькой брошкой так, чтобы прикрыть грудь. Простые черные туфли, черная сумочка… Кожа, напоминающая своей белизной слоновую кость – словно она никогда не знала солнца – тонкие черты лица, черные стрелки изогнутых бровей над огромными темно-карими глазами в обрамлении густых и длинных ресниц…
- Салям алейкум, - чуть слышно сказала она.
Он сразу понял, что она волнуется. На бледных, запавших щеках появился румянец.
- Где здесь вход для женщин?
Он едва слышал ее мягкий, тихий голос.
Он понял, что она здесь впервые. Он показал ей женский вход.
Дверь за ней закрылась, а он остался на улице. Эта девушка взволновала его… Было в ней что-то такое – он сам не знал. Он видел ее всего несколько мгновений, но почему-то понял: он не забудет ее. Даже если он никогда не увидит ее вновь, ее образ не сотрется из его памяти…
Он не мог объяснить, что именно привлекло его в ней. Может, то, что она была его землячкой… Это он понял сразу. Она явно не была чеченкой и даже дагестанкой, но по ее внешности и заметному сразу своеобразному акценту он безошибочно определил, что она тоже дитя Кавказа… Увидев ее, он почему-то сразу вспомнил родину. От этой девушки словно повеяло теплым ветром, несущим в себе аромат цветущих горных растений. Что-то знакомое и близкое, что-то родное до боли было в ней… Словно в этом чужом и холодном мире, наполненном суетой и проблемами, он вдруг встретил частичку того мира, в котором он родился и вырос… Частичку самого себя…
Он зашел в мечеть, прочитал, как обычно, два раката и принялся за книгу. Но сосредоточиться ему удалось не сразу. Образ скромно одетой, застенчивой и удивительно красивой девушки стоял у него перед глазами…
Аллах сделал так, что из мечети они вышли почти одновременно, и он снова увидел ее. Она опустила взгляд и быстро прошла мимо него. Он тоже отвел взгляд…
… С тех пор он часто видел ее. Она, так же, как и он, сидела в мечети долгими часами и покидала ее только к вечеру. Она всегда заходила одна и выходила одна. Она шла, не поднимая взгляда, и думала о чем-то своем…
И вот однажды он все-таки решился подойти к ней и спросить ее, откуда она. Так началось их знакомство. С первых дней он почувствовал, что между ними установилась прочная невидимая связь…
Она рассказала ему свою историю…
Она родилась и выросла в Армении, в небольшом поселке в горах, в очень религиозной семье. Училась она дома, посещая школу только для сдачи экзаменов – отец пытался уберечь ее от грязи этого мира… Мать она потеряла, когда ей только исполнилось девять лет. В четырнадцать отец, много лет проживший в Грузии и не признававший учение Армянской церкви, отвез ее туда и устроил в монастырь – к этому он готовил ее давно, и она и не думала о том, что ее жизнь может сложиться по-другому. Она читала книги о христианстве, разбирая их вместе с отцом, который пытался объяснить ей то, чего она не понимала. Вопросы ее нередко ставили его в тупик. Много позже она поняла, что он и сам не знал ответа на них. Когда-то давно, много лет назад, он тоже задавался этими вопросами, но ему сказали: «Просто верь, и ни о чем не спрашивай», - и он смирился… В монастыре она провела три года. Привыкнуть к жизни там было нетрудно – ее готовили к этому давно, и она знала наперед, что ее ждет. Все это время она чувствовала, что не понимает до конца то, чему посвятила себя, и это не давало ей покоя. Порой ее охватывал страх. Она говорила себе: «Еще рано… Ты еще мало знаешь… Потом поймешь», но тут же откуда-то появлялся настойчивый внутренний голос, который говорил: «А что, если ты не поймешь? Не поймешь никогда?». И ей снова становилось страшно…
Но Аллах сделал так, что в руки ей попала книга об Исламе, и ее сердце и разум сказали ей, что это – религия Истины. Пришли ответы на все вопросы, ушли сомнения, пришло спокойствие и уверенность, которых никогда до этого не было в ее душе…
Как раз в это время умер ее отец. Она вышла из монастыря. Дядя, узнав о том, что она приняла Ислам, тут же избил ее и выгнал из дома – прямо так, босой, не дав даже собрать вещи.
Наверное, сыграла свою роль и давняя взаимная ненависть и многолетняя вражда между армянами и азербайджанцами, которая особенно сильно проявилась после войны за Нагорный Карабах. Приняв Ислам, она автоматически стала в лагерь противника, потому что азербайджанцы были мусульманами…
Потом ей помогли уехать в Москву. Она всегда почему-то очень любила русский язык и хорошо знала его. Она с детства мечтала стать медсестрой, чтобы облегчать страдания людей. И теперь у нее была одна надежда – поступить в медицинское училище. О большем она и не мечтала…
Они сидели на лавочке возле мечети – он с одного края, она – с другого. Она говорила тихо, глядя в землю у своих ног, а он молча слушал ее, поражаясь в душе тому, с каким спокойствием она рассказывала обо всем, что ей пришлось пережить в Армении. Он понял секрет этого: когда-то она была просто наивной, ничего не знающей об этом жестоком мире девушкой, которую отец с раннего детства готовил к монашеству. Но пройдя через многие испытания, она стала сильной, несмотря на внешнюю хрупкость. Силу эту ей дал Ислам…
…Они виделись почти каждый день, никогда предварительно не договариваясь о встрече. Она приняла Ислам совсем недавно, и у нее почти не было знаний. Поэтому она задавала много вопросов. Он и сам был в Исламе немногим больше двух лет, поэтому тоже порой не знал ответов на эти вопросы, но никогда не боялся в этом признаться. Он приносил ей все книги об Исламе, которые удавалось достать, и она читала их на одном дыхании. Возвращая ему очередную прочитанную книгу, она тихо говорила:
- ДжазакяЛлаху хайран… - и в ее больших глазах стояли слезы искренней благодарности – словно эти книги были для нее сокровищем, которому нет цены.
Он уже привык к ее тихому:
- Адлан, можно вопрос?..
Она была тихой, скромной, застенчивой и живо напоминала ему чуткую и пугливую газель, в любой миг готовую сорваться с места. Все в ней – большие темно-карие глаза, тонкая, изящная фигура, даже этот бежевый костюм, что так шел ей – заставляло его невольно сравнивать ее с газелью. Она была красива, но это была не та красота, которую он видел здесь у русских девушек. Это была необычная, дикая красота – такая же дикая и пленительная, как красота кавказских гор, которые для них обоих были родными…
Они проводили вместе совсем немного времени, порой всего две-три минуты. Она задавала вопрос, он отвечал, и они расходились. Иной раз они просто обменивались приветствием, после чего каждый спешил по своим делам…
Разговаривали они только об Исламе. Он не спрашивал ее, где она живет и как. Она не спрашивала его о том, где живет он и чем занимается… Только иногда она задавала вопросы о Чечне, и он отвечал – потому что видел, что она спрашивает потому, что действительно хочет получить ответ… Они читали исламские книги, обсуждали прочитанное, обменивались знаниями… Он чувствовал, как день ото дня крепнет его иман.
…Он понял, что любит ее… Они понимали друг друга с полуслова, она говорила то, о чем думал он. У них были одинаковые мысли… Он начал думать о том, как заговорить с ней об этом так, чтобы не спугнуть ее… Он хотел, чтобы этот прекрасный горный цветок, несущий на своих нежных лепестках капли чистой прохладной росы, принадлежал ему…
Все кончилось внезапно. Оборвалась та невидимая нить, связавшая два сердца, в которых бился Ислам…
…Это случилось 29 июля. Он знал, что никогда не забудет этот день. Именно в этот жаркий июльский день Шайтан заставил его забыться, и он, побуждаемый каким-то неведомым чувством, взял ее за руку. Он просто не спохватился вовремя, не одернул себя… Не остановил. Лишь на мгновение ее маленькая рука с длинными тонкими пальцами оказалась в его ладони. Она тут же встрепенулась, словно попавшая в силок птица… Она вздрогнула так, словно ее ударило током, и побледнела. Что-то промелькнуло в ее больших глазах – то ли страх, то ли удивление, то ли осуждение и упрек… Она вырвала руку, повернулась и почти бегом бросилась прочь…
Он не сдвинулся с места. Только тихое, безнадежное «Анаит…» слетело с его губ… Больше он ее не видел. Он ждал ее возле мечети, он читал намаз в разных мечетях, надеясь увидеть ее там и попытаться объяснить, что это была лишь минутная слабость, сказать, что он никогда не желал ей зла, попросить прощения… Но она исчезла без следа, словно растворилась в нагретом летним солнцем воздухе Москвы…
Прошло полгода, и он вернулся в Чечню – в какой-то миг его нестерпимо потянуло домой. Там по-прежнему шла война.
Оказавшись на родине, он решил отчего-то, что ему все можно. На самом деле, он делал лишь то, чего требовала от него его религия – отпустил бороду, стал ходить в мечеть, по возможности приобретать исламские знания… Но для русских, распоряжавшихся теперь на его родине, это было преступлением…
Мать молча вздыхала. Она боялась за него и его сестру, которая несмотря ни на что упорно носила платок, говоря: «Я скорее умру, чем сниму его», но в душе одобряла их стойкость и приверженность Исламу. А вот соседка однажды сказала ему:
- Ты бы поостерегся, Адлан… Загребут тебя. Сейчас и за меньшее забирают…
Но он лишь махнул рукой:
- Ничего, деца … Аллах с нами… Я же не виноват ни в чем…
…Его забрали ночью, как забрали до него сотни других. Пригнали БТР, ворвались в дом, все перевернули и вывели его в наручниках. Его продержали полтора месяца. Это были самые отвратительные дни в его жизни. Он сам рад был бы никогда не вспоминать о них. Его унижали, били – прикладом, ботинками и вообще всем, что попадалось под руку, не давали читать намаз… Они измывались над ним, как могли. Цель у них была одна – заставить его подписать «признание», в котором говорилось, что он – «боевик», «ваххабит», «экстремист», и стояло еще с десяток малоприятных определений и многообещающих обвинений… Поставь он свою подпись на этой проклятой бумажке, 10-15 лет тюрьмы были бы ему обеспечены – такой тюрьмы, в которой сходили с ума, пытались повеситься и, в конце концов, просто грызли вены, чтобы вырваться из этого кошмара куда угодно, хоть в ад…
Он сам не знал, как пережил эти дни, которые показались ему годами. Но Аллах помог ему, и он не сломался… Он вышел оттуда худым, избитым, с трещинами ребер, еле передвигая ноги, да еще с тяжелым хриплым кашлем, отдающим тупой болью в груди… Дома он лежал пластом на диване, поставив возле себя миску, в которую время от времени плевался розовой слюной, а мать смотрела на него и плакала… Сестра садилась рядом, брала его за руку и, ободряюще улыбаясь, говорила: «Держись, Адлан… Победа за нами будет. Сподвижники Пророка (да благословит его Аллах и приветствует) больше пережили, чем мы, но они выстояли… И мы выстоим, инша Аллах».
Но на этом все не кончилось.
Прошел месяц, и его забрали снова. Продержали почему-то всего неделю, но в эту неделю он потерял всех своих родных – мать, дядю и сестру. Кто-то донес, что в их доме остановились «боевики», и по дому ударили прямой наводкой. Никто из тех, кто был там, не выжил…
Когда он вышел на свободу, ему не хотелось жить. Он был объят страстным желанием умереть прямо сейчас, чтобы не чувствовать этой страшной боли, раздирающей его душу… Но его иман вытащил его из пропасти, в которую его столкнули. С каждым днем к нему медленно возвращалась жизнь. Огонек веры, который не смогла потушить боль, который не смогли потушить звери с человеческим лицом, ронял искорки, что освещали и согревали его душу. Каждую ночь он подолгу читал намаз, чувствуя, как силы возвращаются к нему и потихоньку затягиваются душевные раны…
Он обдумал все и решил вернуться в Москву, потому что третий арест был делом времени, а он вовсе не был уверен, что сможет пройти через это чистилище снова, и выстоять…
Вначале было очень тяжело – милиция, люди с ярко выраженной нетерпимостью к «лицам кавказской национальности», и особенно – к чеченцам… Ему изрядно потрепали нервы. Но потом все как-то потихоньку образовалось. Он занялся торговлей вместе с двумя другими чеченцами, соблюдающими мусульманами, и постепенно дела пошли в гору…
Он так и не женился – сначала он долго не мог прийти в себя после всего пережитого на родине, потом он много работал, искал квартиру, жил то тут, то там… Не хватало времени для того, чтобы всерьез задуматься об этом. К тому же, что-то внутри словно держало его…
Прошло пять лет с той памятной встречи. Он ничего не знал об Анаит, и о том, как сложилась ее судьба. Но все эти годы он хранил в памяти ее образ. И каждый раз, как он вспоминал ее, в груди его разливалось странное тепло…
Он понимал, что в том, что случилось тогда, виноват только он. Он нарушил запрет, он прикоснулся к тому, к чему Аллах запретил ему прикасаться…
Сколько раз он горько сожалел о том, что сделал тогда, сколько раз ругал себя за свою слабость…
Сколько раз, опустившись в земной поклон, он просил у Аллаха прощения за то, что поддался тогда этой проклятой слабости… Он знал: если Аллах не простит его, в Судный День рука его будет объята пламенем, искупая свой грех…
Сколько раз, читая ночной намаз, он просил у Аллаха крепкого имана, полезных знаний и счастья в Обоих мирах для этой девушки. Он просил Аллаха о том, чтобы он дал ей хорошего мужа, с иманом крепче, чем у него, и хороших детей. Он не знал, внял ли Аллах его мольбе… Скорее всего, подумал он, он никогда об этом не узнает.
Он был благодарен Аллаху за то, что Он свел его с этой девушкой. Он научился от нее многому – безграничному терпению, смирению, кротости, скромности, всецелому упованию на Всевышнего Аллаха и твердой уверенности в том, что подняты перья и высохли страницы, и никогда не случится ничего, кроме того, что предопределено Аллахом, и что произошло, то не могло не произойти, а чего не было, того не могло быть… Ее искренность и чистота оставила в его душе неизгладимый след, заставив его задуматься о многом и многое в себе исправить…
Он желал ей добра, желал ей счастья – этой девушке, о которой он так мечтал, чтобы она принадлежала ему, но Аллах пожелал по-другому…
Пять долгих лет он продержал все это в себе, но почему-то именно сегодня он ощутил потребность рассказать эту историю другим мусульманам – может, кто-то задумается, извлечет для себя урок… А кого-то это, возможно, удержит от совершения того, что совершил в свое время он и за что поплатился…
Он пододвинулся к компьютеру и зашел в исламский форум – он участвовал в нем уже три года. Это помогало ему почувствовать, что он не один в этом мире, что мусульман много и всех их связывают узы братства по вере. Они обменивались знаниями и просто поднимали друг другу иман добрыми и мудрыми словами…
Он начал печатать. Он не стремился к тому, чтобы эта история выглядела гладко и упорядоченно, под стать роману. Он просто писал свои воспоминания и мысли, приходившие ему в голову… Закончил он такими словами:
«Я снова и снова прошу у Аллаха прощения за свой грех, и прощу прощения у этой девушки, которая была воплощением чистоты, настоящей исламской чистоты. И почти каждую ночь, опускаясь в земной поклон, я прошу Аллаха о том, чтобы Он даровал ей счастье в Обоих мирах, утвердил ее на пути Истины и сделал ее обителью Сады Вечности…»
Он вздохнул, еще раз пробежал глазами написанное и нажал «отправить»…

* * *
Она включила компьютер, зашла в исламский форум, прочитала последние сообщения… Ее внимание привлекло одно большое сообщение. Она углубилась в чтение…
Она почувствовала, как сердце в ее груди замерло на мгновение, а потом сорвалось куда-то в пустоту. Все вокруг перестало существовать. Бессвязными обрывками пронеслись воспоминания, бередя старые раны и вызывая к жизни забытое и давно улегшееся волнение…
Армения, детство, мать, отец… Годы, проведенные над книгами о христианстве, в которых обсуждался вопрос о сущности Христа – была ли она только божественной или же в нем соединились две сущности – божественная и человеческая, а также о том, как они соединились… Доводы, противоречащие друг другу, запутанные фразы, из которых она, как ни старалась, не могла извлечь суть… Монастырь с царящей в нем тишиной, которая была скорее гнетущей, чем приносящей спокойствие и умиротворение. Службы… Долгие размышления, неизменно приводящие в тупик, неясное внутреннее беспокойство, сомнения в правильности выбранного пути, интуитивное осознание того, что есть что-то важное, чего она не знает, но должна, обязательно должна узнать… Книга, изменившая ее жизнь… Стена непонимания и неприязни, вставшая перед ней, ощущение того, что весь мир ополчился против нее и друзья стали врагами… Внезапно пришедшее понимание того, что впереди – долгая борьба… Отчаянное желание защитить, закрыть от любых жизненных ветров этот маленький огонек, что зажегся в ее груди… Долгая череда дней и ночей, наполненных слезами, незаслуженными обвинениями, колкими, ранящими словами, насмешками, откровенной враждебностью… Попытки вернуть ее в тот темный туннель, из которого она только что вышла, наконец, к свету Истины… Проклятия, оскорбления, упреки, злословие… Долгие, изнуряющие, ни к чему не приводящие беседы со священниками… Угрозы, прельщения, побои… Азербайджанка-мусульманка, с которой она познакомилась случайно, и которая, выслушав ее историю, предложила ей поехать в Москву учиться и какое-то время пожить у ее родственников… Приезд в Москву… Новый мир – незнакомый, чужой, холодный, пугающий, совсем не ее… Первый приход в мечеть… Одиноко стоящий у закрытого киоска незнакомец, к которому она, в конце концов, все-таки решилась подойти, чтобы спросить, где женский вход… Его слова об Исламе и короткие, скупые рассказы о родной Чечне – словно он боялся наскучить ей… Свет имана в его немного печальных карих глазах, который она заметила в первые же мгновения… Это прикосновение, которое заставило ее броситься прочь, не помня себя, и больше не ходить в эту мечеть, чтобы не встретиться с ним…
Она снова посмотрела на экран, потом прикрыла глаза.
«Адлан!» - ломая все печати и сбрасывая все оковы, в отчаянном порыве крикнуло ее сердце.
Силы вмиг покинули ее. По щекам потекли слезы.
Когда она оказалась в этом совершенно чужом для нее и пугающем мире, эта встреча стала словно лучиком света в окружавшем ее холодном мраке… Он показался ей надежной опорой в этом мире, где дуют ураганные ветра. Лелея в своем сердце огонек имана, она увидела, что в его сердце горит такой же огонек. И эти два огонька, соединившись воедино, согрели их обоих… Она уже знала тогда, что Ислам – это ее путь, и ей хотелось, чтобы этот прекрасный мир – мир истинной веры – поскорее открылся перед нею… И этот молодой чеченец с задумчивым взглядом стал тем, кто ввел ее в этот мир. Его слова укрепили ее иман, обогатили ее знания. По книгам, которые он приносил ей, она узнала Ислам и увидела, насколько он прекрасен и велик…
Сколько раз она обращалась к Аллаху с мольбой о том, чтобы Он одарил этого человека благом в Обоих мирах, простил ему его грехи и ввел его в Рай, где внизу текут реки…
За эти пять лет много чего произошло. Она окончила медицинское училище, потом устроилась работать медсестрой в детскую больницу. Жила она в однокомнатной квартире, которую почти за бесценок сдавала ей родственница той азербайджанки, с которой она познакомилась в Армении… У нее появились подруги, которые так же, как и она, носили хиджаб, несмотря на милицию, недоброжелательно настроенных людей и оскорбления, которые нередко неслись им вслед, когда они шли по улице…
Много воды утекло с тех пор, но она так и не смогла его забыть. Да она и не хотела этого… Как можно забыть того, кто утвердил тебя на пути Истины и поддержал в тот момент, когда, казалось, все отвернулись от тебя и оставили тебя одну?..
Она выучила чеченский, она знала о Чечне, наверное, больше, чем о родной Армении. Эта земля, которую она никогда не видела, стала для нее родной… Она хотела знать язык, на котором говорил этот удивительный человек, оставивший столь яркий след в ее душе, ей хотелось знать все о его родине…
Все эти годы она почти не ходила в мечеть, чтобы не встретиться с ним. Она прочитала истихару, и потому была уверена, что так лучше… Но делала она это лишь потому, что не хотела ни для кого быть искушением, и не желала, чтобы из-за нее этот грех был совершен снова, а вовсе не из-за того, что не хотела видеть его…
Она протянула дрожащую руку и взяла лежащий на столе возле компьютера маленький Коран в потертом кожаном футляре. Это был подарок Адлана. Он принес ей его, когда она сказала, что у нее нет Корана…
Она поднесла его к губам и осторожно поцеловала, а потом прижала к груди. Ей показалось, что он излучает тепло, согревая ее похолодевшее отчего-то сердце.
Она не знала, сколько сидела так. В какой-то миг она вдруг словно очнулась. Стряхнув с себя накатившую было слабость, она пододвинула к себе клавиатуру и начала печатать:
«Со мной несколько лет назад случилась такая же история. Но я простила этого человека. Потому что я знаю – у него не было дурных намерений. Я поняла, что это была лишь минутная слабость. Иногда поддаются наущениям Шайтана даже самые сильные мусульмане… Но Аллах – Прощающий, Милосердный… Я больше не видела этого человека. Но я часто прошу у Аллаха счастья, крепкого имана и Рая для него…».
Она нажала «отправить».
…Он сидел перед включенным компьютером, прикрыв глаза и думая о своем. На душе у него отчего-то стало легко – словно он сделал то, что давно должен был сделать… Открыв глаза, он увидел, что под его сообщением появилось еще одно – ответ. Первым делом он посмотрел, от кого оно. Это была давняя участница форума. Ему всегда нравились ее сообщения. По ним он без труда понял, что их автор – настоящая мусульманка, любящая и понимающая свою религию. Он всегда считал ее чеченкой. В ее сообщениях нередко встречались фразы на чеченском, к тому же «Ник» у нее был «Дог» - «сердце» по-чеченски, а на картинке было изображено бьющееся сердце с арабской надписью «Аллах»… Прочитав сообщение, он понял секрет этого «Ника». С губ его сорвалось чуть слышное «Ля иляха илляЛлах»… Анаит… «Сердце».
…Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, она ждала. Сердце в ее груди стучало так, что удары его отдавались, казалось, во всем теле.
В «личку» свалилось сообщение. Она долго не могла заставить себя посмотреть на экран. Тело, сделавшееся вдруг словно ватным, отказывалось слушаться ее…
Наконец она посмотрела на сообщение.
Всего два слова: «Где ты?»... Ни саляма, ни упоминания ее имени, ни подписи.
Она протянула подрагивающие пальцы к клавиатуре и набрала – тоже два слова: «В Москве»… Тоже без саляма и без подписи.
Тут же пришел ответ: «Через час у мечети».
Она встала, выключила компьютер, чувствуя, как от волнения ее бросает то в жар, то в холод… Она накинула на голову платок, быстро застегнула его и прочитала истихару. Буря в душе постепенно стихала.
Она быстро оделась – тот самый, любимый, бежевый костюм и золотистый платок, - и вышла из дома.
Когда она подошла, уже стемнело. Как раз прозвучал азан на магриб. Она зашла в мечеть и прочитала там намаз…
Она заметила его издалека. Он стоял у закрытого киоска, одетый в светлую рубашку и брюки. Запавшие щеки покрывала черная щетина. Почти не изменился…
Она остановилась напротив него. Он улыбнулся до боли знакомой, так и не забытой за эти долгие пять лет, спокойной улыбкой и внимательно посмотрел на нее своими немного грустными карими глазами.
- Салям алейкум…
- Ва алейкум ас-салям… - ответила она, почувствовав, что голос у нее срывается.
Сердце билось в ее груди раненой птицей, со всей силы ударяясь о грудную клетку. Она почувствовала, как внутри у нее что-то дрогнуло. Она закрыла лицо руками, и по щекам ее потекли слезы. Хрупкие плечи задрожали…
Адлан с улыбкой смотрел на нее. Все та же стройная газель с огромными темно-карими глазами…
- Пойдем… - тихо сказал он.
Она покорно последовала за ним. Они сели на лавочку и долго разговаривали. Она рассказала ему о том, как провела эти годы, он рассказал ей свою историю…
Ей было так спокойно сидеть здесь, недалеко от него. Мимо проходили люди, но она не замечала их…
- Ладно, - помолчав немного, сказал он. – Пойдем, пока мечеть не закрылась…
Она опустила взгляд и улыбнулась, чувствуя, как вспыхнули щеки.
Имам невольно улыбнулся, глядя им вслед: «Какая красивая пара…».
Они вышли из мечети, держась за руки, после того, как был завершен обряд, соединивший, наконец, два сердца, которые бились, повторяя: «Ля иляха илляЛлах».

@темы: Рассказы, Ислам

---

Алмазная слеза (Таисия Ирс)

[Askramandora]

В далеком и жарком Тунисе в семье молодых родителей, вместо ожидаемого мальчика, на свет появилась девочка. Тельце девочки было крошечное, кожа вся сморщенная, сухая. И вообще девочка походила на маленькую высохшую мумию.

Девочка не жилец, вынесли врачи свой вердикт. Слова эти так встревожили мать, что она не сводила глаз, как ей казалось порой, с бездыханного тельца младенца. Умерла! Неужели умерла? В испуге спрашивала она себя и ухом прикладывалась к хилой груди дочери. Услышав слабый стук ее маленького сердечка, мать облегченно вздыхала. Когда через пару дней дыхание девочки выровнялось и стало более глубоким, мать, поверив, что жизнь теперь не оставит ее, дала дочери имя Наваль, что означает - подарок!

И наперекор судьбе, с помощью Аллаха, девочка выжила. Прибавила в весе. Сухая, сморщенная как у старушки кожа, разгладилась и приобрела такой красивый оливковый оттенок, что мать боялась сглазить собственную дочь. Ровная, с высоким теменем, красивой формы голова покрылась густыми, курчавыми, как каракульча, волосами. Маленькие темные ручки со светлыми ладошками, стали пухленькими, на полных ножках появились перевязочки.

Наваль жадно впивалась в материнскую грудь, усердно сопела, а затем, насытившись, мирно засыпала, запрокинув головку на руку матери. Зафира (так звали мать) долго смотрела на спящую девочку, водила пальцем по ее носику, по густым черным бровям, целовала в мягкие щечки и тогда Наваль ласково улыбалась ей во сне. Чуть позже Зафира бережно укладывала дочь в люльку.

Время шло, девочка росла, все так же сосала материнскую грудь, зевала, и затем блаженно засыпала. Не плакала, не капризничала, и никогда не открывала глаз. Это очень тревожило мать. Зафире хотелось знать, какие у дочери глаза? Черные, как у отца, или карие, как у нее самой?

Однажды, после очередного кормления, лежа на руках матери, Наваль внезапно открыла глаза. Мать удивленно посмотрела на ребенка, особенно в широко открытые глаза. Ей никогда прежде не приходилось видеть столь осознанного взгляда у младенца.

Глаза Наваль были большие, черные, как две переспевших маслины. И такие же блестящие. Зрачки крупные, неподвижные, белки чистые, без прожилок. Таких красивых, таких выразительных глаз со странным загадочным взглядом не приходилось видеть матери во всем Тунисе!

Девочка, словно читая ее мысли, задержалась таким долгим проницательным, не младенческим взглядом на ее лице, что Зафире стало не по себе. Но девочка не сводила с нее завороженных глаз. «Наваль, ангел мой!» - ласкала она дочь. А Наваль, словно застыв, мерила ее взором блестящих глаз. Вдруг Зафира подумала, что ни разу не видела, чтобы девочка плакала. Или, капризничая, требовала чего-то, как другие маленькие дети.

«Но разве так бывает?» - спрашивала себя Зафира, с удивлением всматриваясь в глаза дочери. Наваль два раза хлопнула густыми, закрученными ресницами, словно подтверждая мысли матери.

Дни шли за днями. В жарком Тунисе, берега которого омывает ярко-синее море, ветер Сахары днем обжигает не только лицо, но и кровь! Там ночи нежны и прохладны как в горных ущельях! Жемчужный рассвет так же прекрасен, как над древним Карфагеном! В этом дивном краю миражей и барханов жила и росла маленькая Наваль.

Почти каждый день ходила Наваль с матерью на базар, где можно купить знаменитый кайруанский ковер тут же, в овощном ряду. Возвратившись, Зафира готовила кус-кус, «пищу богов», и Наваль ела так, как когда-то сосала материнскую грудь. Это истинное дитя пустыни, столь же жизнерадостное, как кипящий кус-кус, который она обожает, и столь же изменчивая, как неугомонные барханы, жила и росла, и с каждым прожитым днем становилась мудрее.

Наваль не походила на своих сверстниц, не играла в детские игры, она целыми днями пропадала в апельсиновых рощах, или блуждала в жасминовых садах. Но истинной ее страстью было прогуляться по бескрайним барханам, сидя на спине двугорбого верблюда с длинными, мохнатыми ресницами. И Наваль, зажав в руке рассыпчатый кус-кус, спешила к своему любимцу. А верблюд словно ждал ее. Издалека завидев смуглую хозяйку, лениво поворачивал горбоносую голову, и из-под прикрытых ресниц наблюдал за приближающейся Наваль. Девочка подходила и протягивала пухлую маленькую ладошку, на которой желтой горкой возвышался кус-кус. Обычно верблюды не едят такую пищу, но то ли из уважения к своей маленькой хозяйке, то ли чувствуя ее доброе сердце, верблюд разом слизывал мягкими влажными губами еду и в знак благодарности, шероховатым языком, проводил по ладошке. От восторга кровь маленькой арабки словно воспламенялась.

Наваль ловко залезала на мохнатую спину друга и устраивалась между двух горбов. Верблюд вздыхал, словно человек, приподнимался на задние ноги, и тогда Наваль крепко двумя руками обнимала шею друга. Затем он приподнимался на передние ноги, и Наваль, мерно покачиваясь на спине верблюда, как истинная бедуинка, уносилась в песчаные равнины, теряющиеся в знойной дали. Позади под жгучим солнцем оставались соломенные хижины, крохотные лачужки, невысокие домики и мечеть. С минарета доносился азан, а Наваль все дальше и дальше уплывала от родного городка на своем корабле пустыни, увязая в сыпучих дюнах, беспощадно обжигаемая солнцем и ветром.

Ее тянуло туда, где живут берберы-пустынники, жизнь которых протекала так же, как у их далеких обожженных солнцем предков, в пещерах, выдолбленных прямо в скалах. Наваль уже сравнялось семь лет. Но она еще ни разу не плакала.

Прошло еще два года. Сестренке Наваль было уже полтора. А сегодня, в день рождения Наваль, мать подарила ей еще и братика. У хижины с потрескавшимися дощатыми стенами, коробившимися от сухости и старости, на крыше которой свила гнездо птица марабу, прислонившись к стене, сидела Наваль. Тощая колючая пальма с пожелтевшими листьями не давала никакой тени. Накануне пальма сочилась белым, как сахар, молоком. Только раз в жизни пальма дает молоко, а после умирает. А вокруг песок, нескончаемый песок, ни кустика, ни травинки.

Огромный марабу, ставший уже почти членом семьи Наваль, стоял невдалеке от девочки. О чем-то задумавшись, сквозь прищуренный глаз он смотрел на Наваль. Иногда он ходил взад и вперед, слегка распустив сильные, черные крылья, будто проветривая их. Марабу полон гордости и самоуважения. Он чувствует себя властелином Африки и на зябликов, и голубей, пристроившихся на пожелтевших пальмовых ветках, смотрит с презрением и не считает за птиц.

- Марабуш! Мой добрый Марабуш! - говорит Наваль птице, приподнявшись, подходит к ней и обнимает за голую шею. - Я знаю, ты голоден! Тебе хочется кушать? Ну подожди еще немножечко.

А ждать марабу умел. Терпеливо, часами он мог стоять, зная, что может чем-то поживиться. Порой даже захаживал в хижину и прямо из рук Наваль хватал еду. Наваль никогда не обижалась на своего Марабуша.

От мыслей ее отвлек шум. Закария, отец Наваль, тащил блеющего, упирающегося ягненка. Сейчас его зарежут в честь рождения братика Наваль. И устроят праздник.

- И тебе перепадет,- обращается она к надменно-величавой птице и гладит ее по мягкому пушку на голове, хотя ей до слез жаль ягненка. Марабу щелкает клювом, выражая благодарность Наваль и, приоткрыв глаз, косится на ягненка.

Марабу напоминает Наваль ее отца. Он так похож на Марабуш. Длинная худая шея, и голова с кудрявым пушком. Раньше Марабуш мог долго странствовать, летать над изумрудно-зеленым морем, садится на сыпучие барханы, с лету ловить мелкую живность. Мало было таких птиц, которые могли с ним соперничать. А когда спокойный и невозмутимый Марабуш, важной величавой походкой прогуливался по прибрежному мягкому, как вата, и белому, как сахар, песку, равных ему не бывало!

Теперь Марабуш состарился, и в задумчивом его облике отражаются все удары его нелегкой судьбы. А в удлиненных как у арабов глазах, поселилась грусть! Наваль очень жаль Марабуш, он теперь не может, как в молодости, добывать себе еду. И Наваль, и Марабуш - оба ждут, когда зарежут ягненка. Марабуш полакомится внутренностями. А Наваль, облизывая пальчики, будет лакомиться своим любимым блюдом. Ягненка, приготовленного на костре в керамическом горшке и приправленного желтым шафраном, кориандром и кьюманом, готовят только по праздникам. Но когда обжигающий руки горшок разбивают и вытаскивают целого ягненка, пахнущего костром и дымом, все, глотая слюнки, желают приблизить час трапезы.

Закончился праздник. Наступили обычные серые дни. Отец Наваль каждое утро уходил на работу. Зафира занималась сыном. У маленькой арабки оставалось все меньше и меньше времени на прогулки по пустыне, и увидеться с Марабуш получалось не часто. Только так, глянет издалека на тоскующую птицу, и сердце девочки сжимается от жалости. А Наваль так хочется пообщаться с другом, так хочется убежать в пустыню! Ведь столько всего ей надо рассказать самой себе, Марабуш и Кеми, своему верблюду. Каждую ночь она просыпается в холодном поту. То ей снится, что она скачет по пустыне на спине своего любимого Кеми, а затем скатывается по его длинной шее. Оказавшись на горячем песке, она не может встать, и ее засыпают барханы. «Ма-ма-а-а!» - кричит во сне Наваль, и просыпается.

Но не всегда ей снятся такие сны. Порой дивные сны танцуют на ее ресницах. И видится ей, как она сидит на спине у Марабуш и держится руками за его голую гладкую шею. Утро. Солнце разлилось по поверхности изумрудно-зеленого моря. Мелкой рябью бьются волны о прибрежную гальку. Марабуш заскользил по воде, затем взмахнул могучими крыльями и взлетел в небесную синь. Она ощущает свист ветра в ушах, и видит краем глаза внизу застывшее море. У Наваль закружилась голова, и она прищурилась. Через щелки глаз она видела, что Марабуш взлетает все выше и выше к самому солнцу! Покружившись среди облаков, Марабуш полетел в сторону барханов. Помнится ей, как они летели над разрушенным Карфагеном, с высоты взирая на его руины, где на камне, в белых, расшитых золотом одеждах, сидела царица Элисс, и горько оплакивала родной город и погибшего мужа. Долго они летали. Наваль узнала что, полет в небе это ни с чем несравнимое ощущение, это сильнее пустыни! Сильнее всего!

Однажды маленькая арабка все же ушла в пустыню, чтобы остаться наедине со своим мыслям. Ведь она так давно не была там! И так давно не слышала, как поют барханы. Устремив взор своих красивых черных глаз на зыбкие пески, Наваль слушала их пение. Хотя один европейский ученый, оставшийся однажды у них в доме на ночлег, говорил, что это не песня, а трение песчинок друг о друга. И вытащив какие-то пузырьки с песком, показывал их отцу. Глупец был тот ученый! Он чуть не убил ее мечту! Она-то знает, что это поют духи пустыни. Дух погребенных городов играет на маленьких колокольчиках и от этой пени так сладостно становится на душе у Наваль.

Маленькая арабка никак не может подняться и уйти. Завороженная желтой бесконечной пустыней, всматривается Наваль в необозримую даль, в которой видит она караван мавров, груженный душистыми пряностями и благоухающими мускусом, лавандой и миррой. Ее словно засасывают барханы.

Вдруг караван пропал, словно его и не было, а над головой с ужасным воем пролетел самолет и на ее глазах врезался носом в песок туда, где недавно медленно шел караван. Огненным клубком взорвался самолет, разбрасывая горящие останки. Глаза Наваль застыли неподвижно. Онемевшие зрачки не реагировали ни на огненные вспышки, ни на части тел, разбросанные по пустыне. Спустя немного времени, она словно пробудилась от страшного сна. Медленно встала и побрела домой. Но никому не рассказала о видении.

Сколько раз она видела подобное и пыталась рассказать об этом матери.

- Мама, ты случайно не видела скачущее по пескам солнышко? Или танцующую на барханах луну?
- Многие видели! Только это не на самом деле. Это миражи! Миражи пустыни! - смеясь, говорила ей мать. И Наваль научилась молчать.

Однажды сестра Зафиры, Айше, заболела. Узнав об этом, Зафира плакала день и ночь. И тогда Закария, одолжив у друга три тысячи динаров, взял билеты на Кайруан, для себя, жены и для маленького сына. Девочек на несколько дней решили оставить на попечении родни.

- Только присматривайте за Наваль, она любит убегать в пустыню, а потом сочиняет всякие небылицы,- предостерегал отец.
Зафира, собирая сумку в дорогу, складывала вещи и нехитрые подарки для сестры и ее детей. Она и не слышала, как вошла Наваль, и продолжала укладывать вещи, напевая свою любимую песню «Хабиби, хабиби».

Когда Наваль окликнула ее, Зафира вздрогнула от неожиданности.
- У меня чуть сердце не разорвалось от страха! Ну, что ты за девочка-невидимка? Что за молчунья? И давно ты тут стоишь?
Наваль осторожно приблизилась к матери и остановилась, не подходя к ней. Глаза Наваль оставались неподвижны, а затем как-то странно задрожали, словно зрачки хотели выкатиться из глаз.
- Наваль, девочка моя, с тобой все в порядке?

Зафира медленно подошла к Наваль, опустилась на колени и, обняв крепко, сжала руками ее плечи.
- Мама, мамочка! Родная, останься дома! Не надо ехать в Кайруан! Не надо ехать в Кайруан! Я не отпущу тебя! Ты не должна туда ехать. Ни папа, ни брат!

Зафира встряхнула дочь, и по-прежнему держа ее за плечи, сердито смотрела на нее.
- Опять миражи? Опять тебе что-то привиделось?

Затем отпустила девочку и даже слегка оттолкнула ее. Приподнялась и зашептала:
- Не знаю, что мне с тобой делать? У всех дети как дети! Ты же.. ты… ты непонятно какая!

Она медленно ходила по комнате, оставив все другие дела. «Через пару-тройку лет девочку выдавать замуж, а кто ее возьмет, узнай они о чудачествах Наваль! Люди засмеют ведь! Что мне делать?» - думала Зафира.
- Ты не поедешь, мама?
Голос дочери вернул ее в себя.
- Поеду, Наваль! Поеду! Твои миражи, твои чудачества, твои разговоры с марабу и с верблюдом, до хорошего не доведут! - захлебываясь в гневе, выкрикнула Зафира. - Все в руках Всевышнего! Я поеду, а по приезду домой я тобой займусь. Пойдешь работать в апельсиновые рощи, как все остальные девочки. Когда до кровавых мозолей придется обрывать плоды, быстрее забудешь о своих миражах и о царице Элисс. Не будешь по ночам лазить на крышу, чтобы пожелать спокойной ночи Марабуш-Каракуш, которую ты так боготворишь, этой несчастной старой птице, поедающей падаль! По приезду домой сброшу ее с крыши, а ее гнездо разорю. Старый приживала!
- Мама, ты не поедешь в Кайруан?
Зафира выведенная из терпения очередным вопросом дочери, закричала что есть мочи:
- Я не могу-у-у! Закария-а-а!

На крик жены прибежал муж и встал между дочерью и женой.
- Что случилось?
Зафира прижимала руку к сердцу, по ее щекам текли ручьем слезы. Всхлипывая, она говорила:
- Опя-а-ать ее чудачества-а-а. Опять миражи-и-и! Я больше не могу-у-у!

Закария повернулся к дочери. Глаза Наваль не мигали, как и в прошлый раз. Затем они задрожали, и зрачки безостановочно заходили. Удивленный происходящим с дочерью, отец приблизился к ней, не отрывая своего взгляда от ее зрачков. Всполохи огня, клубы дыма и еще что-то непонятное, но ужасное увидел он в ее глазах. Отшатнувшись от Наваль, он прижал руку ко рту, открывшемуся в безмолвном крике. Чтобы успокоить себя, жену и Наваль, и чтобы исчезли эти огни в глазах дочери, он сказал:
- Мы не поедем, Наваль!
Девочка облегченно вздохнула, перевела дух, посмотрела благодарными глазами вначале на отца, затем на мать, и улыбнулась краешком рта. Затем на глазах у изумленных родителей неожиданно свела брови к переносью, собираясь заплакать. Зафира, забыв обо все на свете, заулюлюкала, как все арабские женщины при радости. О больной сестре, о своем плачущем маленьком сыне, о марабу, который щелкал клювом, словно хотел проглотить их хижину разом, обо всем, позабыла Зафира! Она присела перед дочерью и, всматриваясь в ее лицо, взяла за плечи.
- Наваль, Наваль! – прошептала она. Девочка опять свела брови, и даже растянула будто бы в плаче рот. «Она сейчас заплачет», думала растерявшаяся от радости мать. Отец стоял, боясь обмолвиться даже словом.

И вдруг из глаз Наваль брызнули ослепительно прозрачные слезы. Слезы искрились, переливались в лучах солнца и, излучая сияние, падали на пол. Падали на лицо самой Зафиры, застревали в ее хиджабе, и в хиджабе самой Наваль. Эти сверкающие, твердые как алмаз, слезы, изливались и изливались из глаз девочки. Все невыплаканные слезы, обжигая глаза и причиняя ей боль, изливались из глаз Наваль серебристым дождем.
И когда не осталось больше сил это терпеть, слезы прекратились. Счастливые отец и мать обнимали девочку, целовали ее. Наконец-то Наваль заплакала, слезы превратились в соль и, прорвав плотину, брызнули из глаз.
- Наконец-то чудо свершилось! - радостно кричали они. Не меньше радовалась и сам Наваль. То, что родители отменили поездку, было для нее самой лучшей наградой. А невыплаканные слезы она держала для них! От переживаний неожиданного счастья родители не заметили, как опустились сумерки, а вслед за ними густая прохладная ночь окутала их город. Они все еще зачарованно смотрели на дочь, когда за окном повис серп луны. Холодным сиянием озарило ночное светило их комнату. И только сейчас они заметили свет, исходящий от застывших капель слез, рассыпанных по полу их полутемной хижины, и только затем вспомнили о пропавших билетах на самолет...

Зафира осторожно на коленках подползла к сверкающей россыпи и, набирая пригоршнями затвердевшие слезы Наваль, сыпала себе на голову, на одежды Наваль, на протянутые ладони Закарии.

Еле пережили они эту ночь, а наутро, ни свет ни заря, отец побежал к местному ювелиру, удивленный и потрясенный сияющими слезами дочери. Напрасно пытался Закария разбить молотком слезинку Наваль. Напрасно пытался это сделать и ювелир.
- Это алмаз! Нет, это бриллиант! С 57-ми гранями. Даже шлифовать не надо! - восклицал восхищенный ювелир. И с подозрением посмотрел на бедно одетого Закария. Заметив это, Закария переступил с ноги на ногу.
- Это слеза Наваль.
- Что? Чья слеза? Что, это название новых алмазных копий? Кимберлитовой трубки? Что-то я о таком не слыхал!
- Нет, это слеза моей дочери, Наваль!

Ювелир удивленно воззрился на араба, и медленно приподнявшись через стеклянное ограждение, в упор посмотрел на Закарию. «Он - сумасшедший!» На лице ювелира отразилось сомнение. Но Закария все же был в своем уме. И ювелир, лукаво сощурив глаз, недоверчиво мотнул головой, и от этого движения его феска съехала на бок, прикрывая левую, крашеную хной, бровь.
- И много у вас таких слез?
- Много! Очень много! - Закария как-то странно раздвинул обе руки, а ювелир, не отрывая глаз, смотрел на него, боясь пропустить лишнее движение. Ему казалось, этот нищий человек сейчас покажет ему фокус и на его широких ладонях он и вправду увидит эти камни изумительной красоты.
- Много, говоришь?
- Да, много! Вот столько! - ответил Закария, снова раскрыв свои огромные натруженные ладони с сильными пальцами и въевшейся под ногти грязью.

Ювелир еще раз посмотрел на эти руки, руки сборщика фиников, и подумал: «Кто знает, ведь принес же он один алмаз!»
- Неси их, я все покупаю! - сказал он Закарии. И Закария, не успев толком попрощаться, бросился со всех ног домой, даже не слыша, о чем кричал продавец газет на рынке!

- Газеты! Свежие газеты! Самолет, летевший на Кайруан, упал в пустыне! Экипаж и пассажиры погибли! – изо всех сил кричал продавец.

Слезы маленькой арабки из Туниса, столько лет державшей их в себе, оказались целым сокровищем. Об этом узнали все горожане, да и весь Тунис был наслышан о маленькой Наваль. И во всем мире потом говорили о маленькой арабке с алмазными слезами. Об этом наперебой рассказывали по телевидению, писали на первых полосах газет, над этой загадкой колдовали многие ученые. Закария на вырученные деньги купил огромный дом, с настоящей ванной, с душем и теплой водой, где была кухня, обставленная мебелью.

Зафира устелила весь пол кайруанскими коврами, на них разложила парчовые подушки и зажила как жена падишаха. Толпы людей, словно паломники, приходили к их дому и просили за несколько динар показать им Наваль. Наваль с алмазными слезами. Весь Тунис гордился маленькой девочкой по имени Наваль.

Наваль также была счастлива. Радовалась она счастью своей горячо любимой матери и отца. Радовалась, что ее любимый верблюд, и ее друг Марабуш были рядом с ней. При переезде в новый дом они переехали с ними. «Иначе я останусь в хижине!» - заявила Наваль.

Она была счастлива кормить Кеми, расчесывать его шерсть, вытирать мокрой тряпкой нос, зеленый от травы. Со страхом в глазах смотрела, когда Кеми лениво пережевывал колючки, боясь, что он поранит себе язык или мягкие, как лепешки губы. А Марабуш ходил как генерал, только ему не хватало муаровой ленты с орденами, да блестящих генеральских эполетов. Он теперь ел только свежее мясо, а на падаль смотреть уже не мог.

Да, думал Марабуш, по молодости и у бойни можно полакомиться, и мусор не грех поклевать, и в пустыне перехватить остатки от шакалов, на то она молодость. А в старости особо не потягаешься с шакальем, с этими мерзкими тварями. И в мусоре не покопаешься, где тебя и ребенок может обидеть, ударить камнем по голове или запустить песком в глаза. Сытая, достойная жизнь в старости - это счастье, о котором он не смел и мечтать. Ради этого стоило жить!
Старый счастливый Марабуш вместе с Наваль вглядывается в пески пустыни, уходящие в бесконечную даль… «У-у-у-у-у…» – запели барханы, и Наваль, сладко улыбнувшись, прильнула к голой шее Марабуш

@темы: Рассказы